Лилит - Калина Саша. Страница 3

Я услышала, как открылась дверь.

С четверть минуты вошедшие оценивали ситуацию, я хоть и не видела, но ясно представляла себе, как кто-то стоит у двери и любуется обнаженной мертвой девушкой.

Тут я заметила между верхней горизонтальной частью двери, за которой я стояла, и ее притолокой узкую щель, просвет.

Сунув телефон за пояс, я приподнялась на пальцах, прислонившись руками к притолоке. Теперь я увидела все, что меня интересовало: их было двое — они стояли у двери, ведущей к лестнице, и осматривали помещение. Они не засуетились, не занервничали, не растерялись при виде лежавшей на диване девушки, лица у них были спокойные и даже деловые. Может, они еще не поняли, что перед ними мертвая, а, как и я вначале, решили, что девушка просто спит?

— Ну и где она? — заговорил один.

У него было лицо с очень маленькими глазками и очень маленьким приплюснутым носом, но сам он был высокий и очень широкий в плечах, нет, такое описание будет не правильным, потому что он казался не высоким и широким в плечах, а огромным и бесформенным.

А я подумала: они что, слепые, в нескольких шагах от себя ничего не видят? Не видят девушку на диване, да к тому же совсем голую?

— Ты меня спрашиваешь? Ты сам сказал, что сюда какая-то телка зашла. — Второй был небольшого роста и худой, с узким, вытянутым лицом, рядом со своим товарищем казался совсем ребенком. А вместе они смотрелись как носорог и козел, вышедшие попастись, только носорогу как будто кто-то отбил его рог.

Что все это было не важно, а важно было, что в Сережкиной мастерской появились какие-то люди и что рядом с ними убитая кем-то девушка. А еще важно, что говорили они сейчас не о ней, а, как я теперь поняла, обо мне.

— Сказал, а че? Пока ты в кустах там отливал, она заскочила сюда, — подтвердил свои слова носорог.

Надо выйти и объяснить им все, подумала я, только вот что сказать, чтобы они поняли, что ни я, ни Сережка не виноваты в том, что здесь лежит эта девушка.

Я так подумала и только собралась выйти из чуланчика, как тот, что был небольшого роста и худой, молча направился прямо к двери, за которой я стояла. Я немного замешкалась со своей выходной арией, а худенький уже подошел к двери. Я бессознательно схватилась за ее ручку и потянула на себя, и в это же время почувствовала, как тот, с другой стороны, тоже дернул ее — один раз, потом второй, посильнее, потом в третий раз еще сильнее. Дверь приоткрылась, а потом хлопнула, закрывшись.

Я поняла, что поступаю глупо, не давая ему ее открыть, и отпустила ручку.

Наверное, в четвертый раз он дернул дверь со всей силы, какая у него была.

Дверь открылась так резко, словно мгновенно растворилась, и я появилась перед ними, как сказочная фея.

А этот, который дергал дверь, отскочил от нее, будто спринтер со старта, только спиной вперед, и тут же наткнулся пятками на низенькую табуреточку — ноги его взлетели вверх, и весь он поднялся в воздух, но не надолго, через секунду он шлепнулся на пол, на свой худенький и, надо полагать, костлявый зад. Он заныл протяжно и болезненно, словно от сильного оргазма.

Второй, который был похож на носорога, так расхохотался, что его маленькие глазки куда-то исчезли, он привалился к дверному косяку и хохотал, трясясь и немного похрюкивая.

— Чего ты ржешь, как конь? — с болезненно кривящимся лицом и злостью в голосе проговорил худой, только вместо слова «чего» он сказал другое слово, непечатное.

— А че мне, плакать, что ли? — выговорил с трудом носорог с маленьким носом.

А я стояла, смотрела ни них, и мне все казалось ненормальным: они совсем не обращали внимания на мертвую девушку, ее для них будто и не существовало. Это было непонятно и странно, и я бы сказала, что и глупо, если бы рядом не лежала эта убитая кем-то девушка.

— Ну че, здесь разберемся с этой или повезем к себе? — спросил носорог, переставая смеяться и кивнув в мою сторону.

Тощий с трудом поднялся, потирая ушибленное место у себя за спиной, лицо у него было все еще страдающее.

— Ты кто такая, как здесь оказалась и что здесь делала? — спросил он, не глядя на меня, а выворачивая голову, как гусь: он пытался рассмотреть свой зад.

Я хотела посоветовать ему просунуть голову между ног, так ему должно было быть удобнее увидеть, что у него там, но сдержалась. И только глупо переспросила:

— Что?

— Как здесь оказалась? — посмотрел он на меня, а в голосе его вместо боли стало появляться раздражение.

— Я? — снова глупо спросила я.

— Ты, ты, не я же.

— Вошла сюда, как и вы, через дверь.

— Зачем?

— Ну, просто. Мне Сережа нужен, вот и пришла.

— Какой Сережа?

— Тот, чья это мастерская.

— Зачем пришла?

— Он мне нужен, поговорить хотела.

— О чем?

— Это мое личное дело.

— Ты, подруга, давай отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают, — подал свой голос носорог, стоящий за моей спиной. — А в твоем личном деле прокурор будет разбираться.

— А что вы меня допрашиваете. А вы сами кто такие?

— А мы, может, из милиции, — обрадовался чему-то носорог.

— Тогда у вас должны быть документы.

— А мы тайная милиция, — продолжал веселиться здоровый.

— А у тебя самой документы есть? — спросил худой.

— Водительское удостоверение, оно в машине, в сумочке. Принести? — Я бессознательно шагнула к выходу.

— Куда? Стоять! — тут же скомандовал здоровый.

Я послушно остановилась.

— Ты эту знаешь? — кивнул худой на мертвую девушку, казалось, он только сейчас обратил на нее внимание.

— Я вот и хотела сказать, что Сережа, ну, хозяин этой мастерской, он тут ни при чем, потому что… — От растерянности я стала говорить так, будто передо мной действительно стояли какие-то милиционеры, нет, дело даже не в этом, а растерялась, потому что все это касалось Сережки, — если бы речь шла лично обо мне, я бы едва ли растерялась.

— Меня не волнует, кто тут при чем и кто ни при чем, — он перебил меня. — Я спрашиваю, знаешь ты ее или нет?

— Нет.

— Так, это хорошо, — сказал он.

— А почему хорошо, что я ее не знаю? — спросила я.

— Ты тут че, чтоб вопросы задавать? — снова вмешался носорог. — Когда тебя спросят, тогда и будешь задавать свои вопросы.

— Нужно позвонить, — сказал худой, и казалось, что больше он обращался к самому себе, чем к своему товарищу.

Но тот ответил:

— А вон у нее есть телефон, — и указал на мой, — чего свои деньги тратить.

— Слушайте, какое вы имеете право!.. — завозмущалась я, когда худой, по совету носорога, протянув руку, выдернул у меня из-за пояса телефон.

— Спокойно, не дергайся, — приказал мне носорог.

Я послушалась, тем более у меня стали появляться кое-какие догадки по поводу этих двоих.

— Как его включить? — спросил меня худой и протянул телефон.

Я нажала кнопку.

— Можешь набирать номер, — сказала я.

Худой набрал номер, приложил телефон к уху.

— Мишель, это Павел… — заговорил он, обращаясь, по-видимому, к какому-то Михаилу. — Да откуда?.. Короче, расклад такой, телочка тут нарисовалась… Ладно, не буду так называть баб… Ладно, не буду так называть женщин… Кто такая, пока не знаю… Угу, сейчас узнаю. — Он отстранил телефон от уха, посмотрел на меня и спросил:

— Тебя как зовут?

— Маша, — ответила я.

— Дальше.

— Что дальше?

— Фамилия.

— Год рождения, статья, срок, — хохотнув, добавил к пояснению худого Павла носорог.

— Климова, — ответила я.

— Климова? Маша? — почему-то удивился носорог и, продолжая резвиться, пропел (если это можно так назвать):

— Мурка, Мария Климова, прости любимого.

А Павел, как он сам представился кому-то, продолжал разговаривать по моему телефону:

— Климова, Маша… Да. А что?.. Угу, понял… Сейчас.

Скоро будем. — Он отключил телефон и положил его себе в карман.

— Это мой! — сказала я, показав на карман, куда он положил телефон.

— Разберемся, что здесь твое, а что принадлежит конфискации, — объяснил мне носорог.