Яйцо глака. Антология - Джейкобс Харви. Страница 20

Отшельник по натуре, он не считал, что ему будет более одиноко на той планете, чем на этой.

Он и согласился на приглашение в значительной степени потому, что в чужом мире он окажется совершенно один. Это давало бы ему возможность закончить свой монументальный проект — историю Солнечной системы, большую работу, из-за которой он так не любил тратить время на исполнение минимальных обязанностей в обществе. Зарплата тоже была весомым фактором — она в два раза превышала его профессорский оклад, что давало ему возможность, скопив значительную сумму, достаточно молодым уйти в отставку. Как приятно представлять себе жизнь ученого без всяких студентов!

Ради этой цели он готов был примириться со всеми трудностями.

Но сейчас, при виде страдальческого лица Карна, профессор Гзанн понял, что не должен огорчать единственное существо, которое по некой непонятной причине любило его, Нарли. Поэтому он сказал именно то, что должно было порадовать это существо:

— Хорошо, Карн, я буду завтра вечером у Парзилов.

На этой вечеринке, как и на всех предыдущих, было смертельно скучно. Пришлось слишком много есть. Только мысль о том, что он надолго расстается со всеми, кто сейчас рядом с ним, сделала его пребывание в гостях сносным. Кстати, неплохо было и как следует наесться. Ведь на Земле вряд ли будет приличная пища, и ему придется приспосабливаться к чужой еде.

— Я просто уверена, что вы полюбите Землю, профессор Гзанн, — изливала свои чувства стюардесса межпланетного лайнера.

— Я тоже в этом уверен, — солгал профессор.

Стюардесса слишком часто улыбалась ему, преувеличивая свою профессиональную сердечность. В этой настойчивости ему чудилось упрятанное отвращение. Конечно, нельзя было порицать ее за попытку скрыть антипатию к чужеземному созданию. Трудно предположить, что земляне способны на такие усилия ради маскировки своих чувств. Ему-то больше всего хотелось остаться в одиночестве, чтобы спокойно предаться медитации. Он планировал заниматься этим большую часть своего путешествия.

— Вы чрезвычайно хорошо говорите по-английски, — сказал стюардесса.

Нарли посмотрел на нее.

— Мне говорили, что у меня неплохие способности, поэтому меня и выбрали для обмена профессорами. Похоже, это было разумное решение, верно?

Она слегка покраснела. Профессор догадался, что стюардесса смутилась.

— Это не имеет отношения к вашим способностям, профессор. Просто вы… Ну… Вы не похожи на профессора!

— В самом деле? — спросил он ледяным тоном. — И на кого же я похож?

Она покраснела еще больше.

— О… я… я точно не знаю. Просто… ну… — И она убежала.

Нарли не смог справиться с желанием вытянуть усик вперед, чтобы услышать ее тихую беседу со вторым пилотом. Ведь так редко представляется шанс узнать, что окружающие говорят у вас за спиной.

— Но как я могла ему сказать, что он похож на игрушечного медвежонка?

— А он, возможно, даже не знает, что такое игрушечный медвежонок.

«Может быть, и не знаю, — обиженно подумал Нарли, — но мог бы себе представить».

Каким-то образом земляне ухитрились узнать, какие блюда он любит, и непрерывно его кормили. К тому моменту, когда корабль приземлился, профессор значительно прибавил в весе.

«Ну ладно, — подумал он, — наверное, все это входит в дипломатическое обслуживание. На Земле придется есть грубую местную пищу, и я снова похудею».

Паррингтон, президент Северной Америки, сам приехал на летное поле встречать Нарли, первого профессора по межпланетному обмену учеными.

— Добро пожаловать на нашу планету, профессор Гзанн! — сказал президент с теплой дипломатической приветливостью и после некоторого колебания пожал верхнюю руку Нарли. — Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ваше пребывание здесь было приятным и надолго вам запомнилось.

«Хорошо бы вы начали с климата», — подумал Нарли. Глупо было не подумать, как жарко ему будет на Земле. Надев тесный костюм землян поверх своего меха, чтобы не сильно отличаться от местных жителей, Нарли жестоко страдал от зноя. Конечно, справедливости ради надо признать, что костюм не был бы ему так тесен, если бы он поменьше ел на борту межпланетного лайнера.

Паррингтон указал на стоявшую рядом с ним женщину.

— Позвольте представить вам мою жену.

— Ох-х-х! — вздохнула жена президента. — Он очень мил!

Президент и Нарли в оцепенении уставились на нее. После минутного смущения она широко улыбнулась Нарли и фоторепортерам.

— Добро пожаловать на Землю, дорогой профессор Гзанн! — воскликнула она и, наклонившись, поцеловала Нарли точно в пушистый лоб.

На Сатурне не целуются. Нарли достаточно много читал о Земле, чтобы знать, что европейцы иногда выказывают уважение таким своеобразным способом. Но ведь здесь Америка, а не Европа!

— Сегодня я устраиваю в вашу честь коктейль, — лучезарно улыбалась жена президента, разглаживая подол своего платья в цветочек. — Жду вас ровно в пять. Вы ведь придете, дорогой?

— С радостью, — уныло пообещал Нарли. Нелегко было изобразить радость по поводу первого приглашения сразу же после приземления.

— Я постараюсь подать все, что вы любите, — продолжала она возбужденно. — Но если вы хотите чего-нибудь особенного, то скажите мне. Хорошо?

— Я на диете, — ответил Нарли. Надо выдержать. Вероятно, пища окажется омерзительной, поэтому будет нетрудно справиться с аппетитом. — Желудочное расстройство, знаете ли… Стакан минеральной воды «Виши» и печенья будет…

Он остановился, потому что заметил, что в глазах миссис Паррингтон блеснули слезы.

— Разболелся животик? Бедный малышка!

— Глэдис! — резко оборвал ее президент.

На коктейле у миссис Паррингтон подавали орешки фрисмил, вилбар и даже слипнис бруугс. Все импортное, за бешеные деньги. Нарли понимал, что прием устроен за счет правительства, а для правительства деньги ничего не значат, потому что они поступают от налогоплательщиков. Некоторая местная еда оказалась удивительно вкусной, например, паштет из гусиной печенки, шампанское и маленькие пирожки с разнообразными начинками. Нарли испугался, что станет таким же, как злуугл. Стараясь не видеть своего отражения в зеркале, висящем на стене, он думал, что впереди его ждут постные дни.

Кроме того, что он мог сделать, если все вокруг старались чем-нибудь его угостить?

— Попробуйте, профессор Гзанн!

— Обязательно попробуйте это, профессор!

(Разве эти люди не видят, как тесен ему его новый костюм?)

Все толпились вокруг него. Женщины ворковали, мужчины поглаживали, а Нарли — ел. Ему хотелось поскорее избавиться от этой чрезмерной дипломатической любезности и оказаться перед естественной враждебностью студенческой аудитории.

Запахи мела, чернил, гнилых яблочных огрызков в земной классной комнате так напоминали аудитории Сатурна, что Нарли немедленно почувствовал себя дома. Он знал, что его внешность не понравится студентам. Для молодежи естественна враждебность ко всему чуждому, незнакомому. Они станут презирать его и глумиться над ним, а он, в свою очередь, будет задавать им длинные, запутанные домашние задания и устраивать такие трудные экзамены, что они обязательно их провалят…

Нарли вперевалку подошел к своему столу, у которого были подпилены ножки, чтобы он стал удобен существу невысокого роста, тогда как Нарли уже представлял себя победно сражающимся с мебелью обычных земных размеров.

Было так жарко, влажно и непереносимо, как он себе и представлял. Слегка задыхаясь, он деликатно постучал указкой.

— Студенты, внимание!

Тут должна была начаться насмешливая болтовня… Но в аудитории царило молчание, неожиданно нарушенное громким шепотом:

— О-о-о! Он такая прелесть!

А затем последовало:

— Ш-шш! Не смущай малышку!

Нарли надулся.

— Я — ваш новый профессор по изучению Сатурна. Сатурн, как вы, возможно, знаете, главная планета. Она гораздо больше и важнее Земли — планеты второстепенной.

Студенты стали послушно конспектировать лекцию. Они тщательно фиксировали все, что он им говорил. Даже его кашель изобразили в фонетической транскрипции. Время от времени студенты прерывали Нарли хорошо продуманными вопросами по существу дела и так вежливо, что ему не оставалось ничего другого, как так же по существу им отвечать.