Македонский (СИ) - Гуров Валерий Александрович. Страница 11

— Ты говорил много, над чем я должен был думать?

— Я говорю про твой путь, — шепотом сказал старик, оглядываясь на телохранителей.

Вот реально задрал, я наигранно поднял брови — будет задание и будет разговор, а по воздуху я разговаривать не люблю. Мы шли по широкому коридору к залу, где обычно проводил свои совещания Александр. Я смутно припоминал дорогу, вчера мы уже «шли» здесь после затянувшегося пира.

— Для начала, я поговорю с полководцами и приму арабов, — все же сказал я. — Потом поговорим об остальном, лады?

— Что ж, — брови старика сделались домиком. — Решение имеет право быть, я бы даже назвал его взвешенным и достойным повелителя.

По пути к залу совета я был взят в плотное кольцо телохранителями, но все же ухищрялся рассматривать убранство места, в котором оказался. Аристотель в своих речах не раз называл здание дворцом, вот теперь появилась реальная возможность убедиться, что это действительно так. Коридоры наверху и близко не имели ничего общего с подземными ходами, где царила сырость, на стенах проглядывался мох, а в большинстве случаев не было освещения. Над землей все отличалось убранством, изысканностью и дороговизной. Никто не жалел денег на яркое освещение, а среди коридоров дворца в местах докуда не доходили прямые солнечные лучи было светлее чем днем на улице. Повсюду стояли статуи из кости, камня и металлов, в основном позолоченные, если не целиком золотые. Статуи изображали сказочных животных и людей, застывших по задумке скульптора в самых разнообразных позах. Я обратил внимание, что на головах статуй одеты венки из свежих роз. На людях, запечатленных на статуях, практически не было одежды. Одновременно встречались поделки из дерева, в основном резьба, но такой красоты, что мимо них не провести взгляд. Голый камень стен украшался драгоценными камнями, где-то фресками, картинами, свитками с различными надписями. Македонский не жалел сил и средств, чтобы украсить дворец и сделал из него произведение искусства мирового масштаба. Я в отличии от телохранителей и тем более Аристотеля то и дело оглядывался, рассматривал красивые фигурки и необычные камни, призывая на помощь систему, когда хотел узнать более подробную информацию. Остальным подобный уклад казался настолько обыденным, что глаз их оставался замыленным, а все вокруг примелькалось.

Через несколько минут мы подошли к залу совета. Пердикка открыл дверь, первым зашел внутрь. Как ни крути, но в одном Аристотель прав на все сто. Если Александр Македонский окружил себя столь внушительной личной охраной из древнегреческих быков, не отступавшей от него ни на шаг и следовавшей за царем по пятам, куда бы он ни двинулся, чтобы не задумал, резонно предположить, что царю есть чего опасаться, а значит у него много врагов. В таком случае не удивительно, что среди ближайших сторонников Александра могли оказаться люди двуличные, готовые предать. Но я уже решил, что с такими особями у меня будет короткий разговор — ксифос я взял для того, чтобы перерезать предателям глотки.

С этими мыслями я вошел в просторный зал. Посредине зала стоял стол, накрытый так, будто вместо собрания у нас намечался очередной пир. Горы тарелок, блюда, чаши вина. За столом сидели полководцы, рожи многих из них я припоминал по вчерашней пирушке и сейчас с трудом, но все же узнавал их в лицо, без подсказок системы. Полководцы при моем виде поспешно вставали со своих мест, почтительно кланялись, но не в пол, а больше для вида.

Двое телохранителей остановились у дверей, ведущих в зал. Лисимах и Пердикка последовали к столу и замерли у места, предназначенного для Македонского, куда я и последовал. Я заметил, что как минимум двое из моих называнных соратников все еще пьяны и не отошли от ночной попойки.

Я присел за скамью, взвалил ноги на стол и показал коротким жестом, что военачальники могут усаживаться — в ногах правды нет. Те сразу расселись по своим местам, немного сбитые с толку моим поведением, но через минуту большая часть вояк вернулись к прерванной трапезе. Я с минуту сидел молча, собирался с мыслями, а потом ударил кулаком по столу.

— Жрать перестали!

От удара посуда поподскакивала над столешницей. Полководцы принялись переглядываться друг с дружкой, но есть перестали.

— Что не так-то? — спросил Антипатр, пяляся на меня так, будто я спятил.

— Ты сюда пожрать пришел? — я кивнул на явства, раставленные на столе. — Лисимах, уноси, никаких посиделок на совете. И все, кто не протрезвел — подняли жопы и валим на хер, для вас совета не будет.

Рожи у моих полководцев вытянулись, они удивленно наблюдали за тем, как мои телохранители уносят со стола еду. Я прокашлялся и сложил руки на стол.

— Я не понятно сказал? Пьяненькие — уходим.

Двое подвыпивших и пошатывающихся соратников Македонского, с трудом поднялись и под взгляды остальных вышли из зала вон.

— Начнем совет? — улыбнулся я.

— О чем будем говорить, Александр? — спросил один из полководцев, он откусил большой кусок хорошо прожаренного мяса до того как телохранители унесли еду, а теперь изо всих старался мясо пережевать.

Кассандр

Старший сын диадоха Антипатра.

Будущий царь Македонии

Предан отцом, передавшим регенство Полиперхону.

Я с трудом припомнил, что вчера мы общались с ним на пиру. Кассандр на вид был совсем молодым человеком, не больше двадцати пяти лет. Возможно, моложавости ему придавала выбритое начисто лицо, на котором еще не было ни одной морщины. Впрочем, глядя на огромные бицепсы офицера и многочисленные шрамы, у меня не поворачивался язык назвать его пацаном. Крепкий сукин сын, с таким не стоит связываться без особой на то надобности. Я взглянул на Аристотеля. Старик поймал мой взгляд, а потом и прилетевшее от меня сообщение в личку:

«Старый, что у нас на повестки дня?».

— Если Александр соизволит прислушаться к старику, я скажу с чего следует начинать, — самодовольно заявил он, прочитав сообщение.

— Прислушаться? — переспросил Кассандр, на лице его появилось раздражение. Он даже перестал жевать свой кусок, сплюнул недожеванное мясо на пол. — Немного ли на себя берет тот, кого на совете быть не должно и давно ли наш царь Александр вернул тебе милость, Аристотель?

— При всем к тебе уважении, сын Антипатра…

Я не дал разгореться спору и снова съездил кулаком по столу.

— Ты прожевал, Кассандр? — спросил я.

— Угу, — кивнул полководец.

— Тогда заткнись. А я буду решать, кто будет говорить, а кто будет молчать, — процедил я.

Полководцы в который уже раз за сегодняшнее утро недоуменно переглянулись. Я просто обязан дать знать своим соратникам, кто хозяин в доме, фундамент которого начал раскачиваться. Стоит зевнуть, как из рук тут же заберут власть. Вот только кто из них враг, а кто друг? Ну ничего, батя вернулся.

От взгляда не ушло, что молодой и горячий Кассандр потянулся к мечу после моих слов, по крайней мере сделал странное движение в сторону рукояти клинка, но его остановил сидящий рядом Антипатр. Он положил руку на ногу Кассандру, крепко сжал его колено. Нравы здесь суровые, поэтому любая мелочь, любое неосторожно брошенное слово могли привести к кровопролитию. На этот раз обошлось, но Кассандр по цвету напоминал вареного рака, настолько был возмущен молодой человек. Еще чуть-чуть и он бы сорвался.

— Прошу прощения, за своего сына, Александр, такого больше не повториться, вино ударило в его голову… — Антипатр, все еще держа руку на колене Кассандра, впившись пальцами в его плоть.

— Спасибо, — учтиво кивнул Аристотель.

Я промолчал, хотя уже хотел выпереть умника с совета, а заодно убрал руку со взятого у телохранителей ксифоса. Слова молодого офицера о том, что Аристотель в немилости у Македонского, кстати, насторожили. Интересно почему и с чего бы вдруг. Зарыт ли топор войны сейчас? И можно ли доверять Кассандру, которого в отличии от Аристотеля, я толком не знал.