Послушная одноклассница (СИ) - Ви Ими. Страница 52
Нет, она, конечно, красивая, трехэтажная, школьный двор чистый, со снежными фигурками, с ёлками-великанами. И крыльцо больше напоминает вход в старинный замок, но слишком всё вычурно. В духе родителей.
Нам позволили въехать за ворота, припарковать машину около хозяйственных построек, гаражей. Почетные гости, надо же! Встречать нас вышел сам директор. Высокий подтянутый мужчина лет сорока, с хищным взглядом профессионального управленца. Своего не упустит, чужое прихватизирует. Но нужно отдать должное, раболепство в его грехах не значится. Это уже хорошо, знает себе цену. Можно обернуть в плюс, только вот как?
Всю дорогу я пыталась придумать, как сорвать священную миссию родителей мне помочь, облегчить мою жизнь. И ничего не приходило на ум, пока меня не сбагрили завучу, которому поручили показать мне обитель знаний. Эта строгая, но всё же миловидная девушка, а больше тридцати ей не дать, показалась мне такой влюбленной в школу, настоящим патриотом. А с такими нужно каждое слово взвешивать, иначе фитилёк спалит пороховую бочку.
И это стало планом по спасению.
Когда она знакомила меня со спортзалом, я неоднозначно заметила:
— А тут можно и на веревке…
Завуч так удивилась, что переспрашивать не стала. Но свои двусмысленные намёки я продолжала, пока она не выдержала и прямо не спросила, о чём это я.
— Как, Вы не знаете, что Ваша школа заменит мне психушку? Вам не сказали, что на той недели я вены резала. Прям в туалете, а меня пять девочек отговорить пытались, но не получилось у них…
Я самозабвенно рассказывала и рассказывала, придумывала и придумывала, доводила до такого абсурда, что девушка покрылась красными пятнами, а на висках у неё выступили капельки пота. Ох, тургеневская барышня, а такой строгой показалась.
И всё-таки я не просчиталась, завучами просто так не ставят, они имеют определенный вес. Пошушукались с директором, посовещались. И уже всякая милость к моим «заботливым» родителям пропала. А когда прямо спросили, почему у меня запястье перевязано, и я так же бесхитростно прямо ответила, дело было в шляпе. К счастью, в моей шляпе!
Что меня ждало потом в машине… Лучше не пересказывать, да я и не слушала, абстрагировалась от всего и вся. Теперь буклеты глаза не мозолили, не отвлекали и не нервировали, поэтому жизнь налаживается. А я не виновата, что такую проблемную меня попытались упечь в школу, которая предусматривает режим пансиона. Это же надо было так позаботиться о моём будущем, браво!
Думала, накажут, в лицей не пустят. Нет, за милую душу. Только отвезти доверили Марселю Павловичу, а я и не возражала. Устала оборону держать, может им и кажется, что всё это легко, взял и отстранился, взял и абстрагировался. Но нет…
В лицее кроме второй смены нас решили порадовать ещё и сокращёнными уроками, вместо положенных сорока пяти звонки сделали на тридцать.
И всё бы, всё бы ничего, если бы прошло всё гладко. Но понедельник не был бы понедельником.
На одной из перемен, когда почти все одноклассники высыпали в коридор, чтобы найти выпускников и пообщаться с ними в более неформальной обстановке, передо мной возник Тузов.
Преградил дорогу и не дал выйти со всеми. Пыталась обойти его молча, не получилось. Наоборот, моя рука попала в плен его загребущей, а на запястье в следующий момент поверх бинта красовался тёмно-зелёный напульсник. Новый, тугой, сдавил так сдавил.
— Это ты признаешь свою причастность? — Зло спрашиваю я, потеряв всякую надежду уйти без разговора.
— Мия, я не знал, что Оля планирует. Честно! — Руку мою не отпустил, большим пальцем стал поглаживать её и на всё мои попытки одёрнуть не реагировал.
— Хорошо, пусть по-твоему. Пойдем тогда к директору, расскажешь, что знаешь.
— Нет, не могу. Мия… Прости меня за всё. Я хотел мести, да. Она стала моей целью, моим воздухом. Но я не хотел вот этого. — Поднял мою руку, показывая, чего он не хотел, сказать словами язык-то не повернулся. Трус!
— Прощаю. Всё? Теперь отпусти меня!
— Мия, давай всё с чистого листа? Давай попробуем по-взрослому?
— По-взрослому?!
— Мы не можем быть порознь. Я же вижу, что ты меня не забыла.
Я рассмеялась, надо же какая наглость, какое самомнение. И когда это он увидел, что мы не можем врозь? Когда сравнивал меня с собачонкой? Когда сказал готовить то платье? Когда угрожал? Когда выставил беспощадной и злой стервой? Когда?!
Все эти «когда» потонули в смехе. Так и нужно, не собираюсь ничего выяснять с ним. Но…
— Понял, да, что отрезало? — Смотрю прямо в глаза, больше не вырываюсь, пусть трогает, пусть поглаживает, это единственное, что ему остается. И он это знает, чувствует!
— Нет, не отрезало! — Какое жалкое упорство. Бумажный кораблик против Девятого вала.
— В своё время ты знал меня лучше всех. Я быстро привязываюсь, быстро привыкаю, но когда перегорело, когда отрезало, то навсегда!
— Если я всё исправлю? Если всё всем расскажу? Правду расскажу! — Схватил и вторую мою руку.
— Пересядь!
Дергается, как от пощёчины.
— Нет! — Отпускает меня и мои руки, отходит, садится на место Дэна. Срываю с запястья напульсник и кидаю Тузову.
И откуда такая принципиальность?
Ответ узнаю уже завтра…
Возвращается Эндшпиль. Он приходит ко второму уроку, он входит без стука. Все, абсолютно все смотрят на него. И я, я тоже. Конечно!
Рукава засучены — и это то, что осталось от прежнего. Но сам Дэн стал другим. Лицо заострилось, скулы стали выделяться так, как никогда раньше. Глаза не блестят, в них такой штиль, уверенный, взрослый. Теперь сила виделась во всём образе, он стал больше, мускулистее, даже выше. А руки испещрены вздутыми венами.
Где он был?
Наши взгляды встречаются на такую долю секунды, что кажется это только моя фантазия. Ведь теперь он смотрит на своё.
В испуге перевожу взгляд на Тузова. Глаза его стеклянные, отсвечивающие наливной выпуклостью, в них затаилось злое предвещанье. Не хочет пересаживаться, не хочет… Притягивает в сообщение Дэна, притягивает…
О, нет!
Застывший на мгновение Эндшпиль, уже направляется к своей парте, как я вскакиваю и бегу к нему навстречу. Случайный порыв, совершенно, подумаю об этом после.
— Это провокация! — Шепчу ему, перекрывая дорогу.
61
Всю эту неделю моя жизнь реально была захвачена круговоротом, буйным, мощным, энергичным. Тот бурный поток всё нёс и нёс меня, не жалея ни моих костей, ни моих сухожилий. Вода же везде дорогу найдет, вот она и решила, что мне с ней по пути.
Но сейчас, вот тут, в проходе, рядом с Денисом я оказалась в центре тайфуна. Опасно, может даже смертельно, но спокойно. И температура не просто повышена, а выше возможного. Вокруг что-то бушует, бесчинствует, бунтует, но внутри тихо. Ти-хо…
— Надо же кто почтил нас своим вниманием! — Откуда-то снаружи, вне глаза тайфуна, послышался голос историка.
Мы не реагируем, я почти уверена, что Денис тоже не совсем расслышал обращение. Он смотрит на меня, я на него.
Вижу каждую черточку на лице. Кожа такая гладкая, натянутая, ровная. Денис свёл татуировку, почти до конца, осталась какая-то полутень. Тем ярче стал рубец на виске. Я не замечала, у Дениса есть шрам. Я впервые его увидела. Увидела Его.
Лицо его не хмурилось, оно не изменилось ни от наглости Тузова, ни от внезапной преграды в виде меня. Не поменялось и дыхание.
Только взгляд медленно перешёл на меня.
— Был не прав. Извиняться и скидывать ответственность на тебя не буду. Помилование мне не нужно. — Раздался вкрадчивый, сдержанный шёпот. — Это тебе, держи, Мия.
Денис протянул мне какие-то маленькие коробочки. Совершенно машинально, не соображая, что мне, быть может, и не стоит их брать, вытягиваю руку за неожиданным подарком. Даже не смотрю на него, только ощущаю что-то глянцево-картонное.
— Соломонов, Вас заждались в кабинете директора. Не смею Вас задерживать! — Учитель привлекал внимание настойчиво, настырно, будто тоже хотел пробраться в глаз тайфуна.