Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна. Страница 67

– Веди себя нормально, люди смотрят, – проворчал Киллиан, с трудом удерживаясь, чтобы не чихнуть. Мягкие ворсинки щекотали нос и губы, лезли в рот. Меховая накидка источала слабый цветочный аромат, как если бы фиалка распустилась во мхах. Зверем не пахло совершенно. – И хватит молотить меня сапогами по спине.

– Скучный ты, – хмыкнул Айвор, но всё-таки перестал болтать ногами, а потом соскочил с чужого плеча, невесомый и тёплый, мазанув напоследок рукавом по щеке. – Даже не спросил, что именно я припас для нашей рассудительной малютки.

Киллиан подавил вздох облегчения. Каждый раз, когда компаньон называл Фэй О’Коннор «малюткой» или «девочкой», на душе становилось легче: любвеобильного фейри интересовали пусть и невинные, но всё-таки девицы, а не дети. Надолго, правда, спокойствия не хватало, так как дома он вновь начинал то рассыпаться в сомнительных комплиментах, то касаться невзначай, точно дразня…

…вот только кого? Её – или?..

– Знакомый колдун согласился взять Фэй в подмастерья? Партнёру по карточному столу требуется служанка? Или паб, где ты по вечерам пропадаешь, ищет подавальщиц?

– Мимо! – весело откликнулся фейри и, обогнав спутника на несколько шагов, на ходу обернулся. – Но первое предположение очень близко. Не подмастерье, а помесь ученицы со служанкой, и не колдуну, а библиотекарю.

– И как же ты на него вышел? – поинтересовался Киллиан без восторгов.

По правде говоря, ему вовсе не хотелось, чтобы Фэй устраивалась на какую-то там работу. В бедных семьях, разумеется, каждая пара рук была на счету. Девчонки с малолетства начинали торговать кресс-салатом или цветами на площади. Те, что постарше и поумнее, нанимались в лавки или шли в услужение. Кто-то работал на фабрике, кто-то заворачивал на плохую дорожку… При более состоятельных родителях с хорошими корнями девицы учились в пансионах, а затем становились гувернантками. Обеспеченные же люди могли оградить своих дочерей от тягот и оставить дома – обучить наукам, ведению хозяйства и выдать замуж за достойного человека. Если очень-очень повезёт, то даже и по любви.

Денег, несмотря на постоянные загулы Айвора, хватало. Беда была в том, что сама Фэй категорически не хотела оставаться в четырёх стенах и жить за счёт благородного кузена.

– Что-то ты слишком мрачен сегодня, Флаэрти, – упрекнул его фейри, игнорируя последний вопрос. – Красотка какая-нибудь отказала? Или просто замёрз и проголодался? В любом случае, поспешим домой – Нив и отогреет, и накормит, и развлечь тебя она тоже не против будет, думаю… За что?!

– За сплетни, подстрекательство и злословие, – буркнул Киллиан, потирая горящую после оплеухи руку и ускоряя шаг. Волосы компаньона почему-то обожгли крапивой, хотя прежде на ощупь были мягче тумана, легче паутины. – Если бы Нив тебя слышала, то что бы сделала, думаешь?

– Дала б копытом в лоб. Или заржала бы. Смотря какое настроение, – отмахнулся Айвор и повторил рассеянно: – Скучный ты.

Киллиан нахмурился, вздёрнул до ушей жёсткий воротник пальто, надвинул кепи на лоб и быстрей пошёл вниз по улице. Подошвы проскальзывали на мокрой брусчатке. Холодный туман сгустился настолько, что дышать становилось трудно, словно он застревал в горле водянистым комком. За белёсой завесой расплывались очертания домов, и колонны было не отличить от ниш. Редкие окна светились грязным желтоватым или мертвенным голубоватым светом. Цоканье лошадиных копыт, скрип тележных осей, человеческие шаги – всё казалось таким приглушённым, далёким…

Не сразу стало ясно, что компаньон за ним не идёт.

– Айвор?

Силуэт фейри колебался за полотном тумана – огонёк на ветру, лист на воде. Распущенные волосы плыли по воздуху, то поднимаясь, то опускаясь, точно по воле невидимого течения; ни дать ни взять утопленник на дне морском. Но голос звучал ясно, как собственная мысль или шёпот на ухо посреди ночи.

– Подойди сюда, счастье моё.

Он произнёс это настолько обыденно и бесцветно, без намёка на привычный флирт или язвительность, что спорить сразу расхотелось.

– Что ещё?

– Посмотри, – кивнул Айвор на полузаросший сад, что начинался в нешироком проулке между старыми домами, а чуть дальше раскидывался во всю ширь, царапая низкие облака чёрными ветвями яблонь. – Что ты видишь? – указал он под деревья.

Жухлая трава от сырости улеглась на землю, набухла, переплелась лохматым ковром. Кое-где проглядывали желтовато-зелёные листья, обожжённые холодом: шалфей, клевер, земляника… Седые от лишайника стволы укрывал цепкий плющ.

– Вроде бы ничего, – пожал плечами Киллиан и собрался было уже отвернуться, как заметил краем глаза яркие пятна – синий, белый, жёлтый, фиолетовый. – Погоди, вон там цветы какие-то… или нет?

Пятна опять исчезли. Он зажмурился на секунду, затем уже намеренно повернулся вполоборота – и мелькнуло что-то снова.

– То видишь, то нет, значит, – так же задумчиво сощурился Айвор. – А ты у нас по-прежнему чист и нетронут.

Тема была неудобная, особенно для разговоров посреди улицы.

– Не понимаю, о чём ты.

– И не надо, – мягко улыбнулся компаньон и, перебросив край накидки через плечо, светло улыбнулся: – Возвращаемся домой, мой милый друг. Нив и правда ждёт, и не только она.

На следующий день, Киллиан, прихватив чересчур молчаливого компаньона, направился в библиотеку, дабы самому убедиться, что место для Фэй без подвоха.

Приняли их, как ни удивительно, сразу. Нанимателем оказался учёный муж весьма почтенных лет по имени Эндрю Фоксгловз. Выглядел он слегка эксцентрично – высокий, тощий, сутулый, в мятой чёрной хламиде до пола, на которой виднелись рыжевато-серые пятна архивной пыли. Длинные седые волосы были подколоты на затылке и частью убраны под крохотную шапочку. Прежде много лет он преподавал в колледже, затем ушёл, сохранив тем не менее звание. Последние месяцы бывший профессор искал доверенного помощника для работы в библиотеке. Платить обещал щедро. Казалось бы, любой вчерашний студент был к его услугам, если б не страх, что ученик через несколько лет интригами или подлостью займёт место наставника.

– Нынче молодые стариков не уважают, нет, – вздохнул профессор Фоксгловз, когда Киллиан поинтересовался, отчего почтенный профессор так решил. – Думают, что если кто-то начал имена забывать и чай путать с супом, то такой человек на свете не задержится. А я, между прочим, все книги у себя наперечёт знаю. И, бывало, когда ещё лекции читал, всех поэтов мог от Сенхана и до наших дней перечислить, да… – добавил он с искренней обидой и махнул рукой: – Пустое, впрочем. Но женщин, хвала всем святым, преподавать покуда не берут. И с библиотеками управляться – тоже. С другой стороны, если девица грамоту знает и не ленива, то с работой помощницы справится без труда. В конце концов, ленивей и глупее студента существа не сыскать, а ведь становятся как-то бывшие студенты профессорами, так? – заключил он.

– Резонно, – ухмыльнулся Айвор. – Как, добрый друг, возьмёшь себе в помощницы нашу девицу? Она не подведёт, обещаю.

– Если вы, сэр, за неё ручаетесь, то я отказать никак не могу, – кивнул профессор умиротворённо. – В знак старой дружбы. 

Прозвучало это крайне загадочно. Но, похоже, ни фейри, ни его немолодой приятель не собирались рассказывать, где и когда они познакомились. Киллиан настаивать не стал: будущий наниматель Фэй ему приглянулся и без всяких дознаний. Оплату положили щедрую, полфунта в неделю, но с учётом того, что помощница будет не только в библиотеке работать, но также делать травяной чай по особому рецепту раз в два часа и приносить каждый день домашнее печенье с мёдом и ягодами.

– Ах, да, едва не позабыл, – спохватился профессор, когда компаньоны собрались уже уходить. – Скажите, эта ваша девица, мисс О’Коннор, строгих моральных устоев? Есть ли у неё, гм, друг сердечный? Или, может, она просватана за кого-то?

Киллиан от неожиданности растерялся, онемел. Айвора же подобными вопросами смутить было трудно.

– О замужестве Фэй рано думать, да и решать теперь Флаэрти – он ей за старшего брата. И, поверь, её точно легкомысленной не назовёшь, – уверил он старого друга. – Для девицы из провинции она более чем осторожна. И разумна: неделю назад я попытался войти к ней в спальню и обнаружил, представь себе, железный прут над дверью и рябиновый букет у кровати.