Избранница Хозяина холмов (СИ) - Счастная Елена. Страница 36

— Вы можете… —  прочистила осипшее вдруг горло. — Вы можете меня не трогать?

Да что же это такое! Его руки, кажется, уже повсюду! А полотенце, между прочим, едва прикрывает мне зад. И в какой-то неуловимый миг Атайр не преминул проверить насколько.

— Придётся немного потерпеть, — глухо ответил он, склонившись к моему уху.

И меня вновь пробрало мягкой дрожью вдоль позвоночника. Я резко повернулась к нему.

— Хватит!

И почти ткнулась в широченную грудь носом. Опасно качнулась, потеряв равновесие, — Атайр подхватил меня под локти.

— Осторожнее. Иначе искупаетесь снова. А второго полотенца здесь нет.

Но он всё же убрал руки, а через миг бросил на скамью рядом со мной сухую рубашку и верхнюю тунику с разрезами по бокам. С вышитым золотом гербом дома Мак Набинов. Честное слово, словно метку какую на мне ставит.

Проявляя чудеса ловкости и стараясь не смотреть на его высочество, я всё же переоделась — и мне действительно стало лучше. Ещё бы обувь сухую, но хотя бы так. Туника принца доходила мне до середины икры — совсем неприлично, но лучше было не обращать на это внимания.

Одна беда: Атайр, похоже, напротив, обратил на мои оголённые ноги внимания слишком много.

— Согрелись? — не сразу вернув себе отстраненный вид, поинтересовался он.

— Немного.

— Ну и хорошо, мы как раз приплыли.

Я повернула голову: сквозь значительно поредевший туман наконец-то проступили очертания острова. Как будто всё это время он от нас бегал, а теперь ему надоело.

Скоро мы добрались до берега. А остров-то оказался просто огромным, внушительным и мрачноватым, признаться! Издалека так не казалось. Каменистый берег обрывался в гладь озера довольно высокими отвесными стенами, поросшее зрелой травой плато оказалось где-то наверху — приходилось задирать голову, чтобы хоть что-то разглядеть, но уже поднявшееся над островом солнце слепило глаза, и с воды совсем ничего не было видно.

Днище нашего судёнышка проехалось по гальке,  и Атайр, ничуть не раздумывая, спрыгнул в воду, погрузившись почти по колено. Несколькими сильными рывками он вытащил лодку чуть дальше на мель — здесь не было никаких мостков — и протянул мне руки, готовый, видно, ловить.

Мало он меня сегодня щупал, конечно! Но делать нечего: я уже и так сегодня довольно искупалась. Потому я спрыгнула в объятия принца, и он молча, как будто это самое обычное дело, перенёс меня на берег. А я в это время старалась не думать о том, что он по-прежнему без одежды по пояс и даже не попытался ничем накрыться. А между стенами высоко выступающих над водой берегов задувает ощутимо зябко, но кожа принца такая тёплая и гладкая, плечи такие широкие и твёрдые, что  любые неудобства мгновенно забываются...

— Тут как будто совсем никто не бывает, — заметила я, когда Атайр, привязав лодку, вернулся ко мне.

Места и правда совсем дикие. И озеро теперь больше напоминало море: краёв не видно. 

— Просто мы стараемся не нарушать тишину и первозданность этого места. Харелт говорит, это важно, — нехотя пояснил его высочество, озираясь, впрочем, с заметной подозрительностью.

Мы оба оглянулись, когда в воде что-то громко плеснуло и словно бы шлёпнуло по поверхности. Но вновь стало тихо. С низинного берега дорожка быстро начала взбираться в гору. Поначалу я шла сама, но скоро поняла, что понемногу отстаю от бодро шагающего впереди Атайра. Я пыхтела, силясь ещё за ним поспеть, молча поругивалась на себя, на его слишком быстрое высочество и на это недоразумение-шутку Мхадаха, благодаря которой мои ноги теперь будут явлены половине жителей Сеоха, когда они сюда доберутся. Вот уж отец будет негодовать — даже представить страшно.

— Дайте руку, — неожиданно прозвучало впереди.

Я взглянула на принца, который стоял, глядя на меня сверху вниз, затем на протянутую мне ладонь. Сколько раз ещё сегодня я вынуждена буду принять помощь этого заносчивого руэльца? 

Но он потащил меня дальше гораздо быстрее, и скоро мы выбрались на вершину плато. Вышли на просторную равнину из тщедушного лесочка, что рос вдоль берега, и меня словно бы затопило солнцем. Бугристый простор, залитый золотом увядающего разнотравья, убегал вдаль, усеянный островками рощиц, и какая из них нужная, мне оставалось только гадать.

Я лишь немного огляделась, перевела дух после долгого подъёма, и Атайр повёл меня дальше. Сколько же в нём силы? Он устаёт когда-нибудь вообще?

— Далеко нам идти, ваше высочество? — всё же уточнила я.

— Нет. Уже нет. — Его немногословности позавидовал бы любой камень.

И, кажется, в помощи принца уже не было надобности, а отпускать мою руку из своей он не поторопился. Высокая, уже созревшая трава мягко скользила по оголённым икрам, пока мы шли до тенистой дубовой рощи, которая росла и ширилась тем больше, чем ближе становилась. Ветер трепал на мне мешковатую тунику, но, разогретая быстрой ходьбой, я уже перестала замечать прохладу. Даже волосы почти высохли.

— Вам ничего не кажется странным? — вдруг спросил Атайр, когда мы чуть приостановили шаг перед входом на ведущую вглубь рощи тропку.

— Нет. — Я пожала плечами. — А должно?

В конце концов, я тут не бывала ни разу, чтобы судить, что обычно для этих мест, а что нет. Разве что тихо очень, мысли в голове гулкие — и этот ошеломительный простор наполняет меня просто огромной силой. Но, может, так и должно быть? Всё-таки рядом святилище.

Но высказать свои соображения Атайр не успел. В затенённой чаще что-то затрещало, затопало, я повернула голову в ту сторону и успела-таки увидеть среди толстенных, в несколько обхватов, дубовых стволов тёмную, словно провал пещеры, фигуру всадника в капюшоне. Он неспешно выехал на дорожку перед нами, остановился в задумчивости и, развернув коня, степенно удалился.

Сколько ещё раз мне придётся с ним встретиться, чтобы перестать покрываться гусиной кожей от одного его вида?

— Вы же не хотите сказать, ваше высочество?.. — едва владея собственным голосом, проговорила я.

— Мы в Сиде, — подтвердил мои опасения принц. — Так и думал, что Мхадах не зря нас искупал.

Да, я знала, и Харелт рассказывал не раз, что вода — лучший проводник между мирами. Но зачем стражу нужно было забрасывать нас в мир сидхе?

— А вы разве можете ходить в Сид? — Я повернулась к Атайру.

Он сжал зубы так, что желваки на щеках вздулись. Вот она — ещё одна ниточка ко всему, что он от меня скрывает. Значит, может? Или для этого нужен особый повод...

— Войти в Сид может любой, если ему позволят. Только такие, как вы, могут ходить сюда без спроса.

— Но вы тоже…

— Я, скажем так, получил однажды разрешение, — невесело усмехнулся принц. — Но многим поплатился.

— Расскажите! — тут же вцепилась я в него, боясь упустить момент.

И Атайр вдруг покосился на меня с насмешливой снисходительностью.

— Вы сейчас напоминаете мне мою сестру. — Он загадочно улыбнулся. — Ей тоже всё интересно. Только ей шесть лет… А вам... Вы, кажется, старше?

Вот же несносное высочество! Как долго он будет водить меня за нос и находить отговорки?

— Что же мы будем делать? Я не чувствую направления, как нам выйти отсюда в человеческий мир. Мы так можем блуждать здесь вечно!

— Думаю, вряд ли, ниэннах, — спокойно возразил Атайр. — Нам просто нужно дойти до святилища и узнать, чего от нас хотят. Что мы должны увидеть или узнать.

Что ж, такой ответ напрашивался первым. Всё-таки волю Старых богов мне ещё постигать и постигать. А вот Атайр был сведущ в ней, кажется, гораздо лучше, чем хотел показать. И кто бы мог подумать, именно в этот миг, когда мы оказались с ним вдвоём посреди этого безмолвия, я и правда училась у него. И, как бы то ни было, постигала что-то новое — чуть глубже, полнее.

Да хотя бы это его умение сохранять спокойствие в очень странной и, может быть, даже опасной ситуации.

Мы пошли через пронзённую лучами солнца рощу, слушая тихий щебет птиц где-то в кронах огромных, древних, как сам остров, дубов. И посреди золотисто-зелёной дымки, что заполняла раскинувшуюся вдруг в стороны поляну, проступили наконец очертания святилища. Сначала один огромный, выше человеческого роста, камень, длинный, как воткнутая в землю исполинская щепка. За ним другой. И так ещё с десяток — выстроенные по кругу. А посреди них — самый странный, гладкий, с закругленной верхушкой, точно торчащий из самого сердца плато перст.