Мир-о-творец (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 4

Шереметьев зашел следом и прикрыл дверь.

– Скажи мне, что это дурная шутка… – тихо произнесла Марфа.

– Увы, не могу, – развел тот руками. – Он просил передать письмо тебе. – добавил Шереметьев, протягивая кожаный тубус. – Вскрыть?

– Да, – глухо и как-то отрешенно ответила женщина.

Мужчина сноровисто сломал печать. Открыл крышку. Извлек свиток и протянул женщине. Со всем уважением, кстати. Он и раньше с ней вел себя, не позволяя никаких лишних вольностей, теперь же и подавно – как на камерном приеме у Царя.

Марфа сломала печать на свитке. Развернула письмо. И вчиталась:

«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Марфа Петровна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка…» – начинал свое послание Андрей, словами Сухова из «Белого солнца пустыни». Только имя сменив.

И далее он давал краткую сводку. Причем писал не на местном варианте русского языка, а на привычном для XXI века. Даже в графике той. Да еще и с массой сленговых слов, символических оборотов и прочих приемов, дабы случайный читатель не сумел разобраться в написанном.

Письмо вышло у Андрея емким, циничным и в известной степени едким. Но Марфа чем дальше его читала, тем больше улыбалась. Соскучилась она уже по мужу. Соскучилась…

– На словах он что-то просил передать? – отложив письмо спросила она.

– Перед отъездом мы долго беседовали. Без лишних ушей. Он расспрашивал о тебе, о детях, о делах. Много и детально.

– О детях?

– Да. Ему было интересно буквально все.

– Хм. И что он намерен делать?

– Не могу знать. Твой муж отказался от предложения Царя нашего. Но оно иначе и не могло выйти. С какой стати Император Царю станет прислуживать? Опоздали мы. Промедлили.

– Ты ведь не просто письмо мне завез лично. Мог бы и так передать. Говори.

– Не просто завез. – кивнул Шереметьев. – С Андреем Прохоровичем мы сговорились о том, что обручении дочери вашей и царева сына.

– Ты смерти ей хочешь?! – встав с диванчика выкрикнула Марфа.

Шереметьев отшатнулся.

Взгляд женщины в какие-то мгновения приобрел весьма бешеный характер, а в ее руке появился маленький пистолет. Колесцовый. Так-то шалость. Но на столь небольшой дистанции – угроза великая. Во всяком случае – дырку точно «прокрутит».

Эти маленькие пистолеты с колесцовым замком Андрею специальной партией изготовили где-то в Германии. И Марфа с тех пор довольно много и регулярно упражнялась в их использовании.

– Марфа Петровна… – тихо произнес Шереметьев отступив назад и примирительно подняв руки. – Царь наш предложил этот союз, и муж твой его одобрил.

Она с минуту смотрела на него немигающим взглядом. Потом убрала пистолет, спрятав его где-то в складках одежды. И упав обратно на диван, отрешенно уставилась в стену.

– Твоей дочери при дворе ничего не угрожает.

– Вот только не ври! Не ври! – фыркнула раздраженно она. – Ей ничего не угрожает… Конечно! Как и первому ребенку Царя. Как и ему самому, которого травили самым бессовестным образом. Как и его матери. Как и его отцу. А моя малышка совсем мала. Я не хочу отдавать ее в столь юном возрасте на верную смерть.

– Никто не говорит, что она должна переехать в Москву немедленно.

– А когда?

– Когда возраст, подходящий будет. Это ведь не венчание, а обручение. Желательно бы тебе явиться в Москву по хорошей погоде и все уладить. Лучше с малышкой. Но ежели ты опасаешься за ее здоровье в силу малолетства, то не беда. Твой муж предложил оформить обручение через заключения договора между правящими домами.

Марфа подняла на Шереметьева глаза, полные тоски и произнесла:

– А ведь как было хорошо… нет, не сидится ему. Все вперед рвется…

Глава 2

1559 год, 13 сентября, Константинополь

Андрей пригубил вина из бокала и внимательно посмотрел на стоящих перед ним иерархов церкви. Православной церкви. Тех самых, что не так давно, действуя по указке Султана, объявили его демоном. Не всех, конечно, но присутствующие точно все участвовали в этом мероприятии.

– Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, кто хочет сегодня поработать? – спросил молодой Палеолог на русском языке XXI века.

Никто, разумеется, ничего не понял.

Гости лишь переглянулись.

Император же усмехнулся и, переходя на местный греческий язык, продолжил:

– Можете начинать каяться. Вы ведь за этим пришли? Кстати, а почему так долго медлили? Чего ждали?

– Мы… хм… были достаточно далеко, – осторожно произнес патриарх Константинополя. – Просто не успели раньше приехать, хотя спешили как могли.

– Патриархи Александрии и Иерусалима еще в пути. Но в скором времени они прибудут в Константинополь дабы поклониться Василевсу.

– Императору, – поправил его Андрей. – Не забывайте, я принял титул Императора, а не Василевса. Это очень разные вещи.

– Тебя больше прельщает латинский титул?

– Отнюдь.

– Тогда почему?

– Прежде всего потому, что Василевс – это проклятый титул.

– Что?! – ахнул патриарх.

– Римская Империя была наказана за грехи великие. Трижды Всевышний давал ей по башке в надежде, что она одумается. Но тщетно. И чем дальше, тем хуже все становилось. И теперь все, что связано с поздней Империей – есть табу для любого, кто не хочет навлечь на себя то грозное проклятие. И во время коронации я собираюсь провозгласить о создании новой династии – Неологов.

– Но откуда тебе известно о проклятии?! – невольно воскликнул патриарх Антиохии, который прибыл вместе с константинопольским коллегой.

– Глупый вопрос, – смешливо усмехнулся Андрей.

– Извини, – буквально заткнув ему рот, произнес Иоасаф. – Но почему именно Император? Почему не Доминус?

– Я хочу вернуться к эпохе ранней Империи. Насколько это вообще возможно. Возродить Сенат и многие другие древние традиции, пусть и в современной обертке. Ведь все течет, все меняется и то, что применялось полторы тысячи лет назад, увы, в наши дни не применить в изначальном виде. Впрочем, мы отвлеклись. Вы же пришли каяться. Прошу. Я весь во внимании.

– Мы были вынуждены подчиниться Султану. – осторожно произнес главный иерарх Константинополя. – Ты ведь и сам знаешь, что предыдущего патриарха он казнил за ослушание.

– Насколько я знаю, вы не только выполнили приказ Султана, но и проявили инициативу. Особо рьяное рвение. Не так ли?

– Это наветы.

– Да неужели? Впрочем, вся эта история меня немало веселит. Вы ведь сейчас оправдываетесь перед человеком, которого сами же и признали демоном.

– Это была ошибка. Нас ввели в заблуждение лжесвидетели, которых мы уже покарали.

– Однако не отменили своего решения ни по мне, ни по Руси.

– Патриархи Пентархии для этого как раз и съезжаются сюда.

– Прямо все? Или даже епископ Рима?

– Он обещал прислать своих представителей.

– Передайте ему мое личное приглашение. И донесите мысль, что это единственный шанс выступить единым фронтом против еретиков. Упустит его – сам будет с ними разбираться. А получается, насколько я знаю, у него плохо. И из рук римской епархии продолжают уходить земли.

– Против каких еретиков? – переспросил патриарх Константинополя подозрительно прищурившись.

– Против этих всех течений протестантизма.

– А нужно ли нам с этим связываться?

– Нужно. – холодно и жестко произнес Андрей. – Они отринули важнейшую идею христианства, трансмутировав его в, по сути, форму сатанизма. Они выхолостили идею добрых дел, заявив, что для спасения достаточно одной лишь веры. От чего встали на путь превращения в чертей с глазами ангелов. Лицемерных и бесконечных опасных людей, для которых нет ничего святого… Вначале было слово, сказано нам в Священном писании. А дальше? Что было дальше? Правильно. Дело. Много дела. Сотворение мира. Посему истинное христианство – это не просто доброе слово, а очень быстрое дело. И слово лишенное дела – не более чем лицемерие и ничем не отличается от вульгарного пускания ветра, только с другого отверстия.