Встречный удар. Прорыв на Донбасс - Михайловский Александр. Страница 6
Я скомандовал:
– Командиры и комиссары – шаг вперед!
Бригада вошла в Каховку в два часа ночи. Ревели моторы тяжелых танков, лязгали гусеницы, тряслась под ногами земля. Сверкая фарами, колонна спустилась к станции. Она была длинная, как змея. Машин было столько, что мне и моим товарищам казалось, что никакая это не рейдовая бригада, а целый танковый корпус. Но вот мимо нас прокатились последние броневики на восьми огромных колесах. И степь снова стала темной и пустынной, зато на станции поднялась суета. Первыми и весьма ошеломившими нас новостями стали известия о наших контрнаступлениях под Москвой и в Крыму. Немцам не только не удалось взять Москву, как врал жирный оберст Редель – они потерпели там сокрушительное поражение и были отброшены от стен столицы на двести-триста километров. Под Ржевом окружена 9-я армия Моделя, и ей, наверное, из этого капкана уже не вырваться.
А тут, совсем рядом, в Крыму, окружена и полностью уничтожена 11-я армия Манштейна. И канонада, что мы слышали вчера днем, оказалась разгромом танковой группы Гудериана, которая выгружалась в Каховке все последнюю неделю. Майор Рагуленко с усмешкой рассказал нам про глупых немцев, что поперли на «консервных банках» против «настоящих танков». Потом я увидел входящие в Каховку «настоящие танки», и мне даже немного стало жаль немцев. Широкие приплюснутые боевые машины с длинноствольными пушками большого калибра были, словно древнерусские витязи, одеты в чешуйчатую броню. Правда, и КВ и Т-34 тоже выглядели весьма солидно и уверенно в своей зимней пятнистой окраске. Это сколько же техники нагнали! Причем вся или трофейная, или вообще ранее неизвестная (может, американская?). Из наших машин я видел только танки – те самые КВ и Т-34.
Теперь я снова лейтенант и снова командир – правда, не взвода сорокопяток, а батареи германских 75-мм полевых пушек. Есть еще легкие 105-мм гаубицы, но к ним подыскали другого лейтенанта-артиллериста, который до плена имел дело с нашими 122-мм гаубицами. Командиров среди пленных оказалось мало, так что в пехоте сержанты командуют взводами, а кое-где и ротами.
Но для начала всех нас, бывших пленных, собрали у здания вокзала. Нет, не всех сразу, собирали повагонно. Сразу всех собрать было просто невозможно, ведь было нас две-три тысячи человек – из тех, кто попал в окружение под Мелитополем в октябре. Заводили в здание вокзала в один заход человек по десять. Внутри, несмотря на глухую ночь, все работало как хорошо отлаженная машина. Худые, чем-то похожие внешне на нас санитарки из бригадного медсанбата стригли нас наголо, брили, выдавали каждому большую кружку остро пахнущей лекарством сладкой воды. Потом я узнал, что их самих вот так же освободили из лагеря военнопленных под Бахчисараем десять дней назад.
Потом – короткая беседа с особистом бригады. Майор госбезопасности скользнул по мне невидящим, безразличным взглядом, и только попросил надеть на указательный палец что-то вроде наперстка с выходящим из него тонким проводком. Потом задал мне несколько вопросов, посмотрел на человека, что сидел рядом с ним с небольшим ящичком, тот кивнул… И все – я свободен: секретарь внес мои данные в большой гроссбух, и попросил пройти дальше, получить оружие и назначение. А вот человека, который был в очереди сразу передо мной, отвели в отдельную комнату. Не знаю, что с ним стало, но больше мы его уже не видели.
Бригада встала у нас на двенадцать часов, как раз до следующей темноты. Их механики тут же полезли в моторы, а генерал-майор Бережной собрал всех освобожденных из плена командиров. Разговор был недолгим. Наша задача – держать станцию и небольшое предмостное укрепление на правом берегу Днепра. В тылах у немцев практически пусто, так что серьезными силами они нас атаковать не смогут. Командир нашего сводного отряда, капитан Железнов, получил от генерала рацию, по которой, в крайнем случае, можно было вызвать авиационную поддержку. О нашей авиации, которая буквально две недели назад внезапно начала свирепствовать в небе над Южным фронтом, мы знали из рассказов конвоиров. Именно от этих ударов с воздуха немцы и прикрыли станцию живым щитом из пленных. Теперь они пожалеют об этом. Чтобы еще раз не попасть в немецкий ад, каждый из наших бойцов будет драться насмерть.
Оберста Ределя повесили в полдень. За водокачкой, где были сложены покрытые ледяной коркой обнаженные тела наших товарищей, умерших от голода и болезней, расстрелянных, повешенных, насмерть забитых охраной, под водяной трубой уже стоял один из немецких грузовиков с откинутыми бортами. К трубе была привязана веревка с петлей, болтающейся над кузовом. Там же, в кузове, стояли связанный оберст Рудель и два сержанта-осназовца.
Там собрали не только нас, бывших пленных с оружием в руках (причем с трофейным). Были там и те немногочисленные «счастливцы» из числа немцев, попавших к нам в плен, а также их врачи, персонал армейского госпиталя и санитарного поезда, что застрял на станции в момент нападения, механики одного из дивизионных рембатов, внезапно захваченные передовым отрядом по дороге, ну и еще те из гарнизона станции и выгружавшихся на ней частей, что в момент нападения умудрились хорошо спрятаться и были обнаружены лишь потом, когда накал боя спал.
Майор госбезопасности зачитал приговор (сначала на русском, потом на немецком):
– За военные преступления, совершенные в отношении советских граждан, массовые убийства и пытки, военным трибуналом к смертной казни через повешенье приговаривается полковник германской армии Отто Хайнрих Редель… – майор ГБ махнул рукой. – Повесить его за шею, и пусть висит так, пока не умрет!
Когда переводчик дочитал немецкий текст, два здоровенных сержанта, которых все почему-то звали «унтерами», подтащили связанного и извивающегося червяком немецкого полковника к петле. Грузовик тронулся – и вскоре «жирный боров», как называли его наши товарищи, бессильно задергал в воздухе ногами.
Когда конвульсии прекратились, особист бригады ОСНАЗА продолжил свою речь:
– Товарищи, за тех, кого мы не сумели спасти, мы отомстим. Мне даже страшно подумать, что будет, когда наша армия войдет в Германию. Каждый советский солдат должен помнить – как минимум за него отомстят. Каждый немец должен знать – сражаясь на стороне гитлеровской своры, он только увеличивает счет, который будет предъявлен немцам после войны. Как сказал их Бисмарк – русские всегда взыскивают свои долги. Все, товарищи, разойдись!
Генерал-майор Бережной, который вместе со своими комбатами стоял недалеко от нас, заметил кому-то:
– Хорошо, но мало. Теперь так же Гиммлера с Герингом – и порядок…
Командиры засмеялись и продолжили разговор о чем-то своем, мне непонятном. Я отвернулся, чтоб не подумали, что подслушиваю. Вечером бригада уйдет дальше, а мы останемся в круговой обороне. Но мы не одни, мы не брошены и не забыты. У нас есть рация, по которой можно вызвать на подмогу авиацию, а днем транспортными геликоптерами в Крым были отправлены все, кто не могут держать в руках оружие. У нас много трофейного оружия и боеприпасов – даже больше, чем бойцов, которые это оружие могут держать. А еще бригада скинула на нас всех пленных, кроме танкового рембата. Как сказал командир танкового батальона, майор Деревянко, «нам они нужнее».
В общем, я думаю, что мы продержимся и дождемся, когда сюда придет фронт. Наверное, как было и во время войны с Наполеоном – настало время гнать их туда, откуда они пришли.
Воет метель, мерно рычат дизеля. Бригада идет на север по степям Таврии, все дальше удаляясь от Крыма. Впереди – крупный железнодорожный узел и промышленный центр Запорожье. Из-за метели пришлось оставить вертолетную группу в Каховке, хотя их мобильное БАО идет с нами. Когда все это кончится, они, уже заправленные и обслуженные, смогут или вернуться в Крым, или нагнать нас в любой точке маршрута. А вот колонну автомобилей и тягачей по вражеским тылам в одиночку не пустишь.