Самая старшая (СИ) - Белова Полина. Страница 33
А с первыми лучами солнца молодёжь с традиционной песней, славящей лето, группками расходится с площади по домам. Молодые звонкие голоса отдаляются от центра и разносят по улицам до самых окраин просыпающегося города прославления летнему свету и теплу, будят детей, которые тут же спешат найти свои подарки.
Самой странно, почему мне так хочется пойти на эти гулянья. Возможно потому, что надоело прятаться, а в такой огромной толпе магам меня точно не найти. Я хочу, хочу, хочу! Хочу ходить в хороводе, петь, гулять, и, вообще, хочу, наконец, выбраться за ворота…
На нас смотрели! Как же на нас смотрели! С любопытством, с восхищением, с завистью! И это при том, что площадь пестрела прекрасными одеждами, не только девушек, но и парней. У каждого платье было каким-нибудь образом щедро и с выдумкой украшено: вышивкой, кружевами, лентами, тесьмой.
Мне стало жаль, что я совсем не подумала в этом плане о Саше. Почему-то была уверена, что юноше будет достаточно новых штанов, ботинок и обычной, хоть и тоже новой, льняной белой рубахи. Хорошо, что сам Саша был несказанно рад и таким обновкам. Но я видела, как нарядно выглядят другие парни и досадовала, что не позаботилась о брате. Ничего… Исправлю это упущение в следующем году. И Саше праздничную одежду продумаю и Егору, которому уже исполнится четырнадцать, и он тоже пойдёт на гулянья.
А сегодня, едва солнце коснулось нижним краем горизонта, мы вышли за ворота вчетвером: я, Саша, Таня и Лиза. При чём, для Лизы это было первое гулянье, и девочка, буквально, трепетала от предвкушения и восторга. Наша компания влилась в ручеёк молодёжи, который бурлил и несся по улице Сорокиной, один из многих, таких же, стекающихся к центру города.
По улице мы с сёстрами бодро шли под ручки втроём, я – в центре, по бокам, не касаясь нас, со стороны Тани шёл Саша, а со стороны Лизы – Кузьма, старший сын лавочника.
Наш молодой сосед уже отделился от родителей. Он открыл свою лавку где-то в Приречье и успел заработать достаточно, чтобы начать строить там дом. Пока парень жил прямо в своей лавке, но регулярно наезжал домой, к матери - за пирогами, починить, постирать одежду, к отцу - по торговым вопросам. Какой Кузя весь такой-растакой хороший, Марфа Степановна все уши прожужжала, сначала мне, потом, видимо, получив коррективы от сына – Лизе.
Я немного нервничала, чем дальше, тем больше чувствуя, что соседи явно имеют матримониальные планы на мою слишком юную сестру. Кузьма на десять лет старше нашей девочки! Но пока дальше восхвалений сына Марфа Степановна не шла, а сам предполагаемый жених посматривал на Лизу издалека. Я тоже ничего не предпринимала.
Каково же было моё изумление, когда сегодня мы вышли за ворота и я увидела Кузьму. Нарядный лавочник уже ждал нас у калитки. Он на миг застыл, уставившись на Лизу, восхищённо выдохнул, и пристроился рядом с сестрой, молча и как-то слишком близко. Я беспокойно присмотрелась к Лизе по дороге. Ей явно льстило внимание взрослого парня, но вряд ли она сама серьёзно относилась к этому. Сестра почти не смотрела на Кузьму, восторженно и с любопытством оглядываясь вокруг.
- Она слишком мала для замужества, - не выдержала я и выдала Кузе своё беспокойство, улучив мгновение, за спиной у Лизы.
- Я понимаю и подожду. Как раз дом дострою. А пока присмотрю за ней, чтобы не увели моё сокровище, - так же быстро, украдкой от сестры, но решительно ответил мне молодой лавочник.
Ладно. Если подождёт… Возможно, Кузьма и неплохой вариант: дом, лавка, от свекрови на другом конце города… Но ждать ему долго. Лиза совсем дитя. Четырнадцать лет! Она и не сформировалась ещё до конца.
Другое дело – Таня. На два года старше сестры, она была совсем иной комплекции, чем мы с Лизой. Наша Танюша в свои шестнадцать уже выглядела, как взрослая девушка: и грудь, даже побольше моей, и попа такая… бразильская, я бы сказала. Мои волосы были рыжеватого оттенка, поэтично говоря, золотого, у Лизы косы - светло-русые, насыщенного пшеничного цвета. А вот Таня была, как она сама говорила, в отца – чернявая, кудрявая, брови соболиные, вразлёт. Из нас троих только она выглядела взрослой и казалась старшей. И только она была глубоко и болезненно влюблена. Предмет её сердечных мук, сын кузнеца Демьян, вместе со своим верным подпевалой и дружком Макаром, кстати, тоже шли на площадь на пять шагов позади нас. Левым боком я чувствовала, как напряжена Таня, видела, как усиленно она прислушивается к разговорам за нашими спинами, как разводит плечи так, будто ей жжёт между лопатками.
Вдруг, Макар запел на всю улицу:
«Полюбил я пампушку
Всем на кузне весело
Взял бы замуж Танюшку
Если б меньше весила»
Я чуть не споткнулась. У сестры на глазах появились слёзы.
- Девочки быстро отвечаем! Во весь голос, без стесненья на тот же мотив! – шепнула я.
Быстро и тихо, но очень чётко, я стала построчно подсказывать сёстрам, что поём. Не меня какому-то Макару, частушкам учить!
И мы завели в три голоса на всю улицу:
«Надоел сосед, невмочь!
Ходит, строит глазки.
Не могу ничем помочь,
Не дождётся ласки!
Зря Макар старается,
Злится, обзывается.
Зря гуляет у ворот
С мордою угрюмою.
От ворот - поворот!
Не о нём я думаю!»
Это было мощно. Парень разом превратился в глазах окружающих из высокомерного насмешника в отвергнутого поклонника. Все его нападки на Таню с этого момента воспринимались, как злобная недостойная месть. Тем более, сестра была, чудо, как хороша. И совсем она не толстая, просто фигуристая. После отповеди Макару, сестра вмиг приободрилась, повеселела, стрельнула глазками в сторону Демьяна.
Я, конечно, не понимаю: зачем Танюше такой жених, который позволяет какому-то дружку над ней издеваться, пусть и на словах. Но свои мозги девчонке не вставишь. Поэтому, просто попытаюсь переждать эту влюблённость. Время до восемнадцатилетия Танюшки у меня есть – целых два года.
А на площади… Там было весело! Звучала музыка. В одной стороне гармонь играла, в другой - бандура. Одна группа выплясывала, другая пела, а в третьей все смеялись выходкам или шуткам какого-нибудь развесёлого парня. Особенно популярны были шуточки на тему отношений парня и девушки, весьма нескромные о любви и сексе, а также, семейные, типа: «Чем отличаются жена и муха? Муха перестаёт зудеть, если её хлопнуть» и «Невестка, ты скотину покормила? Нет, мама, спит ваш сыночек». Я старалась всё успеть, всё разглядеть и послушать. Тащила сестёр за наши, переплетённые в локтях, руки от группки к группке, присматривалась, прислушивалась.
Вскоре, само собой получилось, что мы пристроились к игре в ручеёк. Таня встала в паре с Сашей, Лиза – с Кузьмой, а мою руку неожиданно ухватил знакомый извозчик, приятель Афанасия, я, к сожалению, так и не вспомнила его имя.
В какой момент и кто разбил нашу троицу на пары, я даже не сообразила. И, вообще, как это ни досадно, но очень быстро потеряла контроль над ситуацией и младшими. Поэтому, в первую минуту рассердилась, но уже в следующую увлеклась игрой и позабыла о своём раздражении.
Ручеёк медленно, но безостановочно, двигался куда-то вперёд по площади. Парни - слева, девушки - справа. Я заметила, что под сомкнутыми руками играющих первым всегда чуть согнувшись бежит юноша, и тащит за собой девушку, крепко удерживая её ладошку.
В прежней жизни, помню, когда мы детьми играли на школьном дворе, водящий выбирал себе кого-то, разбивая пару. Оставшийся свободным игрок становился водящим, бежал к началу ручейка, нырял под сомкнутые руки и двигался между игроками внутри колоны, выбирая кого-то в пару для себя. У нас водящим могли быть, как мальчики, так и девочки, без разницы. К моему удивлению, в местном ручейке прекрасный пол лишали права выбора. Водящие, разрывая пару, выбирали только девушек, а освободившийся парень бежал к началу колоны, чтобы сделать новый выбор. Таким образом, то, насколько часто выбирали девушку, говорило о её привлекательности для противоположного пола.