Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 53
– Здесь душно. – Горло спазмировано и весь этот смрад под кожей, давит на органы. До чувства тошноты. – Яр, поехали домой.
Обернулась. В ложу, где слетали короны.
– Илья! – мой рык и ужас от поволоки дурмана в его глазах.
И одновременно Яр сжимает подбородок Вадима пальцами, резким рывком поворачивая его лицо к себе, глядя на него в ярости и произнося неслышное, но четко читаемое по его губам, очень понятное, оттого и еще более пугающее: «внизу – на чеку, на верху – в оба. Руку протянешь, даже чтобы насладиться – сроднишься и тогда долго не протянешь. Приди в себя. Ты мне нужен. Ты. Мне. Нужен».
Вот поэтому. Вадим никогда не переступит черту, даже если я была бы настолько тварью, что утягивала бы его за эту черту. Человечности. Эта черта высечена в нас обоих, и мы убьем за это, парадокс, но да. Убьем. Потому что дело совсем не в том, что руки Яра, проведшего черту, могут обагриться, если заступим. Дело в том, что не успеют обагриться. Мы сами. Суисайд. Вадим. Я. Яр. Сразу же. Тотчас, когда дойдет до органа, руководящего бессмысленном в этом мире телом.
И взгляд Вадима осознанный, охуевший, что он так близко к заступу и упустил это, и тень поволоки резко сброшена, зло отринута, гневно раздавлена. Почти единовременно с возвращенной ему его короной, почти одновременно с еще одной короной, возвращаемой моим отчаянным от ужаса с яростью призывом «Илья!» старшему брату, тут же отрезвевшему и глядящему мне в глаза. И чтобы окончательно прийти в себя, сжал пальцы своей беременной жены, повторяющей слова популярной песни, которую вторят восемь тысяч в унисон с селебрити на сцене, раскачивающей зал, как ей и было приказано. Не нами. Теми, что заглушали слова ее глупого трека своим пением в унисон.
Сердцебиение в срыв и Яр, отстранив пальцы от Вадима с уже непроницаемым лицом, переплетает наши руки и тянет меня на выход из этого смрада.
Дорога домой. Он на заднем сидение головой на моих коленях. Головой, что в таких тисках боли, о которой даже те, что читают статьи о мигрени, никогда не смогут представить всю глубину, весь спектр ада, что проживает он сейчас. Мигрень. Ага. У всех бывает. Да. Не дай боже… А он проживает…
Уличное ненастье подходило к концу и его медленно отпускало. Но не настолько, чтобы долгий поцелуй на нашей постели перешел во что-то большее. Хотя, он, вроде бы, собирался. Я наврала, что не смогу из-за усталости. Сделал вид, что поверил. Вид, что не понял моего беспредельного ужаса от того, что не могла, при всех изрытых статьях, даже приблизительно не могла представить насколько ему хуево, и просто охуела, что он, помимо того что приехал в эти Садом и Гаморру, чтобы убедиться во мне, еще собирался заняться сексом, сделав скидку на то, что я окажусь настолько тупорылой, что не стану рыться о его проблеме, даже с учетом того, что все эти дни он меня отталкивал все больше...
Инопришеленец, одним словом.
– Яр?.. – тихо позвала я. Ровно так, что если спит, то не услышит, если нет, то отзовется.
Подождала пару секунд и аккуратно легла рядом с ним. Утыкаясь лбом в его плечо. Медленно, неслышно, максимально глубоко вдыхая его запах. Такой близкий, которого мне, оказывается, так сильно не хватало все эти жуткие дни. Недели. Годы. Пропитывалась его теплом. И едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, когда он, не открывая глаз, повернулся на бок, лицом ко мне и притянул к себе на грудь. Обнимая. Зарываясь лицом в мои волосы и мягко целуя.
Тесно, совершенно неудобно.
Но только телам.
Внутри так спокойно, как не было... Как никогда не было.
Правда, когда сознание отключилось и подкорка правила балом, я ему все-таки ебнула куда-то в грудак и очнулась от того, что меня так же, еще не успев проснуться, рефлекторно перехватили за волосы. А потом пожаловались, что мое тулово инопришеленскую корячку отлежало. Не найдя что бы такого съязвить в ответ, я ее еще и мстительно укусила, но не сильно, чтобы не прилетело ответочкой и мы с миром откатились друг от друга.
Когда он уснул, и на этот раз я была точно уверена, что уснул, то протянула руку и едва-едва касаясь, чтобы не потревожить чуткий сон, провела пальцами по его щеке, напитывая этим тепло внутри и понимая, что вот точно так же были обнаружены мои филлеры.
Точно таким же жестом.
Сделанным с ровно с той же целью.
Глава 8
Истомин в своем офисе. В одном из. Точнее в моем кабинете в офисе, где я еще числилась промоутором. Заехал ко мне и выгнав меня из моего кресла плюхнул бумаги на те, что я просила его просмотреть и вошел в свой инопришеленский режим.
И он за гранью сексуальности. Он ее воплощение, когда вот так…
Расставив локти за своим столом. Он всегда их расставляет. Он отодвигает все за свои пределы, когда жрет, когда работает…. Когда жрет-работает. Когда взгляд серо-зеленых глаз по стокам восьми своих проектов сразу. Когда он усваивает сразу и все. Иногда проговаривает вслух. Негромко, быстро, слова сливаются, отрывчато, непонятно… Потому что вдвоем в его кабинете, нет лишних, он полностью погружен…
Прошел месяц. Месяц неистового движа. Месяц того, когда я сказала, что запустила рекламную компанию финпирамиды, и, судя по результатам, она уже не нуждается в особо тщательной популяризации. И мне нужна собственная компания. Собственная, это значит без чьей-либо помощи. Только моя. И лезть туда не надо. В ответ: «хорошо», мой взрыв, долгая пикировка где меня нещадно троллили, но я не отставала и все-таки своего добилась – крышу у него сорвало от злости, меня жестко оттрахали и мы уже спокойно и по деловому переговорили и пришли к «общему» мнению, что, в принципе, он лезть не будет.
Он и не лез. Загвоздка была в другом. Ой, ну это все на хуй, сейчас опять злиться начну, а тут такая красота перед глазами. Красота, подписывающая бумаги, не поднимая взгляда на меня сидящую на диване у входа, спокойно приказала:
– Сними блейзер.
Усмехнулась и отвела плечи назад, чтобы ткань соскользнула.
Прикусывает губу, рассортировывая бумаги по столу. Ведет нижней губой и на коже след от зубов.
Поднимает на меня взгляд и в глазах опьянение полное, когда расстегиваю пуговицы строгой блузы, а под ним кружево, которое купил мне вчера.
Встает и неторопливо ко мне. Коленом упирается в сидение слева, рукой над моим плечом, пальцами второй стискивает подбородок. Размыкает улыбающиеся губы, уголки вверх а язык сокрующее медленно вперед по нижней губе.
Меня подбрасывает на сидении, резко подалась вперед и вверх, с жадностью по его языку губами. Зубами. Языком. И вбирая в себя. Целуя жестко с прикусом, а он смеется. Потому что обоим этого мало. Потому что алчность внутри только сильнее. Потому что еще жестче обхватываю крепкие плечи, его шею и рывком дергаю под себя. Усмехнулся, позволил, упал.
– Р-р-раунд... – Прикусывая его губу и седлая его бедра, уводя его кистями ему за голову, перекрестом складывая их и вжимая в подлокотник.
И нависая над ним, над хрипло рассмеявшимся Яром. Хрипло и торжествующе, и это аккордами полного экстаза в тонущий в горячих водах удовольствия разум.
– Раунд, так раунд. – Улыбается, приподнимая подбородок и жестко выстреливает рукой мне в горло.
Его губы в полуоскале-полуулыбке. Пальцы сжимают мое горло еще крепче и он ведет подбородком, когда в серо-зеленых глазах усиливается провал в кипящий, бурлящий ад, скрадываемый темными ресницами. Смотрит в мои глаза и видит как болезненность от его хвата безжалостно сжирается удовольствием, его просто ведет от этого подо мной. И накрывает, когда слышит стоном свое имя, после того как двинулась по его эрекции, проседая глубже, и наслаждение сжирает нутро, травит кровь и разум. Его ведет от моих от ногтей в его кисть, от того что ему физически больно, а ментально… он уже близок к оргазму от того, что видит в моих глазах, жадно пожирающих его. Почти кончает от такой силы к себе. Рядом. Близко. Которую душит. И неизвестно от чего больше.