Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 52

– Белого кота? – хрипло откликнулся Киллиан. А память услужливо подбросила ему совсем иной образ: окровавленная коровья шкура с вываленными глазами колышется, свисая с перил.

– Престарелого колдуна, который предпочитает доживать свой век в кошачьем обличии, – ответил Айвор, и на его губах появился намёк на улыбку. – Вообще должен заметить, что везуч ты до неприличия. Как правило, ночные гости Полынной улицы менее дружелюбны. Но не далее как вчера им пришлось сплотиться, дабы отловить двух чересчур кровожадных чужаков. Сегодня в полночь преступников должны казнить. Самые нетерпеливые уже собрались у места казни, иные же, более мелкие и простые, пока ещё под впечатлением от вчерашней охоты. «Чужаки пожирали сыновей Миля, – думают они. – А ведь сыновья Миля – наши соседи, почти что родичи!». Потому-то и тебя, человечью кровь, и не тронули.

Айвор отвернулся, и давящая темнота рассеялась; теперь в комнате снова царил уютный полумрак. С кухни тянуло слабым запахом глинтвейна, копчёной дичи, пирога с яблоками и анисом. Поленья в камине едва слышно шипели и потрескивали, точно озябшие язычки пламени пытались забиться в щели рассохшейся древесины для ночлега.

– Я видел там коровью шкуру, – произнёс Киллиан невпопад, чувствуя странное оцепенение; с опозданием накатило осознание того, что он был в шаге от гибели – даже вернее, чем тогда, в башне с Мирху, стражем проклятого клада. – Сначала думал, что это просто шкура… А потом она потянулась ко мне.

– О, – выгнул брови Айвор – и наконец-то улыбнулся по-настоящему. – Значит, их не всех поймали, этих «эль куэро»… Впрочем, забудь – я сообщу, кому следует. Лучше расскажи, почему ты не вернулся домой сразу, а пошёл за советом к Морин. Я тоже мог бы определить по локону, болен ли Уильям или отравлен.

«Потому что боялся, что ты снова надорвёшься и уснёшь на неделю!» – едва не ляпнул Киллиан, но вовремя прикусил язык.

Компаньон вряд ли оценил бы такое проявление нежных чувств.

– Да так. Соскучился по Морин. Решил навестить, заодно и разузнать кое-что. Проклятья ведь по её части.

– Хорошо выкрутился, – едва слышно произнёс Айвор, усмехнувшись в потолок. И добавил уже громче: – Что ж, рассуждения хорошие. Но в другой раз, наивный мой мальчик, оставь мне колдовство и встречи с народом Холмов. Надеюсь, что хотя бы день ты потратил разумнее, чем вечер. Что удалось разузнать по делу Этайнин?

Прозвучал вопрос вполне невинно. Киллиан украдкой перевёл дыхание: буря миновала.

Отчего-то признаваться самому себе, что он переволновался за несносного фейри и нынче даже порадовался взбучке, было немножко стыдно.

– Мистер Далтон – человек сложного характера. С мнением домочадцев не считается вовсе. Самодур и деспот, но любит казаться рачительным, хоть и строгим хозяином. – Правильные слова удалось подобрать не сразу – изрядно мешали собственные неприятные впечатления. – Вряд ли женился по любви. По крайней мере, первая его супруга, Франческа, родила только одного ребёнка, Уильяма. Вероятно, любовниц у Далтона было предостаточно, но одну, некую мисс Келли, он выделял особенно. Даже приводил её домой, когда жена ещё была жива.

– Каков негодяй, – ровным голосом откликнулся Айвор, но в глазах у него промелькнули злые, колючие искорки. – Ты сказал – «когда была жива». Значит, потом она умерла?

– Да, от затяжной болезни, – кивнул Киллиан, припоминая рассказ служанки. – Симптомы, к слову, тогда были почти такие же, как теперь. Я видел фотографию Франчески Далтон, вероятно, уже не совсем здоровой. Так вот, Уильям сейчас похож на мать, точно отражение.

– Уильям не болен, а отравлен.

– Полагаешь, и его мать тоже была?.. – Киллиан осёкся. – Тогда получается, что подсыпать яд ей могли двое – собственный муж или та самая «мисс Келли».

– Избавиться от опостылевшей супруги или от соперницы – вполне понятное желание. А белладонна – яд леди, – негромко произнёс Айвор, по-кошачьи щурясь на пылающие угли в камине. – Глупые женщины закапывают белладонну в глаза, чтобы они казались больше и темнее. Частенько это заканчивается весьма печально.

– Значит, мисс Келли?

– Возможно.

Киллиан в задумчивости притянул к себе плащ и принялся сворачивать его. Влажная ткань приятно холодила разгорячённые ладони.

«Что-то здесь не сходится».

– И всё же я не понимаю, – нахмурил он брови. – Ты сказал, что Этайнин пела об убийце Уильяма. Я было заподозрил Оскара, тем более что ему не откажешь в проницательности и жестокости…

– Правильный мой мальчик, – вкрадчиво произнёс Айвор, вклиниваясь в его монолог. – Скажи, как ты назовёшь человека, который знает о том, что совершается убийство, но молчит? И, более того, равнодушно взирает на то, как другого, невинного человека обвиняют облыжно?

– Подлецом?

– Не совсем, но пойдёт, – хмыкнул компаньон, поднимаясь. – Это преступник. И убийца в той же мере, что и тот, кто готовит яд и его подаёт. Ты хорошо поработал, Киллиан. А теперь иди спать. Завтра предстоит трудный день.

– Предчувствие или пророчество? – отозвался он ворчливо.

Айвор звонко рассмеялся и, склонившись, потрепал его по макушке:

– Всего лишь жизненный опыт, мальчик мой.

Позднее, уже засыпая, на зыбкой границе между грёзами и явью Киллиан сумел наконец облечь в слова то смутное чувство неправильности, которое смущало его с самого начала.

– Такая гладкая версия, – растерянно пробормотал он в подушку. – Так хорошо всё сходится… Но почему Оскар молчит?.. Мэри же сказала, что он любит брата… что он… похож на Франческу, а она…

Из сонной, вязкой темноты возникла вдруг прохладная, узкая ладонь и прижалась к горячей щеке.

– Умный мальчик. Действительно умный. А теперь спи. Оставь заботы мне…

На следующее утро незадолго до завтрака в дверь постучалась Этайнин – с целой корзиной ароматного свежего хлеба.

– От матушки, – тихо сказала девушка, склонив голову. Нежные щёки алели. – С благодарностью за всё. Если б вы вчера с хозяином не поговорили…

Киллиан быстро сложил два и два.

– Ходил в пекарню, убеждал подождать с выводами и пока не выгонять Кэйти Броган? – обернулся он к компаньону.

– Развлекался, – мурлыкнул тот в ответ, хотя выражение тёмных глаз было на редкость серьёзным; пожалуй, даже и опасным. – Забавно наблюдать, как мечется душа у маленького человечка, когда он решает, что страшнее – отказать чванливому богатому болвану со связями или обидеть Добрый Народ.

Сказал – и исчез, точно в воздухе растворился. Только за углом мелькнул чёрный кошачий хвост.

Киллиан вместе с Этайнин прошёл на кухню, чтобы передать Нив хлеб и освободить корзину. Улучив момент, он спросил у девушки:

– Вы ведь влюблены в Оскара, не так ли?

Она тут же вспыхнула, стиснула огрубелыми руками подол, вздохнула прерывисто – так что ответа даже и не понадобилось.

– Ну, ну, не бойся, – ободрил её Киллиан и предположил осторожно: – Оскар был добр к тебе?

И угадал.

– Очень! – откликнулась Этайнин с неожиданной страстью – и куда только застенчивость делась. Теперь, когда зрачки у неё расширились, и глаза потемнели, она казалась почти красавицей. Даже белёсые ресницы и брови не портили впечатления удивительной, пламенной чистоты чувств. – Мистер Далтон никогда и «спасибо» не скажет, кивнёт только. Мистер Линч всегда за него говорил. А когда молоко или хлеб брал, то с коня спешивался. А однажды, когда я запнулась и пролила немного молока, даже бранить меня не стал и мистеру Далтону не дал… по волосам меня погладил и засмеялся. И сказал что-то, я вспомнить не могу, что, – добавила она тихо. – И…у него раз в петлице букетик фиалок был. На дорогу выпал, я подобрала… А мистер Линч улыбнулся и сказал: «Возьми себе».

Киллиан едва удержался, чтобы не присвистнуть от удивления – слишком уж это отличалось от холодного приёма, который Оскар устроил ему самому – и спросил осторожно:

– А Уильям молчал? Не насмешничал над кузеном?

Как ни посмотри, Этайнин не была ровней богатому джентльмену. И такие явные знаки внимания не могли не стать поводом для дружеской шутки.