Небесная танцовщица и капитан (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 17

– Спасибо.

Элли взяла стопку и села в кресло под уютным светильником. Но приступить к чтению не успела.

Черная фигура в дальнем углу пошевелилась, отложила журнал, встала и направилась к Элли.

Доктор Гризвольд! Кажется, он собирается завести с ней беседу. Вот досада!

Гризвольд подошел к Элли.

– Позволите составить вам компанию? – спросил он вежливо и, не дожидаясь ответа, занял кресло напротив. А затем уставился на Элли совиными глазами.

– Слышал, вы интересуетесь психологией големов? – спросил он. – Странный интерес.

Его взгляд нервировал. Как и сам доктор Гризвольд. От него сильно пахло йодом. Кроме того, Элли обнаружила, что у доктора во рту стоит искусственная челюсть, и он неприятно ей пощелкивает и издаёт чмокающий звук после каждого предложения.

– Ничего странного. Големы в трюме произвели на меня впечатление, вот я решила узнать о них побольше. И про Химераса заодно почитать, раз уж про него так много болтали, – Элли открыла журнал и показательно уткнулась в страницу.

– Вы и так много знаете о големах. И об артифисах, – не отставал доктор. – Я внимательно слушал ваши объяснения. Вы из тех, кто защищает их права?

– У моей тети Дженни артифис-камердинер. Отличный малый, – ответила Элли неприязненно.

– Из какой он партии? Из последней, самых совершенных артифисов?

– Нет, из первой.

– Любопытно, – заметил доктор. – Почти все артифисы из первой партии были солдатами. О камердинерах не слышал.

Да что ему надо, этому Гризвольду! Вот трубка клистирная! Пристал как банный лист.

– Где вы получили образование, госпожа Селеста? В каком пансионе?

Элли лихорадочно шевелила мозгами.

– Святой Урсулы, – сказала она, вспомнив рекламу в столичной газете.

– Одно время я пользовал воспитанниц этого пансиона. Вас среди них не видел.

– У меня отменное здоровье, – нашлась Элли. – Я ни разу не прибегала к услугам врача. И пробыла там недолго. Моя семья решила дать мне домашнее воспитание.

– Понятно.

Доктор достал пенсне, протер стекла несвежим платком и водрузил на нос. А после принялся изучать Элли столь бесцеремонно, что та не выдержала.

– Простите, мне надо в каюту.

Захватив журналы, она сбежала.

Ужин прошел тихо. Капитана за столом не было, и Элли поняла, что ей не хватает его присутствия.

Ей было любопытно изучать этот интересный человеческий экземпляр. Наблюдать за его бесстрастным лицом и представлять его смеющимся, растерянным, обиженным и разгневанным. Пока он показывал не больше эмоций, чем голем. И в голове у него, должно быть, тоже все устроено на манер механизма для чтения перфокарт. Тут ноль, там единица. Да – Нет. Инструкции – хорошо. Отклонение от инструкций – плохо.

После ужина вялые и уставшие пассажиры разбрелись по каютам. Элли тоже решила отправиться на боковую.

Но ложиться спать так рано ей было непривычно. В полночь в кабаре веселье только начиналось, а для Элли наступало время тяжелой, но восхитительной работы на сцене.

Она ворочалась на узкой койке, потом зажгла ночник и читала журналы. За окном плыла желтая луна. Мерно рокотали винты, но если прислушаться, можно было различить шепот океана.

Часы показали два, но сна не было ни в одном глазу. Элли закрыла журнал и стала размышлять.

Как устроится ее жизнь за океаном? Она получит паспорт, новое место работы. Будет преподавать танцы в школе, и никто не поморщится в ее сторону брезгливо, узнав, что она была создана в механических мастерских.

У нее будут друзья, ученики. И, как знать – вдруг в один прекрасный день она встретит хорошего мужчину, человека или артифиса, захочет связать с ним судьбу и у нее будет настоящая семья!

Элли вздохнула. Вряд ли все сложится настолько радужно. Узколобых и тупоумных полно везде – и по эту сторону океана, и по ту.

Но ничего! Она справится. Главное, получить свободу. Получить ключ, который даст ей независимость от хозяина, даст ее сердцу биться без страха зависеть от чужой прихоти.

Элли приложила руку к груди. Пока все хорошо. Завода хватит еще на пару недель. Она успеет добраться до заокеанского мастера, который изготовит дубликат ключа.

Иногда Лазарус, желая ее наказать, тянул, не заводил механизм вовремя. И тогда Элли чувствовала, как замедляется ход ее шестеренок, как алхимические жидкости в ее теле текут все ленивее. И вместе с этим исчезало все, что составляло смысл ее жизни.

Уходила радость. Уходило любопытство и умение видеть прекрасное. Ее охватывало тупое равнодушие. Она чувствовала себя гаснущей свечой, увядающим цветком, стрекозой, которой оборвали крылья и оставили замерзать на осеннем ветру. Немели руки и ноги, холодела кожа. Все вокруг становилось серым и тусклым. Она теряла связь с миром, превращалась в ничто.

Лазарус тянул до последнего, а потом доставал тонкий ключ на цепочке и вставлял его в крошечное отверстие между ее лопаток, делал несколько поворотов и Элли оживала. Но страх угасания долго не отступал: еще долго после наказания она ходила вялой и подавленной, словно очнувшейся от страшного сна.

И сейчас при воспоминаниях о тягостных часах Элли подскочила в кровати. Ей хотелось движения, общения. Хотелось почувствовать себя живой. Стены каюты вдруг стали давить на нее, а воздух оказался спертым и душным.

Элли не любила замкнутых пространств и не привыкла к одиночеству. Последние три года она всегда была в толпе, среди людей. Весело было после представлений болтать с другими танцовщицами и официантками, делиться с ними сплетнями, шутить, высмеивать пьяных клиентов!

Теперь, в тишине каюты, ей стало ужасно одиноко и страшно.

Элли оделась и отправилась в салон.

Но в салоне было пусто, огни не горели. Элли отодвинула раму окна и долго стояла, наблюдая за голубоватой лунной дорожкой на волнах далеко внизу. В салон ворвался холодный ветер, но Элли радовалась ему. Он крепко пах солью и водорослями, и нес аромат свободы и далекого, еще неизведанного счастья.

Элли очень хотелось поговорить с кем-нибудь. Но не станешь же делиться своими сомнениями и восторгами с зевающим матросом, который встретился ей в коридоре, отправляясь на ночную вахту!

Матрос поинтересовался у нее, все ли в порядке, а когда Элли объяснила, что вышла прогуляться, равнодушно кивнул и ушел по своим делам.

Тетя Дженни спит и видит десятый сон. К Крису в каюту тоже не отправишься – известно, как он истолкует ее ночной визит.

Спит ли сейчас капитан Ларсен? Или он несет вахту? Стоит в командной гондоле, смотрит на темный океан, и тоже мечтает?

Элли вышла в коридор и побрела без цели.

Спустилась на техническую палубу. Где-то далеко хохотали и разговаривали дежурные механики, негромко бормотало радио.

Лампы были притушены, поэтому коридоры казались бесконечными. Кое-где в глубине открытых отсеков вспыхивали красным и зеленым огоньки машин, тихо гудели провода, и внутренности «Горгоны» казались фантастическим, таинственным царством.

Элли дошла до двери в трюмы. Хорошо бы спустится туда и побродить в темноте! Можно добраться до отсека, где везут големов, и поговорить с ними. Отвечать они, конечно, не станут, но выслушают внимательно. Какое-никакое общество!

Но пассажирам вход в трюмы без сопровождения был заказан.

Вздохнув, Элли собралась идти обратно.

Однако в этот миг дверь беззвучно отворилась и оттуда вышла странная фигура. Инстинктивно Элли отступила в тень за высокий ящик, утыканный лампочками.

Человек был одет в длинный прорезиненый плащ с капюшоном, какие носят матросы в непогоду. Капюшон был опущен, скрывая лицо.

Человек повел себя странно. Он встал, огляделся, прислушался. А потом пригнулся и нырнул за второй технический шкаф – спрятался.

Через несколько секунд послышались шаги. В отсек вошли два матроса и подошли к двери в трюм.

Первый достал ключ, ткнул в скважину и выругался.