Мародер без диплома (СИ) - Фишер Саша. Страница 37
— А что такое «Брюсова Академия»? — спросил я, соскакивая с трубы. — Учебное заведение какое-то?
— Да нет, там ничему не учили, — Бюрократ махнул рукой, раскачивая присохшую пробку на бутыли с маслом. — Был такой деятель во времена Петра Первого, Яков Брюс. Когда он умер... Ну, точнее там темная какая-то история, тела вроде как никто так и не нашел, но как-то общим местом решили считать его мертвым, тем более, что болел он действительно долго... В общем, когда разбирали его наследство, нашли множество проектов, среди которых была записана идея по совмещению магии и техники. Во главе с Александром, сыном Якова Вилимовича, они основали что-то вроде ордена, который и заложил основы техномантии.
— Без техномантии не было бы шагоходов, магических замков и печатей, — сказала Натаха. Забрала у Бюрократа бутыль и одним движением выдернула из него пробку. — И еще много чего.
— Но потом Академию закрыли, и деятельность ее запретили, — сказал Бюрократ.
— Техномантия оказалась слишком могущественной и опередила свое время? — спросил я.
— Ах, если бы! — Бюрократ усмехнулся. — Обычный антиправительственный заговор. Кирилл Брюс, один из племянников, пытался устроить переворот, ходили слухи, что это он устроил в Москве чуму в 1771 году. На суде он кричал, что дремучая Россия сама себе режет горло, уничтожая светлые умы. Но сам же при этом и приказал сжечь архивы Брюсовой Академии. Что-то удалось спасти, что-то пропало. Но наследили они по всей Российской Империи много, так что теперь вот даже в Сибири, как видишь, всплывает это их «МЫ БЫЛИ».
— А Яков Брюс был магом? — спросил я. Надо же было сравнить. В моем мире про этого сподвижника Петра I и то ходили слухи, что он колдун и чернокнижник. А здесь магия — это вроде как привычное дело...
— Конечно, и очень могущественным, — ответил Бюрократ. — С детьми ему только не очень повезло, но с магами так частенько бывает...
Магия... Шаман... Приступ ярости... Внезапно открывшаяся дверь... В голове вдруг всплыло все и сразу. Искры вокруг моего кулака, моментально перегоревший свет. Я старался над всем этим не думать, потому что для осмысления чего бы то ни было нужна спокойная обстановка, которая у нас все не наступала и не наступала. А тут как-то все эти мысли разом нахлынули.
— Мне кажется, или среди вас никто не удивился, когда у меня получилось открыть ту дверь? — задал я вопрос, который крутился у меня на языке с самого момента той вспышки ярости, которая вырубила свет и взломала замок.
Глава 19. Прямо нельзя свернуть
Натаха казалась полностью погруженной в попытки разжечь лампу при помощи старого огнива. Бюрократ сосредоточенно пытался достать из ботинка попавший камешек. Сидел в перекошенной позе, лицо отрешенно вдохновенное. Гиена задумчиво чесал бороду.
— Вы моего вопроса не услышали что ли? — возмутился я.
— Так это... — Гиена потряс почти потухшую палочку, и она снова засветилась ярче. — Удивляться-то особо нечему вроде как... Хорошо еще, что ты эту дверь там не взорвал вместе с нами всеми, я слышал, что и такое бывает.
— Не понял... — я уставился Гиену. Он поднес свой издыхающий химический светильник к подбородку, зеленый свет сделал его лицо похожим на маску.
— Дык по тебе ясно было, что ты не колдун пока, — сказал Гиена. — А на бумажке из заубер-детектора было написано, что колдун. Значит ты либо способности еще не просыпались. Вообще, вроде как, это еще в детстве выясняют, и сразу отправляют учиться, почему тебя пропустили, я не представляю. В твоем паспорте было написано, что ты из столицы...
— Нас со Звонарем как-то наняли охранять гоньбинского старосту, а там деревенская свадьба была, дочку одного куркуля замуж выдавали, — сказала вдруг Натаха, у которой, наконец-то получилось запалить старый фонарь. — Так вот на эту девку прямо на свадьбе накатило. Она спалила амбар и три двора. И жениху ее руку оторвало, когда он попытался ее остановить. Она потом чуть не удавилась с горя. Не знаю, чем там дело закончилось, нам пришлось спешно улепетывать... Ну да это неважно уже. В общем, если у тебя такое в первый раз произошло, то нам всем еще повезло.
— Я читал памятку-брошюру для родителей, — сказал Бюрократ. — Как раз по поводу внезапных вспышек эмоций, которые могут быть очень опасны. На учебу особенных детей забирают только с десяти лет, а до этого с ними приходится семье возиться. И стараться не злить и не нервировать, потому что неизвестно, как такой ребенок отреагировать может. Если до десяти лет случается «выброс», то ребенка забирают. А если нет, то потом забирают и провоцируют уже в более подходящих условиях.
— Слушай, Гиена, я давно спросить хотел... — быстро сказал я, увидев, что Гиена явно собирается задать мне какой-то вопрос. — Про Киру. Ну, ту женщину в кожаном плаще на станции. Я правильно понял, что она каким-то образом вам условия диктовала?
— Тут такое дело... — Гиена замялся. — Хотя теперь-то уж что... — он махнул рукой, в которой все еще сжимал погасшую уже палочку. Та снова ненадолго засветилась. — В общем, станция была самым лакомым куском во всем левобережье. Особенно лет пять назад, когда выселенцев было больше. Батя и так пытался нашу семью к делу примазать, и эдак, но не выходило. Рыбацкие — ушлая семейка, их там восемь братьев только... А нас у отца было четверо. И Аркаша еще, козел драный. Приблудыш, сука... — Гиена сжал кулаки, палочка жалобно хрустнула, но больше уже не засветилась. — В общем, мы нападать не рисковали, а договориться не получалось. А потом пришла Кира и предложила сделку. Мол, она выгоняет к херам Рыбацких со станции, а мы ей отдаем некоторых выселенцев. Сначала мы не поняли, в чем соль. Батя даже думал на хер ее послать, вроде как, не хотел с истеричной бабой договариваться, а Кира... Ну ты сам видел. А потом смекнул, что к чему. В общем, Рыбацкие переселились на правый берег и затаили на нас зуб. А нашей законной добычей стали выселенцы. И сначала это было даже хорошо. Но в последний год поезда из Империи стали все реже приходить, и народу на них стало приезжать все меньше. Добровольных переселенцев почти вообще не стало. Раньше были, я даже видел. Обстоятельно так готовились, ехали на тюках с имуществом. А, да. Про Киру же. То, что она из Охранки мы почти сразу поняли. Хотя имперские служащие здесь, в Сибири, обычно не светят своими документами. Здесь их закон не защищает, если пристрелят и прикопают, никто даже пальцем особо не дернет. А в каком-нибудь Красноярске так вообще прямым текстом написано на каждом столбе, что, мол, кто сдаст имперца из Охранки или, там, из еще какого ведомства, тому тысяча соболей.
— И что с пойманными потом делают? — спросил Бюроркат.
— Головы отрубают, вроде, — Гиена пожал плечами. — У них там есть стена с кольями, так вот на нее как раз головы и вывешивают. Матонины, что с них взять...
— Можно подумать, Демидовы чем-то лучше, — буркнула Натаха.
— Про Демидовых врать не буду, не знаю, — сказал Гиена. — Они вообще в свой Барнаул не всех пропускают. Стена у них там, ворота, каждого входящего проверяют. Да хрен с ними, с Демидовыми. В общем, понятно стало, что Кира и ее головорезы — точно из Охранки. Но в Новониколаевске на это всем по сараю всю жизнь было. Кто быстрее выстрелил, тот и прав, потому что.
— Я еще на пароме вам говорил, что это Катерина Бенкендорф, а никакая не Кира, — сказал Бюрократ. — Кстати, когда вы говорите, иссяк поток выселенцев?
— Может с год... Или около того, — Гиена посмотрел на бесполезный теперь стержень и забросил его за трубу. — На самом деле, под Кирой было неплохо. Она в основном-то в наши дела не совалась. Пока выселенцев было много, было как-то не жалко отдавать ей тех, на которых ее детектор указал. А вот потом стало хреново. Мало того, что поезд раз в неделю и реже стал приходить, так еще и людей там было... В вашей, кстати, партии еще ничего так себе. В прошлые две недели вообще было по пять человек. И двоих Кира забрала себе. Так что мы поиздержались, вот и решили, что можно тебя ей не показывать. Пережила бы без одного одаренного. Тем более, что Шпак... — Гиена хохотнул. — Между прочим, всем была бы одна сплошная польза, если бы мы тебя, Боня, содомиту Шпаку продали. Тебя бы от его жирных прелестей расколбасило, и ты бы проснувшейся магией вскрыл ему брюхо. Или наизнанку вывернул, говорят такое тоже случалось.