Жить надо! - Калинаускас Игорь Николаевич. Страница 49

Смешно, когда пытаются вычислить процент уникальных людей. По этому поводу есть одна замечательная притча.

Человек обратился к Богу, имея такую возможность, и попросил показать самого великого полководца всех времен и народов. Бог ему показал: где-то там, в каком-то городишке, в каком-то переулке, сидит уличный сапожник и ремонтирует обувь.

– Так это же сапожник.

– Но если бы он стал полководцем, он был бы самым великим полководцем всех времен и народов.

Нет процента уникальных людей. Если мы станем на позицию процентов, на позицию статистики, тогда говорить об уникальности человека нет смысла вообще. Тогда сразу есть быдло, и есть элита. Каждый человек уникален. Социум не в состоянии обеспечить условия для проявления каждой уникальности. Это другой вопрос. Это несовершенство человечества как социального организма.

Но обращаю ваше внимание, что мы говорим только об уникальности функциональной, то есть об одаренности. Мы не говорим об уникальности человека как человека. А одаренность, талант зачастую воспринимается социумом как проявление эгоизма, то есть желания жить по своим правилам, для себя.

Я думаю, само понятие эгоизма – инструментальное, используемое в социальном программировании и социальном манипулировании. Потому что оно противоречит двум фактам. Первый факт: что бы человек ни делал, он делает это для удовлетворения своих потребностей. Научно доказано, что ничего человек не может сделать, в том числе и быть альтруистом, если это не обеспечивает удовлетворение какой-то его потребности. Второй факт отражен в известной работе В. П. Эфроимсона «Генетика альтруизма», где он показал, что если генетически эволюционно рассматривать этот фактор, то альтруизм более способствует эволюции, чем так называемый эгоизм. Поэтому эгоизм – так, как мы его понимаем, – это инструмент. Эгоизм-альтруизм. Есть такая пара, социальные понятия, используемые для социального программирования, социального управления и т.д.

Мы ведь начали с любви к Богу и к своей божественной сущности, своему богоподобию. Любовь в любой форме – это сокращение или полное снятие психологической дистанции между вами и тем, на кого она направлена. Это наиболее точное, на мой взгляд, определение любви как специфической части человеческой жизни. Любовь всегда подразумевает мужество, определенное мужество хотя бы в одном направлении, хотя бы по отношению к одному человеку снять дистанцию, снять все то огромное количество психологической защиты, которая выстроена нашим сознанием.

Поэтому любить Бога так, как любил Иисус или Франциск Ассизский, дано не каждому, ибо не каждому дано такое мужество, такая сила любви до самозабвения.

Сознание у нас такое молодое. Что такое сорок тысяч лет? Развитому сознанию всего где-то восемь – десять тысяч лет. Это же совсем ничего. Мы ничего еще не знаем о себе. А отсюда у нас нет картин, у нас есть только описания разные. Потому что мы себя самих не знаем. Не знаем не в смысле рационального познания, а в смысле переживания самих себя. Мы не даны сами себе в переживании. А если учесть, что переживание дискредитировалось как способ взаимоотношения с реальностью сознательно, то есть с точки зрения социального управления выгодно дискредитировать переживание, то я думаю, что все еще впереди.

Давайте посмотрим на творчество как на один из способов выражения уникальности. Когда мы говорим: творчество как некая человеческая способность, – то оно, естественно, есть некая человеческая способность. А когда мы говорим: творчество как некая специфическая одаренность (в искусстве, в науке), – это уникальность. С точки зрения социума творчество – уникальность. Нет другого такого Льва Толстого, или Ван Гога, или Бетховена, Ландау, Ньютона, Эйнштейна.

Теперь попробуем посмотреть, какие варианты мы можем представить себе на пути к реализации уникальности человека и на пути принятия этой уникальности. Попробуем посмотреть на эту проблему уже не от вопроса «что?», а от вопроса «как?». Тут есть такая сложность: с точки зрения духовных традиций ответ на вопрос «как?» определяется ответом на вопрос «зачем?». Что, конечно, несколько непривычно для такого способа думания, которому нас всех учили.

Вот простой пример отношений между «как» и «зачем». Мой Учитель еще в самом начале нашей встречи объяснял это так: «Представь себе трех человек, которые получили одинаковое количество материала и один проект дома. Каждый построил дом, и хотя с точки зрения формального восприятия это три абсолютно одинаковых дома, любой из нас без всякой специальной подготовки, без всяких специальных экстрасенсорных приемов, войдя в дом, сразу почувствует, что они разные.

Скажем, один строил крепость – защиту от всего остального мира. И войдя в дом, это сразу почувствуешь. Чуть толще будет все, что связано с внешними стенами, чуть тоньше все, что внутри. Все равно он как-то подсознательно перераспределит то же количество материалов. И хотя проект будет соблюден, возникнет ощущение крепости. У того, кто строил дом, чтобы принимать людей, – другое ощущение в доме. У того, кто строил дом, чтобы в нем просто было уютно, – третье ощущение».

Мне кажется, что проблема многих людей связана с тем, что они не в состоянии убедительно для себя – не для других – ответить на вопрос: «А зачем я это делаю? Зачем я этим занимаюсь? Зачем я читаю книгу Игоря Николаевича Калинаускаса?» Но независимо от степени осознанности этого «зачем», оно ведь все равно существует у каждого. Нет ни одного человека, у которого не было бы механизма смыслополагания, а следовательно, ответа на вопрос «зачем?».

В силу того что человек обладает очень развитым механизмом опережающего отражения (то есть его сознание способно строить модели возможного будущего и формировать установки психики к будущим действиям), гораздо более развитым, чем у высших животных, плюс способностью к самосознанию, то есть к рефлексии, во внутреннем обеспечении его активности огромную роль играет все, что связано с будущим.

В эзотерической психологии это известно давным-давно и сформулировано довольно просто: причины поступков человека лежат в будущем, а средства, которые человек выбирает, происходят из прошлого. В этом фундаментальная разница между теми способами описания и самообъяснения, которыми пользуется большинство, и теми, которые лежат в основе эзотерической конструктивной психологии.

Причины наших поступков лежат в будущем. Но это будущее у нас внутри, то есть причины наших поступков – это наши модели желаемого будущего, прогнозируемого как реальное и гарантированное будущее.

Понять, почему человек совершил тот или иной поступок, объясняя его прошлым: обстоятельствами, биографией, характером, темпераментом, типом информационного метаболизма, социально-психологическим миром, в котором он вырос, – невозможно. Вся эта огромная масса очень качественной информации практически не срабатывает, если не учитывать того, что причина поступков находится в образе будущего.

Чем точнее известно это психологическое будущее, тем эффективнее действие самого человека по самореализации, самораскрытию или самотрансформации. И если вы хотите реально изменить свое поведение, вы должны изменить картину будущего.

Вот это и есть главное «как?». Вот это и есть простой психологический ответ на то, почему в духовной реальности сказано: «Если известно „зачем“, сразу будет известно „как“». Нас же приучают запасаться, вооружаться всевозможными рецептами, алгоритмами, технологиями «про запас». Поскольку мы не знаем, что нам понадобится реально, мы все время вооружаемся.

Мы заглатываем любую информацию о человеке, от самой дешевой мистики до самой возвышенной духовности, и посередине где-то там здравый смысл, наука и личный опыт. И все равно чувствуем, что мы не эффективны.

Как говорил мой Учитель: «Ты можешь забыть все, что угодно, но никогда, ни в каком состоянии, любой степени измененности, ты не должен забывать „зачем?“ и что ты этим хочешь сделать».