В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря - Каллахэн Стивен. Страница 3

Один друг посоветовал мне записывать свои мысли, что будет только полезно для тех, кто считает меня безумцем. Поджидая на Бермудских островах Криса, я, сидя под пальмой, записал следующее: «Как жаль, что я не в силах описать чувства, владеющие мною в море. Если бы я мог выразить те терзания, тот страх и безысходность, описать красоту, сопутствующую грозным зрелищам природы, духовное единение со всеми живыми тварями, которые обитают в стихии, несущей мое судно! Ощущение жизни обретает невиданную мощь, которая раскрывается перед нами, когда мы выпускаем из своих рук бразды правления и просто реагируем, живем, боремся за свое существование. К религии я в сущности равнодушен. Моя собственная космология запутанна и не согласуется ни с какими церковными или философскими учениями. Но для меня выйти в море означает узреть лик Господен. Море напоминает мне о моем ничтожестве и о ничтожестве всего рода людского. Какое прекрасное чувство — глубокое смирение».

Бросок через Атлантику вместе с Крисом был просто опьяняющим — бури, быстрый бег яхты, киты, дельфины. Тут было все, что нужно для приключения. А когда мы подошли к берегам Англии, я понял, что кончилось все, чем я жил от рождения, и теперь для меня начнется новая эпоха.

СУДОВОЙ ЖУРНАЛ «НАПОЛЕОНА СОЛО»

«НАПОЛЕОН СОЛО»

ГЛУБОКАЯ НОЧЬ. УЖЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДЕРжится густой туман. «Наполеон Соло» деловито рассекает волны, направляясь к английским берегам. Курс наш пролегает в непосредственной близости от островов Силли. Необходимо соблюдать крайнюю осторожность. Высокие приливы, мощные течения, интенсивное движение судов — все это создает опасность для маленькой яхты. Мы с Крисом в четыре глаза вглядываемся в окружающую мглу. Внезапно перед нами вырисовывается маяк, стоящий на каменистом островке, а высоко над водой вспыхивает его луч. Сразу же становятся видны и обрушивающиеся прибойные волны. Мы слишком близко от камней. Крис стремительно перекладывает румпель под ветер, а я выбираю шкоты, чтобы «Соло» шел параллельно скалам. По времени изменения пеленга на маяк мы рассчитали расстояние до него — меньше мили. По карте, дальность его видимости 36 миль. Нам еще повезло, потому что туман стоит сейчас не такой плотный, как нередко случается в наших американских водах у побережья штата Мэн. Не удивительно, что за один только ноябрь 1893 года целый флот 298 судов разбился вдребезги на этих скалах.

На следующее утро мы выбрались из белой пелены тумана, и вот «Соло», мягко покачиваясь на океанской зыби, спокойно скользит, подгоняемый легким бризом. Мы неторопливо втягиваемся в залив, возле которого приютился город Пензанс. Обычно море тяжко колотит в гранитные утесы Корнуолла, печально известною полуострова на юго-западе Англии, взыскавшего с мореплавателей обильную дань кораблями и человеческими жизнями. Пасть залива таит в себе немало опасностей, таких, например, как нагромождение скал, именуемое мыс Лизард.

Небо ясно, и светит солнце. Море спокойно. За прибрежными утесами виднеются зеленые поля. За двухнедельный переход от Азорских островов мы привыкли дышать соленым морским воздухом, и сейчас запах земли кажется нам благоуханием. Под конец морского перехода у меня всегда бывает такое чувство, словно я доживаю последнюю страницу волшебной сказки, и сейчас оно охватывает меня с особой остротой. Крис, единственный матрос в моем экипаже, разворачивает легкий стаксель. Он взмывает над водой и плавно проносит нас мимо деревушки под названием Мышиная норка, притаившейся в расселине между скалами. Вскоре мы заходим за высокий каменный волнолом порта Пензанс и надежно швартуем «Наполеон Соло». С подачей швартовых концов подведена черта под трансатлантическим переходом маленького «Соло». Наконец достигнута последняя цель — главная в череде задач, которые я поставил перед собой пятнадцать лет назад. В те далекие уже теперь дни Роберт Мэнри научил меня не только мечтать, но и добиваться исполнения своей мечты. Сам Мэнри сделал это на крошечном «Типкербеле». Я повторил то же самое на «Соло».

Мы с Крисом взбираемся по каменной кладке набережной поискать таможню и ближайший паб. Оглядываюсь вниз на «Соло» и вижу: это судно мое отражение. Я замыслил его, создал и направлял его ход. Все мое имущество заключено в нем. Мы вместе завершили эту главу моей жизни. Теперь пришло время устремиться за новой мечтой.

Крис скоро уедет, а я продолжу путешествие один на один с «Соло». Я заявил свое участие в гонке «Мини-Трансат», а это предприятие для моряков-одиночек. Но пока что рано об этом думать. Сейчас время праздновать. И мы отправляемся на розыски местечка, где можно было бы пропустить по пинте пива, первой за последние несколько недель.

Программой «Мини-Трансата» предусмотрены два этапа: от Пензанса до Канарских островов и далее на Антигуа. Так или иначе, мне все равно надо попасть в Карибское море. Я рассчитываю подыскать себе там какую-нибудь работенку на зиму. Мой «Соло» быстроходная прогулочная яхта, и очень интересно сравнить его качества с чисто гоночными. Мое судно так хорошо экипировано для дальнего плавания, что у меня, по-видимому, есть шанс уложиться в сумму своих наличных до самого финиша. Кое-кто из моих будущих соперников в суматошной круговерти предстартовой лихорадки срочно вставляет дополнительные переборки или выводит «мэджик маркером» номера на своих парусах; я же в это время вполне могу позволить себе удовольствие полакомиться местными пирогами и со вкусом пообедать жареной картошкой с рыбой. В самые последние минуты перед выходом я должен буду только шлепнуть марки на письма и отведать на прощание местного пива.

Однако шутки в сторону — нам предстоит отнюдь не увеселительная прогулка. Сейчас уже настало осеннее равноденствие, время, когда ярятся шторма. Дважды за неделю свирепые ветры вспарывают воды Английского канала, переламывая пополам идущие по нему суда. Многие из заявившихся участников гонки запаздывают. Опрокидывается одна французская яхта, и экипажу не удается ее спасти. Люди переходят на спасательный плот и умудряются высадиться на крошечном уединенном пляже, прилепившемся у подножия длинной полосы коварных скал на побережье Бретани. Другой француз оказался не так удачлив: его изуродованное тело и выбитый транец его яхты обнаружены на камнях у мыса Лизард. Мрачное уныние повисает над флотилией.

Отправляюсь в местную корабельную лавку пополнить свои запасы. Она помещается в глубине замшелого переулка, вход в нее не обозначен вывеской. Все, кому надо, и без указателя находят дорогу к владениям старого Уиллоуби. Я уже слышал, что старик — известный ругатель, но мне даже нравится его грубая прямота. Уиллоуби приземист, с такими кривыми ногами, будто их нарочно гнули над паром вокруг пивной бочки, поэтому он косолапит и медленно ковыляет по лавке, раскачиваясь, словно корабль с убранными парусами на зыби. Из-под взъерошенной копны седых волос остро сверкают прищуренные глазки, в зубах зажата трубка.

Обращаясь к одному из своих помощников, он жестом указывает по направлению к гавани:

— Понаехало тут мальчишек, лодчонок видимо-невидимо, хлопот с ними не оберешься, а что толку — одна морока да и только! — Обернувшись затем ко мне, он бормочет под нос: — Вот еще один явился, того гляди, последнее упрет, а старый человек только успевай поворачиваться. Еще, небось, погонять будет.

— Одним словом — связался черт с младенцем! — не остаюсь я в долгу.

Одна бровь Уиллоуби ползет вверх, а губы складываются в едва заметную усмешку, которую он старательно маскирует трубкой. Старик начинает травить байки и в один присест наплел целую бочку арестантов. Пятнадцати лет он сбежал из дома на корабле, служил на шерстяных клиперах, крейсировавших между Англией и Австралией. За свою долгую жизнь он столько раз огибал мыс Горн, что даже сбился со счета.

— Слыхал я об этом французе. Не знаю, ребята, на что вам сдались эти гонки? Уж я в свое время всласть Поплавал. Хорошие были денечки! Но мы ведь дело делали! А кому моряцкое дело — забава, тот уж точно сам к черту в лапы метит!