Бей или беги - Янг Саманта. Страница 12
– Не все мужчины мерзавцы. Я это знаю. Но те, которые мерзавцы, в свою очередь, подразделяются на несколько подкатегорий. И хотя вы, несомненно, мерзавец, но из другой подкатегории, нежели они, – я махнула рукой в сторону мужчин, пристававших ко мне. – Вы все-таки получше. А это значит, что я готова смириться с вашим обществом, если это позволит мне спокойно съесть среднепрожаренный филе-миньон, вместо того чтобы давиться жестким куском неизвестно чего, что они присылают в номера под видом стейка.
– Довольно откровенно, – он снова отхлебнул виски.
– Итак, чем вы занимаетесь, Калеб?
Он поднял бровь:
– Светская беседа?
– А вам больше нравится слушать оскорбления? Я могу продолжить.
Его губы снова дернулись от еле сдерживаемого смеха, но он снова подавил свою реакцию. Хм-м-м. Твердый орешек.
– Я финансовый директор подразделения «Кото» [16] в Великобритании.
Вот это да. Шокированная этой информацией, я решила уточнить:
– Мы говорим об известной автомобильной компании?
– О ней, – он свысока посмотрел на меня и самодовольно ухмыльнулся. – Что, не ожидали?
– Честно говоря, нет. И вы занимаете там такую высокую должность! Я слышала, что «Кото» уже составляет серьезную конкуренцию известным техническим гигантам.
В глазах Калеба загорелся жесткий огонек:
– Мы их почти сделали. И планируем обогнать.
– В таком случае вы, должно быть, любите считать.
– Я умею считать.
Это был не совсем тот ответ, которого я ожидала, поэтому я хотела перефразировать вопрос, но он опередил меня:
– А чем вы зарабатываете на жизнь? Личный консультант по покупкам?
Я не повелась на его насмешливый тон:
– Почти угадали. Дизайнер интерьеров.
– В таком случае вы либо действительно хороший профессионал, либо содержанка.
Моя выдержка тут же улетела в форточку. С чего я взяла, что он из другой подкатегории, чем те мерзавцы в костюмах? Наивная.
– Потому что летела первым классом? – я вложила в эту фразу весь свой яд.
– Да, – он даже глазом не моргнул, – а еще дизайнерские туфли, бриллиантовые побрякушки…
– Вы угадали, разумеется, я содержанка. Причем у меня не один благодетель, которого я развожу на деньги, а целых три! Три папика! Вот повезло-то, да?
Калеб закатил глаза:
– Вы обижаетесь на любую фразу.
– Потому что все ваши фразы обидные.
– Ах, вот вы где, – внезапно у нашей кабинки появилась Эмили, глядя на Калеба несколько обеспокоенно. – Вы пересели за другой столик.
– Да, – он протянул руку, чтобы взять тарелку, на которой, как я заметила, тоже лежал филе-миньон.
– Приятного аппетита. Не нужно ли еще чего, сэр?
– Нет, – он немедленно приступил к еде, как всегда, без всякого «спасибо».
Я взглянула на Эмили, и она ответила мне грустной улыбкой:
– Я сейчас принесу ваш заказ.
– Большое вам спасибо.
Она ушла, а я посмотрела на Калеба со смесью неприязни и вожделения. Неприязни к нему и вожделения к филе-миньону.
Мой желудок громко заурчал, и я поспешно допила шампанское. Калеб поднял глаза от тарелки и весело посмотрел на меня. Это выражение шло ему в пять миллионов раз больше, чем высокомерная мина.
– Вы голодны?
– Умираю от голода. Вкусно?
– Да, – он ухмыльнулся и, дразня меня, отправил в рот большой кусок.
К счастью, Эмили пришла с моим ужином прежде, чем я успела выхватить у него стейк.
– Боже, спасибо вам! – я практически вырвала тарелку у нее из рук.
Она рассмеялась:
– На здоровье! Принести вам чего-нибудь еще?
– Шампанского, пожалуйста, – я постучала вилкой по боку моего пустого бокала.
– Может, желаете целую бутылку?
Что ж, если мне предстоит провести этот вечер в компании противного шотландца, то, наверно, желаю.
– Да, будьте так добры, – я улыбнулась ей и немедленно приступила к еде.
Я отрезала кусок сочного филе, набрала на вилку нежнейшее пюре, подхватила ею отрезанный кусок мяса, обмакнула все это в соус и отправила в рот.
От удовольствия я закрыла глаза и застонала, наслаждаясь божественный вкусом… Когда я проглотила и открыла глаза, чтобы отрезать следующий кусок, то вместо тарелки натолкнулась на взгляд Калеба.
Он как зачарованный смотрел на меня с полной вилкой, застывшей на полпути ко рту. Его лицо было напряжено, а черты искажены желанием, превратившим лед в его глазах в голубое пламя. У меня перехватило дыхание.
– Что? – прошептала я.
Он прищурился:
– Вы всегда едите так, как будто испытываете оргазм, или это шоу только для меня?
У меня загорелись щеки:
– Простите?
– В самолете кофе. Теперь стейк…
На моих щеках можно было жарить яичницу. Неужели я вела себя непристойно?
– Я… Я просто люблю кофе. И стейк.
То, что случилось дальше, поразило меня больше, чем его предположение, что я испытываю одинаковые эмоции от еды и от секса.
Калеб Скотт улыбнулся.
И это была не злобная ухмылка и не высокомерная усмешка. А теплая, веселая улыбка, которая вызвала в моей груди легкий трепет.
– Ты, конечно, уникальна, детка.
Я хотела найти в нем что-то хорошее, чтобы как-то оправдать свое физическое влечение, но это внезапное стеснение в груди и чувство, что не могу дышать (впервые такие симптомы проявились, когда я поняла, что влюбилась в Ника), обескуражили меня.
Точнее, напугали.
Подумать только, один нормальный поступок – и я уже готова забыть все те гадости, которые он наговорил и сделал мне сегодня. Я нахмурилась и наклонилась к тарелке:
– Не называйте меня деткой.
Он не ответил, и мы продолжили ужинать в тишине. Когда мы закончили, появилась Эмили, чтобы забрать у нас тарелки и предложить карту десертов.
– Спасибо, – сказала я ей, передавая пустую тарелку.
Я надеялась, что Калеб подхватит эстафету вежливости, но нет, он был верен себе – Эмили ушла, не дождавшись от него слов благодарности.
– Почему? – я сделала большой глоток шампанского.
– Что почему? – он смотрел непонимающе.
– Почему вы никогда не говорите «спасибо» и «пожалуйста»?
– Еще много лет назад я заметил, что подчиненные быстрее слушаются, когда я не употребляю слов типа «спасибо» и «пожалуйста», а просто ожидаю, что они сделают свою работу. Это психология.
– Во-первых, это в любом случае нехорошо. Во-вторых, ладно, это все-таки ваши подчиненные и вам виднее там, в офисе. Но сейчас вы не в офисе. Люди проявляют к вам доброту, а вы их даже не благодарите.
– Они не проявляют ко мне доброту, они делают свою работу.
– Если так, то вы будете правы, если вам попадется невнимательная официантка или нерадивый бортпроводник. Не за что благодарить людей, которые плохо делают свою работу. Но сегодня все, кто нам попадался, делали свою работу хорошо. И выразить им свою признательность – просто вопрос воспитания.
– Почему вас так на этом заклинило?
– Элементарная вежливость. Я из личного опыта знаю, когда несколько недель, а то и месяцев работаешь над каким-то проектом, какое это восхитительное чувство, если клиенты тебя потом благодарят. И как ужасно себя чувствуешь, если они не говорят ни слова. Причем ты прекрасно знаешь, что дом им очень понравился, потому что они позвали глянцевый журнал поснимать свой новый интерьер и выставили кучу фоток на страницах в соцсетях, чтобы похвастаться. Но ты так и не услышала от них ни «спасибо», ни хотя бы «молодец». Ты как привидение: они знают, что когда-то ты тут была, оставила свои следы, но они забыли о твоем существовании раньше, чем ты закрыла за собой дверь. Это некрасиво. И пусть работа бортпроводников не такая значимая, как украшение чьего-то дома или руководство финансовыми потоками крупной автомобильной компании, но они заботятся о людях. Кто-то боится летать, кто-то еле живой от усталости, у кого-то недавно случилось большое горе – и они изо всех сил стараются сделать так, чтобы хотя бы этот полет был для людей комфортным. Чтобы они не страдали от плохого обслуживания. Вот и Эмили. Принесла нам еду, улыбалась… А ведь мы даже не знаем, что у нее на душе, какой у нее был день. Не обижали ли ее те хамоватые парни за столиком… Возможно, для вас «спасибо» и «пожалуйста» ничего не значат. Но я абсолютно уверена в том, что каждое мое «спасибо» – в том числе выражающееся в двадцатипроцентных чаевых – дает Эмили силы работать дальше, и в том числе обслуживать неприятных клиентов, которым плевать на то, что она уже сутки на ногах, бегая на своих десятисантиметровых каблуках, потому что так требует босс.