Под властью пугала - Каламата Мичо. Страница 17
Он снова сел, закурил и погрузился в размышления. «Как-то они встретят мое произведение? Поймут ли, каких мне стоило усилий из этой ничтожной жизни сделать блестящую биографию? Бандита я превратил в национального героя, стычки из-за добычи сделал настоящими битвами, побеги, которые он совершал всякий раз, оказавшись в пиковом положении, стали у меня гениальным стратегическим отступлением, я вывел его родословную из доисторических времен, записал ему в родню всех европейских королей. Чего еще нужно? Если они не дураки, то должны признать, что я создал настоящий шедевр. Да-да. Самые лучшие книги по истории написаны людьми, не имевшими о нем ни малейшего представления. И моя тоже войдет в этот разряд. Сколько же мне заплатят? Ну да это неважно. Гафур-бей сказал, что биография, как ключ, откроет передо мной все двери. Прежде всего пусть мне разрешат издавать газету. Все крупные политика с этого начинали свою карьеру. А вообще-то, если что-нибудь заплатят – тоже не плохо. Ага, кажется, открывают дверь…»
Он уставился на дверь: ему показалось, что за ней послышались шаги и голоса.
Дверь действительно отворилась, но появился не министр, а господин Кочо Котта. Он быстро прошел мимо, не глядя на ожидавших, которые повскакивали со стульев и стали кланяться, прижимая руку к сердцу. Дверь тут же захлопнулась, господин Вехби Лика не успел даже рассмотреть, есть ли кто-нибудь еще у министра, но – была не была – решил войти. Тихонько постучал и повернул ручку.
В кабинете было трое: министр – господин Джафер-бей Юпи, Муса Юка и Гафур-бей Колоньяри. Склонившись голова к голове, они рассматривали списки депутатов, которых предстояло избрать в учредительное собрание. Он расслышал слова Гафур-бея:
– …Я не говорю, что он нелоялен, но это такая дубина. Столько лет в депутатах, а мы еще ни разу не слышали, чтобы он выступал.
– А к чему нам болтовня, Гафур-бей, – возразил Муса Юка. – Насчет поговорить у нас есть господин Михаль Касо. А этот пусть молчит, лишь бы руку поднимал!
– Я тоже так думаю. Я согласен с господином Мусой, – сказал Джафер-бей. – По-моему…
В это мгновение министр вдруг заметил Вехби Лику и раздраженно крикнул:
– А тебе чего здесь надо?
Остальные тоже повернулись к нему.
– Извините, господин министр, но я… э-э… мне сказали… – смешался Вехби.
Гафур-бей прошептал что-то на ухо министру.
– А-а! – протянул Джафер-бей. – Ну ладно, ладно, господин Вехби. Подождите там. Вас позовут.
Вехби-эфенди вышел из кабинета смущенный и обиженный. Уселся опять на свой стул и нервно закурил. «И зачем я поторопился? Сам виноват. Ну почему я такой нетерпеливый? О ком это они говорили? Многие депутаты не выступают. Может, речь шла об Ахмет-бее Ресули? Он настоящая дубина. Или о Хюсни Тоске? Да, да, наверняка о нем. Хотя они все болваны и скоты. Людей образованных и достойных вроде меня депутатами не делают. Нет, таких держат впроголодь. В этой стране никто не делает карьеру благодаря уму и способностям. Отсюда и пошла поговорка: „Девяносто девять уловок, и один раз смелость“. Хотя сейчас и это устарело. Смелость уже ни к чему. Нужны лишь девяносто девять знакомств да подхалимство. Такие времена настали, что и свинью дядей назовешь…»
Из этих мрачных раздумий Вехби Лику вывел голос самого Гафур-бея, который, приоткрыв дверь, позвал:
– Прошу вас, Вехби-эфенди!
Журналист схватил с соседнего стула шляпу и, прижимая к себе портфель, лежавший у него на коленях, скользнул в кабинет министра.
Господа, видимо, уже покончили со своим делом, и на этот раз министр встретил его с улыбкой. Приподнимаясь, он протянул руку.
– Очень рад, господин Вехби, как самочувствие?
– Хорошо, спасибо.
– Рукопись принесли?
– Так точно!
– Вы знакомы с господином Мусой Юкой… Разрешите представить, Вехби Лика, журналист.
– Знаю, знаю, – проворчал Муса Юка, нехотя протягивая ладонь.
– Садитесь, Вехби-эфенди. Надеюсь, вы нас порадуете.
– Я старался, господин министр.
– Тогда начнем.
Вехби-эфенди сел напротив Гафур-бея и принялся вытаскивать папку из портфеля.
– Я сделал все, что мог, господин министр. Еле-еле собрал документы. Даже в Матьянский край ездил. Поговорил со стариками, нашел смельчаков, сражавшихся вместе с его превосходительством. Мне очень помог господин Абдуррахман Кроси, а что получилось – вам судить, ваша честь.
– Ну, читайте! – приказал министр.
Господин Вехби положил на стол отпечатанные на машинке листы бумаги и снова заговорил:
– Я начал с семьи. В первой главе рассказывается о родословной его величества.
– Ладно, послушаем, – сердито пробурчал Муса Юка.
Вехби-эфенди откашлялся и начал читать:
«Родословная его величества, нашего короля, теряется в туманной глубине веков. В монастырских хрониках средневековья упоминание о семье Зогу встречается уже в девятом веке, когда германский принц из рода Гогенцоллернов взял в жены албанскую принцессу из Матьянского принципата, называвшегося тогда Эмантия. Другие документы свидетельствуют о том, что знатный албанский род Зогу имеет кровные связи со всеми королевскими фамилиями Европы и что сам его величество является прямым потомком национального героя Албании Георгия Кастриота Скандербега. Но предоставим слово историческим документам!»
Вехби-эфенди прервал чтение и поднял голову, чтобы посмотреть, какое впечатление произвело на слушателей столь удачное начало. Господин министр, сняв очки, протирал их шелковым платком, Муса-эфенди сердито смотрел из-под нахмуренных бровей, а по сжатым губам Гафур-бея ничего нельзя было понять.
– Дальше!.. – приказал он, не поднимая головы.
«Как известно, – продолжал Вехби-эфенди, – в одиннадцатом веке начались крестовые походы. Европейские короли и принцы отправились в Иерусалим для освобождения гроба господня, захваченного турками. Среди них был и германский император Фридрих, по прозвищу Барбаросса, который со своим войском проходил через Албанию. Один из его племянников, по имени Курт, остановился со своей свитой в Матьянском крае, где правила знаменитая семья Зогу. Князь Курт женился на единственной дочери матьянского правителя и стал его законным наследником. То, что наш король – прямой потомок этого высокородного князя, подтверждают наряду с многочисленными документами, находящимися в архивах королевских дворов Европы, также названия некоторых деревень и гор в Матьянском крае: например, гора Аламана, то есть Германца, деревня Бургайет и др. Да и сама внешность нашего короля, светлые волосы, голубые глаза, высокий рост и атлетическое сложение говорят о том, что в нем сильна кровь германской расы, которая…»
Муса-эфенди не выдержал. Он прервал автора:
– Ты что это несешь? Хочешь сделать гяура из его величества! Tovbe estagferullah!
– Я только хотел доказать, Муса-эфенди, что его величество происходит из древнего рода, – робко возразил Вехби Лика.
– Ну уж нет! Мы не желаем, чтобы ты делал из него неверного!
– Муса-эфенди прав, – сказал министр, надевая очки.
– Как вам будет угодно, – ответил Вехби-эфенди несколько обиженно, достал карандаш и сделал пометки на полях. Он пропустил несколько страниц и стал читать дальше:
«История свидетельствует, что в XV веке одна из ветвей рода Зогу пришла с севера Албании и поселилась в Матьянском крае. Легенды рассказывают, что Мамина, сестра Скандербега, вышла замуж за владетеля крепости Бургайет, происходившего из рода Зогу. Таким образом, его величество наш король – прямой потомок национального героя…»
– Ну вот. Сейчас то, что надо! – перебил довольный Муса-эфенди. – Вот с этого и начинай, слышь? А то заморочил нас крестами да гяурами!
– Продолжайте! – приказал министр.
– «Его величество родился восьмого октября тысяча восемьсот девяносто пятого года в Бургайете. Великая радость охватила тогда албанцев. Три месяца подряд продолжался пир у Джемаль-паши, отца нашего короля; более тридцати тысяч мужей съехались со всех концов Албании, чтобы поздравить счастливого отца с замечательным подарком, коего удостоил его господь. Все предчувствовали, что из младенца, качавшегося в колыбели, вырастет не простой человек, а будущий вождь нации, гениальный король, который…»