Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 66

А потом приехал Истомин. Со своей братвой. И что-то как-то почти полностью отпустило. Особенно в машине, когда целовал руку, глядя на меня с таким выражением в глазах…

Если в целом говорить о самой свадьбе, то можно кратко: масштаб и пафос плюс стиль и вкус, равно смерть от оргазма внутреннему эстету. Эстеты помирали стадами. Я была собой очень довольна.

Первый раз у меня слезы покатились, когда поздравляла мать Ярослава Истомина. Когда микрофон держала сильная, гордая, серьезная женщина и говорила очень важные и очень нужные вещи. Говорила от сердца, глядя на нас. И в конце у нее покатились слезы и Яр тихо, едва слышно неровно выдохнул. Я сжала его пальцы, чувствуя, как снова дрожит все внутри.

Второй раз я расплакалась, когда поздравлял мой брат. Когда тоже говорил важное и нужное, когда… доверял младшую сестру человеку, которого он уважает. Это не было прямым текстом, это шло эхом в его словах, его глазах, в той атмосфере, снова породившей полную тишину в зале. В сильных пальцах Яра, спокойно сжимающих мои пальцы на его бедре под столом. Это было в ровном лице Яра, едва заметно поведшего головой в признательности, когда крепко пожимал руку моего брата.

И Хьюстон был достоинством и стилем в чистом виде. Поздравлял в своей манере – попиздеть он любит и умеет делать это смешно. Ползала лежало, короче.

Когда часть торжества пошла в более неформальном стиле, после свистоплясок селебрити и прочего, я уже нормально дышала и могла поесть, потому что платюшко намба ван, сменили на намба ту, и подошло время для танца, так сказать,  брачующихся, меня пробило. Прижималась лбом к его плечу в неярких блики софитов, впитывая негромкую музыку, в окружении клубов дыма касающихся ног, и чувствуя его руки, их тепло, вплетающееся в вены упоением, потому что я понимала, что выходила замуж за человека, стоящего до конца там, где другие дали бы осечку. Отстранилась, глядя на него, в серо-зеленые глаза, где была моя молитва во тьме былого, темени настоящего и неизвестности грядущего. Взглядом обещая, что с ним сейчас и до скончания дыхания. Сглотнул, на мгновение прикрыл глаза и слегка присев, осторожно подхватыватил и приподнял над собой. Кружит. И столько всего было в его приподнятых уголках губ, в выражении глаз, в моих слезах, и крепче сжатых пальцах на его плечах. Опустил и прижал к себе, прошептав на ухо с теплой иронией:

– Истомина, че ты слезами обливаешься? Сейчас они все подумают, что я тебя замуж насильно взял. Они меня знают, не смей подкреплять их подозрения. Это останется нашим с тобой секретиком. Жена ты мне или поросячий хер, в конце-то концов.

– Ты же не против ролевых игр, так что иногда я буду поросячьим хером, – ухмыльнувшись, хрюкнула ему на ухо.

– Притворись, что ты счастлива, сейчас мимо тебя эти вон с камерой пробегут. Все, можешь быть собой, молодец.

Мы снова сидели за столом, где я только собиралась наконец-то впервые за этот день пожрать нормально и сделать глоток вина, когда все пошло по пизде.

Вадим приблизился к Яру и склонился к его уху. Вспышка. Ярость. Черный давящий лед раздражения. В прикрытых глазах, в твердо сжатой челюсти.

– Я на десять минут, – не глядя, бросил мне и поднялся из-за стола.

Усмехнулась. Оценивающе посмотрела на беснующийся танцпол. Три глотка вина, холод в пальцах. Вроде, если вдоль стены идти, типа в туалет, то не особо внимания привлеку.

Спустилась на этаж. И мрачно усмехнулась – пошла движуха. Приближенные на телефонах, периодически проходят по коридору, из той стороны, где был кабинет Яра. Проходят и сразу в сторону выхода. Среди толпы гостей затеряться в общем-то не сложно было, с учетом контекста ситуации, стояла улыбаясь пиздела с ними, принимая поздравления.

Улучив момент, когда Артюхов с прижатым к уху телефоном жестом остановил направляющегося в сторону кабинета Еровинкина и они пошли на выход, пошла по коридору. Приглушенное освящение, музыка почти не доносилась, поворот за угол и здесь вообще тишина. Прижалась ухом к двери его кабинета, уговаривая сердце не колотиться и не заглушать, потому что и так херово слышно.

– …пока ничего. – Хлесткое раздражение и черный лед в голосе Яра. – Игорь, позвони Громову. Если что, я сообщу, но будьте готовы.

Отстранилась от двери и метнулась в сторону противоположную ее открытию, приседая и прижимаясь к стене спиной. Игорь красавчик – вышел и неплотно затворил за собой дверь. Щель небольшая, но есть. Сняв туфли, прокралась к двери обратно, предусмотрительно не глядя в щель.

– …двадцать минут назад, – произнес голос Вадима.

– Да мне срать, когда это случилось. Это случилось. Какого хуя, Шива? – щелчок зажигалки, стук стекла о дерево, и более ровное,  – ты выйти хочешь?

– Нет. – Твердо и немного с напряжением.

Повисла тишина.

– Сядь. – Голос Яра на протяжном выдохе. – Посмотри мне в глаза. – Пауза затягивается, а потом спокойно и немного устало, – Вадим, я спрашиваю тебя, ты хочешь выйти?

– Нет. – Негромко, но твердо. Так, когда решение принято давно и это звучит уже естественно. Как факт. – Это мой круг и я никуда из него не пойду.

Повисла тишина. Недолго. Шелест выдоха дыма. Плеск жидкости о стекло. Когда Яр вновь заговорил, интонация снова была прежней, той, искаженной его раздражением.

– Я тебе говорил что ситуация накаливается? Говорил или нет, – судя по краткой паузе, она отводилась под подтверждение, и жрец не подвел и кивнул. Потому что голос Яра напитался еще большим раздражением, – тогда какого хуя нет строгого надзора? У тебя в голове страусы ебутся, что ли? Ну, так ты с ними ебись у психиатра, хули ты у меня тогда тут делаешь. – Громкий стук стекла о столешницу, и уже менее раздраженно.  – Почему ты начал проседать тогда, когда вообще нельзя этого делать? У тебя одна задача – следить за этими пидорасами. Следить, Шива. Почему они закусились? Почему именно сегодня, именно сейчас? Ты понимаешь, что я должен сорвался с собственной свадьбы и поехать их разнимать? Ты понимаешь, что если Марвин сейчас прикажет ехать, я этих уебков разнимать не буду, я их всех жрать это заставлю, весь дуревой обвал, который они поделить не могут. Ты понимаешь, что этот админ Коню принадлежит и нам сталкиваться вообще не надо, особенно сейчас? Ты понимаешь, что наши не должны были напрямую Марвину сообщать? Даже если и правы, даже если их пидорасят не за что. Им нельзя было сообщать напрямую. Ты понимаешь, что ты, сука, мог бы сейчас ехать, а не я? Так какого хуя, Шива?

– Наши не сообщали Марвину, я уже хотел сказать тебе и собирался ехать, чтобы по тихому раскидаться с ними, – негромко ответил Вадим. –  Но Марвину и Дубу сообщил Конь. Кулаков сказал, что обвал намеренно, что все было согласованно, но они все равно обвалили и не отдают. Конь сообщил Марвину, что, якобы, согласования не было, а это значит, что это их транзит и если есть вопросы, мол, засылайте центума, будем разбираться.

Яр негромко хмыкнул. Звонок его мобильного.

– Марвин. – Негромко произнес Вадим.

– Отвечай.

Снова тишина. Потом голос Вадима:

– Через три часа джет во Внуково и...

Не договорил, потому что увидел меня, вставшую у двери и потянувшую ее на себя.

Яр сидел в кресле у стола, в пальцах тлела сигарета, Вадим, подавшись вперед и опираясь локтями о разведенные колени у его стола.

Я смотрела в глаза Истомина, сжав челюсть. Вадим молча поднялся и вышел. Закрыл за собой дверь, о которую я оперлась спиной.

Он смотрел в стол не моргая. Черты лица резкие, напитываемые яростью, взгляд наливается давящей тяжестью, от него снова фонило тем, что давило на инстинкты и предупреждало, что сейчас он чрезвычайно раздражен и очень опасен.

– Еще хоть один раз будешь подслушивать... – Зло глядя на потушенную сигарету начал он.

– О, извините, Ярослав Андреевич. – Очень серьезно перебила я и усмехнулась, исподлобья мрачно глядя на него.

Он скривил губы и, откинувшись в кресле, прищурено посмотрев на меня, безапелляционно произнес: