Мародер без диплома (СИ) - Фишер Саша. Страница 9

— Смотри, засаживатель, как бы у нее зубов в одном месте не оказалось, — Гиена тоже посмотрел на девушку. — Хотя такой и зубы не нужны, одной силой твое хозяйство расплющить может. И будет у тебя не елда, а блин. Или скорее хачапури. С яйцом, как Ибрагим готовит.

— Ой, да заткнись ты уже, шутник, — Мелкий пихнул Гиену в плечо. — Что с ней делать-то собираются?

— Камнями вроде забить, — Гиена пожал плечами. — Да, точно камнями. Вон они уже выкатили возок с булыжниками. Платишь белку — кидаешь камень. Народ такое любит.

Тут на колокольне, нависающей над площадью, истошно зазвонили колокола. Немелодично, без всякой системы. Как будто кто-то просто дергал их как попало. Впрочем, почему как будто-то? Скорее всего, так оно и было... Все тут же засуетились и пришли в движение. На трибуны потянулся всякий разный народ, на аншлаг не похоже, но в целом достаточно, чтобы составить некоторое представление о публике, которая здесь собирается.

Правда, впечатления получались довольно путанные, как будто здесь собрали паззл из нескольких разных коробок. Например, крестьяне с телегами, торгующие овощами, яйцами и мешками с зерном (или что там еще крестьяне продают в мешках?), выглядели как картинки из учебников истории — груботканые рубахи, подпоясанные чуть ли не веревками, шапки какие-то бесформенные, штаны мешком... Хотя на ногах при этом не лапти, а всякое другое. Кирзовые сапоги, например, или стоптанные армейские ботинки. Или вообще кроссовки почти привычного для меня вида.

Другая разновидность публики — здоровенные мужики, вроде братьев-бородачей, одетые в стиле «охотничье милитари». Штаны-карго, опять же, кирзачи, жилеты-разгрузки. И обвешаны оружием еще. Женщин было не очень много, среди селян попадались дородные такие бабищи.

После того, как зазвонил колокол, стала появляться публика другого сорта. Эти мужики были одеты в какое-то подобие деловых костюмов. Почти такие, к каким я привык — брюки, пиджак, жилетка. Галстуков ни на ком не увидел, похоже, в моде шейные платки с блестящими заколками. И шляпы еще на всех. Дурацкие круглые соломенные, типа как на жуликах, обычные такие, типа как в гангстерских боевиках, или даже котелки. Самый колоритный тип явился в шубе. Нет, серьезно, я сначала даже глазам своим не поверил! На улице июль, градусов двадцать пять уже, а он в шубе. И не просто в шубе, а из леопарда. Не знаю, настоящего или искусственного. Он прошествовал на одну из средних трибун, жирный, как боров, за ним двое явно слуг, одетых в блестящие ливреи. Один тащит опахало. Второй — кувшин в оплетке. А дальше за ними еще охраны человек шесть. Я хихикнул.

— А что ты ржешь, мозгляк? — Мелкий повернулся ко мне. — Это, если что, твой будущий хозяин топает. Вельможный господин Шпак. Плантатор и меценат.

— Да брешут про мецената, — Гиена снова издал этот свой кашляющий гогот. — Это он бордель финансирует под видом приюта. В смысле за услуги платит, а не держит. Приходит и спасает юных мальчиков от голода. А эти пидоры манерные и рады стараться.

— Фу, Степа, вечно ты какие-то ужасы рассказываешь, — Мелкий вытащил из ножен на поясе нож и принялся ковыряться им в зубах. — Пугаешь нам мальчишку...

— Зато смотри как жирдяй его глазами жрет уже! — Гиена мотнул головой в сторону усевшегося на скамейку толстяка в леопардовой шубе. — Сейчас слюни пузырями начнет пускать!

По красному лицу Шпака текли струи пота, несмотря на старания парня с опахалом, шеи не было видно из-за трех подбородков, а брюхо лежало на толстых ногах, накрывая их почти до колен. Да уж, красавец. И в бордель ходит? Хм, уважаю. Такую тушу, должно быть, и до сортира-то донести целая экспедиция... Но смотрел этот жиртрест и правда в мою сторону. Жирно так смотрел. С вожделением.

Справа началась суматоха. Из шатра вынесли несколько клеток. Я вытянул шею, чтобы разглядеть получше, что там в них. Ага, медвежата. На край помоста вышел зазывала. В красной рубахе и черной жилетке. С шапкой густых черных кудрей и огромным кольцом в ухе. Похож на цыгана. О, значит это помост соплеменников моих «сокамерников». Я глянул в их сторону. Радуются или нет? Может их свои же и выкупят?

Троица сбилась в плотную кучу и что-то горячо шепотом обсуждала. Я прислушался, но ничего не понял. То ли шум толпы мешал, то ли говорили они на каком-то своем диалекте. Что-то не похоже, чтобы они радовались. Глаза сверкают неподдельной такой ненавистью, а руки то и дело дергаются, как будто каждый из них хочет выхватить нож. Хм. Странно. Никогда не думал, что одни цыгане могут не любить других цыган. Хотя я про них вообще ничего, кроме «Айнанэ!» не знал, так что ничего удивительного.

Гулко застучал барабан. Цыган на помосте стал подхлопывать ему в ладоши, привлекая к себе внимание. Сейчас будет какое-то шоу, наверное...

Я приготовился бездумно глазеть, но внезапно напрягся. Волосы на затылке встали дыбом, кожа на руках покрылась мурашками. Чутье подсказывало мне, что готовится какая-то заваруха. Я еще не знал точно, какая и почему, но оно меня никогда в жизни не обманывало.

Оглядел внимательно площадь. Народу много, но топчутся кучками, а не сплошной толпой. Правая часть площади ограничена кирпичными стенами лабазов. Глухая стена, можно сказать. Прямо, за трибунами, базарные ряды. Слева там еще стоит несколько телег, которые подъехали чуть позже нас. Похоже, те, что с парома спустились. Вооруженных людей — до хренища. Обрезы, карабины, дробовики, ножи, кинжалы, топоры. Лопаты и вилы тоже присутствуют. Где же здесь опасность?

С левой стороны площади — несколько домиков разной высоты, жмущихся друг другу, будто им мало места, вот они и притиснулись так тесно, что между ними не то, что человек не пролезет, но и кошке, пожалуй, места не хватит. Значит выходов с площади всего два — узкая улочка, по которой приехали мы. И в дальней части, за базарными рядами, рядом с колокольней. Значит в случае шухера все ломанутся в наш выход. Будет давка, толчея и неразбериха. Я вывернул голову, чтобы посмотреть, что за спиной. Там тоже были лабазы, но перед ними — несколько деревянных построек, в которых безошибочно угадывались уличные сортиры.

Я посмотрел на бородатых братьев. Кажется, они были чем-то озабочены, сгрудились в кучку и что-то обсуждают. Вот и славно. На меня никто на смотрит, сижу я удобно, поджав под себя ноги. Я незаметно отстегнул булавку от толстовки и опустил руки к кандалам на ногах. Правая нога... Замок послушно скрипнул, я незаметно вывел браслет из паза, но с ноги убирать не стал, чтобы не заметили случайно. Я бросил пару взглядов по сторонам. Никто не наблюдает? Никому не было дело. Бюрократ и Медведь слушали, как заливается соловьем цыган-зазывала, расписывая достоинства медвежонка как защитника жилища, и обещает в скором времени показать на какие чудеса способен взрослый медведь. Кроме того, из второго шатра вышла полуодетая девица с огромными сиськами. В другое время я бы на нее тоже поглазел. Но сейчас у меня на очереди левая нога. Не хватало еще в заварухе со связанными ногами оказаться. Замок щелкнул. Я был свободен. В любой момент можно скатиться с помоста в толпу или...

В этот момент слева грохнул выстрел. Затем второй. Завизжали бабы. Немногочисленные, зато громко. Над компашкой в меховых шапках поднимался пороховой дым. Кто-то кинулся бежать, споткнулся, рухнул под ноги другим бегущим.

Бабах! Третий выстрел. Уже вполне прицельно. Мелкий, стоявший у самого края помоста, опрокинулся на спину, будто ему в грудину со всего маху двинули кувалдой. Голова стукнулась о доски прямо рядом с моим коленом.

Грудь разворочена просто в мясо. В глазах — недоумение и обида. Губы кривятся. Он протянул в мою сторону руку с ножом, потом его пальцы разжались. Я быстро выхватил оружие из его ослабевшей руки и одним движением сунул в рукав. Брежнев бросился к Мелкому, что-то крича.

Грохнул еще один выстрел. Потом с другой стороны площади раздался громкий хлопок, и ту ее часть сразу заволокло желто-серым дымом.