Лилит - Калина Саша. Страница 48

А Мишель еще больше начала над ней смеяться. Тогда Лилит стала ножом бить Мишель. А Владислав сел на стул, наклонился и закрыл лицо руками. Потом они вспомнили обо мне. Лилит сначала пошла ко мне с ножом, а потом бросила его и спросила меня, хочу ли я уколоться. У нее было с собой. Она сначала сама хотела сделать мне укол, но не смогла, только кровью всю измазала, у нее все руки были в крови, тогда Владислав сделал, только у него сильно дрожали руки, и он тоже не сразу смог сделать укол. А потом они ушли.

— А куда ты делась, когда я тебя вытащила из квартиры?

— Может быть, спряталась под лавочку. Я там проснулась.

— Под лавочкой? — Как же я не догадалась заглянуть туда? — И сразу поехала к Галине?

— Да.

— Значит, ты не знаешь, где сейчас Сережка?

— Мишель знала. Они за это ее и убили. Мишель говорила, что Лилит ненормальная. И еще говорила, что она Сережину девушку ненавидит и хочет ей как-то отомстить.

— Она тебе это говорила?

— Нет, Мишель говорила это ей, Лилит, когда они ругались.

— А за что Лилит хотела ей отомстить? — Мне это было очень интересно, потому что я не знаю человека, который бы был настолько зол на меня, что убил бы из-за этого столько других людей.

— Не знаю. Наверное, за то, что Сережа отказался от нее, а от той нет.

Действительно, подумала я, а то из-за чего еще?

Но Оля исправила эту мою убежденность.

— А еще из-за того, что она всех любила.

— Что значит всех? — и не поняла я, и очень удивилась такой всеобщей любви.

— Я один раз видела, — стала объяснять Оля, — как она плакала. И она тогда разговаривала сама с собой.

— И что она сама себе говорила? — стало интересно мне.

— Ну, я же говорю, что она всех любит. Она говорила — за что ей это? Почему ей так больно, почему она всех любит: и Сережу, и его девушку, и мужа? И так мучается из-за этого. А еще ненавидит их всех из-за этого, потому что мучается из-за них.

Да здесь целая компания сумасшедших, поняла я. В этой квартире можно больницу открывать, уже полностью укомплектованную пациентами.

И тут вдруг у меня появилась жуткая мысль: почему бы у сумасшедшей матери не быть и дочери сумасшедшей, да если она еще в придачу и наркоманка? А не может такого быть, что Оля-то считает себя Олей, а то превращается в Лилит?

— Значит, ты хорошо знаешь Лилит? — спросила я.

— Нет, — ответила Оля.

— Но может быть, ты все-таки знаешь, где ее можно найти?

— Нет. Я уже говорила тебе, что не знаю, — сказала она.

— Но хоть что-то ты о ней знаешь?

— Совсем ничего.

Все понятно.

— Твоя мама говорила, что Сережку могут прятать в каком-то доме, где-то недалеко от Москвы.

— Это Галина говорила? — уточнила Оля, какая именно из ее матерей говорила мне это.

— Да. Ты не знаешь ничего об этом?

— Нет, а ты спроси у нее.

— Уже спрашивала, она не знает, где этот дом. А Мишель не могла знать?

— Может, знала.

— Оль, ты говоришь, у тебя есть ключи от квартиры Мишель. Мы не могли бы с тобой туда съездить?

— Зачем? Мишель ведь уже нет.

— У нее это может быть где-то записано.

— Если хочешь, давай съездим.

…Мы поднялись на лифте на седьмой этаж, я подошла к двери квартиры, где раньше жила Мишель. Оля захлопнула дверь лифта и подошла ко мне.

Мы некоторое время стояли, смотрели на бумажки с какими-то печатями, они были приклеены к двери и к боковой стойке рамы двери, соединяли их. Это называется, что дверь опломбирована, или опечатана, что правильнее, не знаю, и входить в квартиру нельзя.

Я вставила ключ в замок, открыла его, толкнула двери?

Бумажки порвались. Теперь дверь не была опломбирована, и входить теперь было можно.

Мне нужно было то же самое, что я искала и у Феликса, но сейчас проще, сейчас со мной Оля, которая все здесь, в этой квартире, знает.

— Вот, — сказала Оля, входя в одну из комнат и выдвигая ящик столика с зеркалом, на котором была разложена и расставлена косметика и парфюмерия.

Записных книжек было две, одна совсем маленькая, такая, что умещалась на ладони, вторая побольше.

Я взяла их и стала перелистывать. А Оля продолжала рыться в столе.

— Еще одна была, — сказала она. — У нее была еще одна, электронная записная книжка, только сейчас ее нет.

Меня это расстроило. Но ничего, подумала я, в этих тоже можно что-то найти.

Целый час я просматривала эти две книжки, а Оля искала еще одну — электронную. Она, правда, не целый час искала ее. Скоро ей это надоело, и она сказала, что пойдет на кухню, потому что ей захотелось кофе и она решила сварить его.

Но и сейчас мне повезло не больше, даже меньше, чем с записями Феликса. Обе книжки были полны телефонов, очень много таких, где вместо имени стояли только буквы, инициалы. Был в одной из книжек и номер Сережкиного телефона.

Но одна вещь мне показалась здесь очень интересной — в обеих книжках листки с телефонами людей на букву "Л" были вырваны. Может, по этой же самой причине пропала и электронная книжка?

И еще одна запись меня заинтересовала, потому что она была сделана на последней странице и была какой-то случайной, даже не запись, а всего одно слово: «Бронницы».

Бронницы — это город в Московской области, кажется, по Рязанскому шоссе.

Я положила книжки обратно в стол.

Кто-то вырвал листы с именами на букву "Л", и мне кажется, нетрудно догадаться, кто это сделал. Вот только когда? Если дверь была с этими бумажками, то, значит, сюда никто не входил после милиции. Это могли сделать только перед тем, как я сюда пришла и нашла здесь Олю, которая была в таком состоянии, что ей не до того, чтобы вырывать листки из записных книжек.

Тут мне пришла в голову одна идея. Я снова вынула книжки и открыла сначала на букву "Ж", посмотрела. Никакого Жеки здесь не было, даже обозначенного только одной этой самой буквой. Открыла на букву "В". Здесь были и Вадик, и Владислав, и был один Вениамин. Я взяла телефон и набрала номер этого Вениамина.

— Да. Слушаю, — ответил мужской голос, и, кажется, совсем не тот, который мне был нужен.

На всякий случай я решила уточнить.

— Мне Веня нужен, — сказала я.

— Я слушаю вас.

— Это говорит Маша.

— Маша? Какая? Фролова, это ты? Что у тебя с голосом?

— А что у меня с ним? — удивилась я.

— У тебя теперь сопрано вместо баритона. — И этот Веня расхохотался, радуясь своей шутке.

Я положила трубку. Можно было бы объяснить этому Вениамину, кто он такой, если так шутит с женщинами, но я не захотела тратить на него время.

Больше не было ни одного Вени, но были телефоны просто с инициалами, и если они на странице, где все мужчины начинаются на "В", то среди них вполне мог оказаться и Веня.

Я набрала четвертый такой безымянный номер, и, когда мне ответил мужской голос, я почувствовала холодок в груди. Это был тот самый Веня, который мне и был нужен.

— Это Веня? — спросила я.

— С кем я разговариваю? — спросил он в ответ.

— Меня зовут Маша.

После совсем маленькой паузы, во время которой он, наверное, приходил в себя, он спросил резко:

— Откуда у тебя мой телефон?

— Веня, ты говоришь таким тоном, как будто приказываешь мне ответить.

— Кто тебе дал мой телефон? — снова спросил он и снова так же невежливо.

— Таким тоном с женщинами разговаривают только очень невоспитанные мужчины, особенно если учесть, что женщина сама позвонила ему, первая. Тебе бы сейчас удивиться и радостно сказать, как ты счастлив, что я тебе позвонила, как тебе хочется встретиться со мной, увидеть меня. А ты грубишь вместо этого. Если так будет продолжаться дальше, я положу трубку.

Ему, конечно, очень хотелось узнать, откуда я взяла его телефон и зачем я ему звоню, поэтому его тон немного изменился.

— Так чего ты хочешь? — спросил он.

— Веня, я тебе уже подсказала, а ты еще не догадался?