Под властью пугала - Каламата Мичо. Страница 9

Нуредин-бей, дипломат, прошедший выучку при султанском дворе и дипломатических салонах Европы, по-кошачьи быстро вскочил, перебивая его:

– Вы угадали мою мысль, Гафур-бей! Браво! Вы сказали первый, значит, будете дольше жить. Да, господа, на таких условиях мы все согласимся!

– Я то же самое собирался сказать, – вмешался Фейзи-бей. – И я за монархию, господа. Монархия – наилучший строй, она нам подходит. Сама история это подтверждает. Наполеон, например, превратил республику в империю для того, чтобы…

– Титулы, которыми вы, ваше превосходительство, обладаете, недостаточны, – вдруг заговорил Джафер-бей, прерывая своего коллегу. – Вашей гениальности под стать лишь королевский титул. Позвольте мне первым поздравить вас и обратиться к вам со словами «Ваше величество»!

Все снова заговорили разом, каждый старался найти слова покрасивее, чтобы выразить свое восхищение «гениальным решением», которое принял в своей мудрости президент.

Наконец и он разомкнул уста:

– Господа! Благодарю вас за искреннее доверие, за поздравления, но разрешите напомнить, что ничего подобного у меня и в мыслях не было! Соглашаясь с пожеланием великих держав, и особенно Великобритании, относительно провозглашения монархии, я заботился только об интересах своей родины, ради которой готов пожертвовать всем.

– Ваше превосходительство, – сказал Нуредин-бей, – вам нет необходимости напоминать нам об этом, и все же мы настаиваем на нашем праве самим избрать будущего монарха. Им можете быть вы и только вы. Иначе мы ни за что не согласимся на изменение формы правления.

– Верно!

– Совершенно справедливо!

– Нуредин-бей дело говорит!

– Вы нас созвали на совет, и вот вам наш совет, ваше превосходительство.

– Решено, и дело с концом! – заключил господин Муса Юка.

– Пусть будет по-вашему! – решил президент.

Не успел он это сказать, как господин Кочо Котта подскочил к президенту, схватил его руку, поцеловал ее и воскликнул дрожащим от волнения голосом:

– Ваше величество! Как я рад обратиться к вам так! Греческая пословица гласит… Он протараторил что-то и тут же перевел: плохо, когда правят многие, должен быть лишь один правитель. Поэтому давайте поскорее провозгласим монархию, а спасителя нации – королем!

Сказав это, его милость так расчувствовался, что пришлось ему достать платок и высморкаться.

Остальные последовали примеру господина Котты: по очереди подходили к президенту, чтобы приложиться к его руке и высказать свои поздравления. Президент обнимал каждого и похлопывал по плечу.

– И почему вы нам сразу не сказали, ваше величество, да на черта нам эта республика? – воскликнул Фейзи-бей.

– Вот-вот, – вмешался Муса Юка, – был бы Зогу, а уж республика или монархия – нам все равно.

Обыкновенно мрачный, сейчас он был весел и доволен.

Один Абдуррахман Кроси опять не сказал ни слова. Он крепко обнял «сына» и, улыбаясь, снова уселся на свое место.

Гафур-бей тоже приложился к руке президента и обнял его, сияя улыбкой, а про себя подумал: высоко же взлетела эта матьянская ворона! Разбойник с гор, байрактар-неуч станет в один ряд с коронованными правителями Европы. Вот это да!

– А теперь за дело, – приказал президент.

– Нет, нет, ваше величество! – возразил Гафур-бей. – Перед тем, как начать, прикажите, чтобы принесли шампанского. За это надо поднять бокалы!

– Вот именно!

– Шампанского!

– Значит, вы мне не подчиняетесь, – сказал президент притворно-сердитым тоном. – Нехорошее начало для короля, вступающего на трон, – добавил он, встряхивая колокольчиком.

– Напротив, ваше величество, – сказал поднимаясь Нуредин-бей. – Короли выражают волю народа, и вы, ваше величество, правильно делаете, начиная с того, что выполняете пожелание своих подданных.

– Мы – народ, ваше величество, – заявил Фейзи-бей.

– Да, да, мы – народ, – повторил Джафер-бей.

– Vox populi, vox dei, – сказал Кочо Котта и тут же перевел: – Глас народа, глас божий.

После того как прозвенели бокалы с шампанским, которое, судя по всему, «его величество» приказал приготовить заранее – так быстро его принесли, – после того как снова и снова прозвучали поздравления и комплименты, которые у государственных мужей всегда были на кончике языка, они опять уселись вокруг большого стола, а президент, садясь во главе, произнес повелительным тоном:

– А сейчас, господа, давайте поговорим, какие меры необходимо принять. Два момента имеют особое значение: во-первых, вся процедура должна соответствовать конституционным нормам. Нельзя пренебрегать ни единым, даже самым незначительным и формальным, положением основного закона. Во-вторых, надо организовать дело так, чтобы предложение исходило от народа и было одобрено единогласно, понятно? Никаких случайностей. Особое внимание надо обратить на печать: не публиковать ни одной статьи без тщательнейшей проверки, не пропускать даже отдаленных намеков на то, что есть в Албании люди, не одобряющие провозглашения монархии. Затем надо будет решить все остальные вопросы: бюджет, пропаганда, необходимый церемониал и тому подобное.

Президент остановился, закуривая новую сигарету. Он много курил.

Воспользовавшись паузой, заговорил Гафур-бей. Ему не терпелось приняться за работу.

– Ясно, ваше превосходительство. Могу вас заверить, что все будет сделано exactement [15] по вашим указаниям. К печати будут приняты меры. А что касается зарубежной…

– Мы говорим только о нашей албанской печати, – перебил президент. – С иностранной печатью мы, конечно, ничего поделать не можем.

– А как быть, ваше превосходительство, с зарубежной албанской печатью, именно ее я имею в виду.

– Ее мы должны заставить замолчать, – добавил президент, поясняя свою мысль: – Из всех албанских газет какой-то вес имеет лишь «Диелы», издаваемая в Америке. Все остальные – чепуха, листки, которые никогда не попадают в руки серьезным политикам.

– Газету «Диелы» выпускает ваш противник, – заметил Джафер-бей. – Его последние статьи полны нападок на вас.

– И он должен замолчать, – сказал президент.

У Мусы-эфенди сверкнули глаза. Заметив, как он весь напрягся, президент успокоил его:

– Нет, в этом нет необходимости, Муса-эфенди.

– А что будем делать со вторым?

– С кем?

– С тем… бородатым…

– Ничего. Все знают, что он против меня, но серьезные политики не станут к нему прислушиваться.

– Он принялся стихи писать.

– Переводит Омара Хайяма.

– Пусть сочиняет, пусть переводит, – сказал президент, – он бессилен нам повредить. Поездка в Москву дискредитировала его в глазах общества, и мы смело можем обвинить его в большевизме.

– Верно, ваше превосходительство!

– По-моему, ваше превосходительство, – вмешался Нуредин-бей, – было бы хорошо сразу же после провозглашения монархии объявить амнистию всем политическим заключенным и эмигрантам. Это значительно поднимет наш престиж в глазах цивилизованного мира и покажет, что мы достаточно сильны, чтобы не бояться своих врагов.

– Все это так, – заметил Фейзи-бей, – но ведь они прибавят нам хлопот. Стоит им оказаться на свободе, как они тут же зашевелятся.

– Пусть лучше гниют в тюрьмах, – отрезал Муса Юка.

– А еще лучше бы – в земле, – выдавил из себя Абдуррахман Кроси, впервые открывая рот и показывая в ухмылке крупные нечищеные зубы. – Мертвецы не шевелятся.

– Я думаю все же, что мы больше выиграем, объявив амнистию, – настаивал Нуредин-бей.

– Я согласен с Нуредин-беем, – сказал Гафур-бей. – Они нам ничем не могут повредить.

– Да, – сказал Нуредин-бей. – Наши противники были опасны, когда представляли организованную силу. А отдельные амнистированные личности – это уже не организация. А раз так – нам нечего их бояться.

– Но они снова могут объединиться, – сказал Муса Юка.

– Мы не допустим, господин Муса, – ответил Нуредин-бей, – за этим проследит министерство внутренних дел. Каждый сам по себе пусть делает, что хочет, пусть занимается своими делами, если им угодно стоять в стороне, но объединяться – извините, мы не позволим. Сила наших врагов – в организации, и это надо иметь в виду.