Шорох Дланы (СИ) - Горбова Полина. Страница 6

Голографик показал лицо лысого усатого старичка.

— Теодор, ты решил уравнения?

Мира слушала разговор, прислонившись к дверному косяку. Отец шаркал по комнате от окна до кровати и обратно.

— У меня все готово, — ответил он.

— Можем бросить до парсека?

— Не надо рваться. Начнем с одного светового.

— Энергии хватит и на большее. Ты знаешь, я пересчитал кое-что и понял…

Даль подошел и закрыл дверь.

Как всегда, подумала Мира, будто научная заумь — табу для непосвященных.

До боли выгнув шею, Мира прислонилась ухом к двери и слушала дальше.

— Ты о чем? — сказал Даль, уходя вглубь комнаты. — Сколько объяснять? Пятое измерение не свернуто внутри континуума, а континуум вкручен в пятое!

Собеседника не слышно.

— Господи, Костя, ты два плюс два сложить-то хоть сможешь? Через метрический тензор Римана, конечно. Мне тебя из соски кормить что ли?

Костя бубнил что-то в ответ.

— Делай, что хочешь! Но чтоб через четыре года преобразователь был! Это крайний срок! О снабжении я позабочусь!

Через неделю Миру приняли телепортатором в компанию «Две стороны». Она вернулась поздно вечером с радостной вестью, но дома никого не оказалось. Шкафы открыты, вещи разбросаны. Мира подобрала несколько оборванных по краям листов бумаги с расчетами — Теодор Даль всегда считал на бумаге — и среди них нашла короткую записку: «Улетел на Луну. Не жди. Квартира — твоя. Живи, как хочешь».

Взметнув занавески, веет влажной прохладой. Кожа покрывается мурашками. Мира обхватывает и трет плечи. Из звуков вокруг — только ранний птичий щебет с улицы. Она подходит к окну и прислоняется к раме. Из маленькой квартиры налево открывается вид на бескрайний Атлантический океан и далекие плавучие молниевые конденсаторы, обеспечивающие острова энергией, направо — панорама просыпающегося города.

— Пожалуйста, прекрати ко мне приходить, — говорит Мира отцу из снов. С утра голос звучит с хрипотцой. — Я не скучаю! Ты всегда был несправедлив! Я тебя ненавижу! Ненавижу, слышишь?

Никто не слышит.

Но становится легче.

Издалека приходит звук — долгий хлопок, за ним — ударная волна. Мира думает, что это забивают сваи на соседнем острове, скоро там возведут новый город.

Шлепая босыми ногами по плитке, Мира идет в ванную. В душевой автоматически включается нейтральная вода. Оживляющая жидкость вымывает из головы сегодняшний кошмар, как и все предыдущие.

Щелчком выключается вода. На мутной стенке душевой кабины мигает табличка «суточная норма». Выругавшись, Мира тянется за полотенцем, чтобы стереть остатки мыла и замечает: капли ползут по руке вверх. Она встряхивается, и вода, оторвавшись от кожи множеством бусин, повисает в невесомости. Вокруг шарики отрываются от пола, стен, парят в воздухе, соединяясь, разлетаясь, отражая и искажая пространство.

Время замедляется. Предметы удаляются по мере приближения. Тело будто подхватывают волны, качает взад-вперед, сначала корпус, затем голову. Твердая поверхность исчезает из-под ног. Мира парит в воздухе среди множества зеркальных сфер. Звуки затихают, углубляются. Контрастность цветов нарастает. Пальцы касаются больших мерцающих капель. И в этот момент оглушает пронзительный звон. Мира инстинктивно зажимает ладонями уши и больно ударяется о мокрый пол душевой кабины.

За четыре года не научилась контролировать переходы. Как же это на тебя похоже, Мира, думает она, валяясь в луже.

Умный дом возвещает томным женским голосом:

— Пора на работу.

— Знаю! — огрызается Мира. — Сгинь!

Через полчаса она стоит в коридоре в ожидании лифта, облокотившись о стену и поглядывая на стрелочку. Когда створки разъезжаются, приходится втискиваться в плотно набитую кабинку — минус жизни на маленьком перенаселенном острове. Но континенты теперь — заповедники, научные стационары и агроландшафты, туда нельзя.

Под потолком красное табло показывает 8:03. Моргает. 32 °C. За три часа температура подскочила на пятнадцать градусов. Стоящий рядом толстый мужчина постоянно оттягивает воротничок рубашки.

— Душновато сегодня, — замечает он. — Может, клим-кон барахлит.

Аномальной жары не было уже сто с лишним лет, со времен изобретения климат-конструктора. После последней экологической катастрофы, страшной засухи, продлившейся двадцать лет подряд и унесшей жизни почти миллиарда людей, человечество научилось контролировать фотосинтез и управлять климатом и погодой в любой точке планеты.

Матильда рассказывала, как работает система кислородной фермы: огромные резервуары, связанные в мировую сеть, — жидкие солнечные панели, два миллиона квадратных километров фотосинтетически активной поверхности каждая, заполнены цианобактериями, которые секвестрируют углерод из атмосферы и осаждают в форме известняка. Метаболическая активность водорослей контролируется химическим путем. Влияя на распределение температур по земной поверхности, можно контролировать и другие параметры: давление, ветры, испарение. Больше нет неопределенности, где нужен дождь — там пойдет дождь. Где хочется солнца — будет ясно. Стабильное комфортное будущее.

Но сегодня чересчур жарко. Воздух колыхается как при пожаре. Над океаном произвольно собираются облака. Под козырьком остановки Мира обмахивается кепкой. Ноги в джинсах накаляются. По шее стекает пот и мочит ворот белой футболки. Люди причитают.

Подлетевший грави-бас набит плотнее, чем лифт. Чтобы залезть, приходится вдавить массу тел. Кому-то далеко внутри наступают на ногу, тут же вспыхивает скандал. Двери сдвигаются со скрипом. Работает кондиционер, но воздух не охлаждается. Пассажиры интенсивно дышат.

Мира прилипает лбом к стеклу и смотрит на проносящиеся мимо фасады, прикрытые голографической красочной рекламой, стараясь забыть, что вокруг куча озлобленных людей, объединенных ненавистью друг к другу, к сегодняшнему утру, к завтрашнему дню и ко всему на свете.

Автобус минует изваяние Пьера, широкоплечего, горбоносого и кудрявого, держащего в вытянутой руке флюгер, и влетает на фешенебельный Первый Западный проспект. Через пару минут Мира выходит с чувством великого облегчения и спускается на гравитационной платформе на землю.

Через дорогу в облака упирается зеркальный зиккурат, по форме напоминающий ракету. Над широкой входной дверью белые буквы складываются в название — «ТелепорТранспортная компания — Две стороны».

Впервые она попала сюда три года назад, откликнувшись на вакансию в сети. Ее вместе с другими новобранцами провели по цепочке лабораторий, где проводили тесты, беседы, сканирование, делали подозрительные уколы, брали анализы и, наконец, закончили испытаниями на трансгрессоре.

Через пару дней их собрали в актовом зале за круглым столом для вводного инструктажа. Неспешным шагом зашел мужчина лет тридцати, этакий хлыщ, разодетый в стиле Вилли Вонка [1], и представился:

— Уолтер Флоренс, старший телепортатор. Я ваш куратор.

Без вычурной одежды Уолтера трудно выделить из толпы, настолько он внешне непримечательный: сухой, с темно-каштановыми волосами, острым подбородком и полупрозрачными светло-карими глазами слегка навыкате. Он расстегнул фиолетовый пиджак и сел во главе стола, положив ногу на ногу.

— Вы теперь официально телепортаторы, лица компании, — сказал он. — Но знаете ли вы, кто такие телепортаторы?

— Ребята со сверхспособностями, — заметил сосед Миры.

— Сверхспособности — это чудо. А чудеса — это загадки для науки. Справедливо заметить, что консенсуса относительно природы телепортаторов до сих пор нет, но последние исследования говорят, что мы с вами — компьютрониумы.

— Что это значит? — спросила Мира.

— Компьютрониум — это живая программируемая компьютерная модель.

— То есть мы не люди? Мы — компьютеры?

— Человек — это вопрос самоопределения…

— А с биологической точки зрения?

— Серединка на половинку.

Мира подозревала нечто подобное, поэтому в минуту, когда у всех случилась короткая истерика, на нее снизошло спокойствие.