Мародер без диплома (СИ) - Фишер Саша. Страница 27
— Что такое баниция? — вдруг спросил я. Натаха замолчала и с недоумением уставилась на меня. Остальные тоже. А я даже сам не знаю, почему спросил именно сейчас. Слова Матонина о том, что Охранка лезет в Сибирь, несмотря на баницию почему-то врезались мне в память и показались чрезвычайно важными.
— Это такой... гм... политический акт, — сказал Бюрократ. Посмотрел, было, странно, но потом вспомнил, что я о себе рассказывал, и взгляд его стал понимающим. — В истории случился только один прецедент, в 1914 году, когда императрица Елена издала указ о баниции Сибирских земель восточнее Тюмени.
— Елена? Какая еще Елена? — спросил я.
— Елена Орлеанская, великая императрица, супруга Николая Второго, — ответил Бюрократ.
— А разве он не на Алисе женился? — спросил я и тут же прикусил язык. Гиена-то был не в курсе, что меня поезд из другого мира привез, а второй раз вдаваться в объяснения мне не хотелось. К счастью, у того в глазах никакого недоверия не мелькнуло. По всей видимости, незнание всяких дел минувших дней вообще ничем подозрительным не являлось.
— Он вроде как хотел, но Алису не то отравили, не то она с конюхом сбежала, — Бюрократ пожал плечами. — В общем, его венценосные родители просватали ему француженку. Такую красивую, что, говорят, глазам было больно.
— Ну и? А баниция как случилась? — нетерпеливо спросил я
— Ну так сначала случился Кружевной переворот, — Бюрократ наморщил лоб. — Ох, я ведь совсем не знаток, только в общих чертах о той истории читал... В общем, в 1914 году Николашка собирался подписать какой-то там ультиматум об объявлении войны. Но его супруга эту писульку прочитала, в клочья порвала и сказала мужу, что он идиот. Они крупно повздорили, Елена из спальни убежала в слезах, а вернулась во главе отряда вооруженных до зубов гвардейцев. А Кружевным переворот назвали, потому что она перед подданными выступала прямо как из спальни сбежала — в кружевной ночной рубашке. В общем, потом она всем сообщила, что Николай — безумец, государственный преступник и Россию-матушку решил коварным англосаксам продать, и применила к нему одну французскую игрушку, которую из Парижа с собой привезла. Гильотина называется. Британский посол лично принес ей ноту, так она наставила на него пистолет и заставила бумажку порвать и сожрать по кусочкам. И сказала, что он может катиться на хуй со своими интригами и своей войной. Мол, если Британии надо, пусть она сама и воюет. И это Николашка был дурак, а она воспитывалась в Париже, и англичашек на дух не переносит.
— На хуй? Прямо так и сказала? — я захохотал. Ничего себе, шальная императрица!
— Не только сказала, но и официальный документ выдала с такой именно формулировкой, — сказал Бюрократ. — А вот потом против этого ее самоуправства вспыхнуло несколько восстаний. В Иркутске, Томске и Красноярске. Она посмотрела на карту, лобик свой красивый наморщила и спросила советников: «А на что там эта Сибирь?» Ей объяснили про золото, уголь и прочие полезные ресурсы. Она приказала принести бумаги, заперлась в кабинете с несколькими финансистами. Потом она оттуда вышла и издала тот самый указ о баниции. Который полностью отторгал сибирские земли. Российская Империя убирала изо всех городов свои гарнизоны, администрацию и войска. «А местные сибирские жители, коли уж им спокойно не живется, пусть ебутся как хотят!» — как-то так она сказала.
— И тоже написано в официальном документе? — давясь смехом спросил я.
— Именно так, — Бюрократ кивнул.
— Получается, что она от Сибири отказалась, — сказал я. — И теперь Сибирь — независимое государство?
— Нет, ничего такого, — Бюрократ развел руками. — Брошенные земли пытались прибрать к рукам и китайцы, и американцы, и немцы. Но только никому толком это не удалось. Никакого единого самоуправления тоже не появилось. В разных городах обосновались разные кланы, кому сил и денег хватает власть удерживать. В Красноярске — Матонины, в Барнауле — Демидовы, в Иркутске — Унгерн, чтоб его... Все они так или иначе в частном порядке продают ресурсы и в Россию, и в Китай, и в Америку. Личными армиями обзавелись, как-то в своих городах порядок поддерживают. А остальные местные жители как жили, так и живут. Продолжается это лет уже примерно сто. Россия сюда преступников ссылает вместо каторги, китайцы вроде то же самое делают.
— А Томск? — спросил я.
— В Томске сразу после баниции власть захватил ректор университета, — сказал Бюрократ. — Объявил город закрытым, выпнул всех несогласных и неграмотных.
— Университет? — спросил я. — И как ему это удалось?
— Так там же магии учили, он его с самого начала открывал как конкурирующее заведение Соловецкому приюту... — не очень уверенно сказал Бюрократ. — Вообще-то, Богдан, эту историю я уже не очень хорошо знаю, внутрисибирские дела для большей части жителей Российской Империи были и остаются загадкой.
— А сколько стоит билет на дирижабль? — спросил я, повернувшись к Натахе.
— Где-то две тысячи соболей, — сказала Натаха. — Тот заказ, про который нам Фрол говорил, как раз покрыл бы нам все расходы, и еще подъемные бы остались... Только не можем же мы опять прийти к Фролу?..
«Интересное дело, — подумал я, но вслух ничего говорить не стал. — Вроде как, центральной власти тут не сложилось, а вот некая местная валюта есть... Надо будет потом расспросить кого-нибудь знающего поподробнее». Вслух сказал другое:
— Ха, Натаха, а ты представь себе рожу Фрола, если мы прикатим, такие опять и скажем: «Так, старикашка, нам вчера какие-то черножопые помешали договорить, что там за заказ с перегоном скота?»
— Послушайте, а зачем нам вообще Фрол? — спросил Бюрократ.
— Что? — Натаха нахмурила брови. — Ну... Он знает нужных людей, которым нужна помощь, за которую они готовы заплатить...
— Так он же сказал, кто заказчик, — Бюрократ потер переносицу, как будто пытаясь найти на ней очки. — Питомник Бесстужевой-Вавиловой. Что нам мешает прийти туда самостоятельно и заключить с ними договор напрямую?
Глава 14. Ученый мир как он есть.
— Грузовик не дам, — сказал Епифан, выслушав наш план добраться до Кольцово. Развел руками. — Топлива нет. Лошадей могу дать.
— Лошадей даже лучше, — сказала Натаха. — Тогда мы можем по тракту не ехать, на нем может быть засада. Вряд ли Матонины быстро забудут наш шумный побег.
— Боюсь, что я... — Бюрократ замялся. — Я не уверен, что очень хорошо держусь в седле...
— Ты никогда не ездил верхом? — брови Натахи удивленно взлетели вверх. — Это же детская забава! Все умеют ездить верхом! Это же как плавать!
— Ну я не то, чтобы совсем не умею... — Бюрократ потупился. — Когда я был ребенком, меня дважды водили на ипподром. Но не могу сказать, что я опытный наездник...
— Подберу тебе тишайшего мерина, Клаус, — Епифан рассмеялся. — Пупыню. Он не даст тебе с себя свалиться, даже если ты запаникуешь.
Вообще-то я тоже был не то, чтобы опытным наездником. С лошадями мне приходилось иметь дело, конечно, еще когда я срочником на границе с Монголией служил. Мы у пастухов брали коняшек покататья, когда свободное время было. Но вроде никаких проблем мне эти животные не доставляли, так что я промолчал. Ну, верхом так верхом.
Мне досталась рыжая кобыла по прозвищу Солнце. Епифан вручил мне повод, предупредив, что дама она норовистая, так что глаз да глаз за ней нужен. Я погладил ее по огненной морде, она скосила на меня лукавый глаз и боднула в плечо. Вроде как, это хороший знак...
Натаха взлетела в седло здоровенного черно Рамзеса, выражением морды и общими повадками похожего на тиранозавра, а Гиене достался пестрый бело-серый мерин по прозвищу Пятнашка. Кажется, такая масть как-то называлась, но в этом вопросе я никогда не был особенно силен.
Первое время мы ехали молча. Я просто следовал за черной лоснящейся задницей коня Натахи. Все мое внимание уходило на то, чтобы не дать рыжему Солнцу отвлекаться, чтобы схрупать куст вкусной медуницы или задрать хвост и пуститься в рысь вообще в какую-нибудь другую сторону. Но через час дороги и я, и бюрократ попривыкли к этим транспортным средствам, и неспешная дорога по холмам с перелесками даже начала доставлять удовольствие. Солнышко припекало, птички пели. Красота...