Голос Ветра (СИ) - Чащина Татьяна. Страница 2
Илья накинул капюшон своей чёрной толстовки и руки спрятал в карманы.
— Ты зачем пришла? Твоя Тёма тебя сдала с потрохами, ты специально обо мне узнавала.
— Чтобы спросить про клип.
Буду знать, что тут все треплются по-чёрному.
— Три месяца столичной тинкой ходила, даже не взглянула, а тут сама прибежала. Только из-за клипа? Думаешь, я поверю?
— А тебя что… Задело, что я на тебя не смотрела? — ошарашенно выпалила я.
Он хмыкнул и глянул на меня как-то странно. Печально что ли. Но потом взял себя в руки и стал смеяться.
— Меня мама ждёт, — с сожалением сказала я.
— Погоди, — он опять меня схватил.
— Ветер, нельзя так!
— Лялька, все видели, что ты ко мне сама пришла, слухи поползут.
Я вырывалась, руки выкручивала, но он тянул. Тянул меня к себе!
Будоражащее чувство полёта в неизвестность. Оно было таким острым, что казалось, причиняло боль. И вроде я ничего против не имела… Но то, что вся школа полнилась слухами разного формата, не давало покоя и настораживало. Я пыталась оттолкнуть парня. Он намного сильнее, о таком я, кстати, узнала совсем недавно… Просто с парнями не общалась никогда в жизни. Они сильные. Ветер скрутил меня почти мгновенно.
— Дикая, — повторил он и наклонился, чтобы поцеловать.
Поцеловать!
Я так мечтала об этом!
Хоть раз в жизни-то можно!
А до школы, где мама, метров триста. Блин, вдруг увидит!
Повернула голову, и чужие губы коснулись моего виска. От прикосновения пробежала дрожь по всему телу. Я почувствовала его странный запах. Илья пах дымом и почему-то кремом для обуви.
— Отпустил, быстро, — приказала я, не повышая голоса.
— Иди.
Ветров резко убрал свои руки. Я от сопротивления не успела сориентироваться и упала в грязный сугроб.
Под ладонями хрустели колючие ледышки и царапали кожу, моментально промок плащ.
Обида сковала грудь и горло, я воздух стала ловить порциями.
Это был бы позор, ещё и разрыдаться!
— Смотри, Лялька, тебя отпускать нельзя, падаешь сразу, — смеялся Ветров, пытаясь мне помочь встать.
— Убирайся! — теперь крикнула в голос.
Зарыдала, не удержалась. Поднялась и, отряхивая руки, пошла к дорожке, пару раз чуть не поскользнулась.
— Лялька, давай провожу.
— Я ненавижу свою фамилию! — повернулась к нему. — Я ненавижу, когда меня так называют!
Он остановился. Без улыбки…
А я сквозь злость и обиду хотела его… Жадно хотела его сфотографировать, чтобы запомнить Ветрова таким: красивым, с пониманием и сочувствием на лице. Такое выражение редко украшало его.
— А как? — прошептал он.
— Никак! Никак не называй меня, забудь, — я заплакала.
В кармане вибрировал телефон. Дрожащими, красными и поцарапанными пальцами я достала его. По щекам полились слёзы, я стала всхлипывать.
— Да!
— Даночка… Ты что? Ты плачешь, доченька?!
— Мама, я упала! — ревела в трубку, бежала по дорожке к ограде школы. Оглянулась, а Илья шёл за мной.
— Даночка, не спеши, скользко очень. Я жду тебя. Не плачь, мышонок.
— Не плачь, мышонок, — эхом повторил парень за моей спиной.
Я отключила звонок и побежала.
— Мама же сказала, что скользко, куда так несёшься.
— Отвали!
— Отвалил.
Через десяток шагов я остановилась. Он ушёл. Неслышно…
Не оглянулась, поспешила к школе.
*****
Моя мама очень за собой ухаживала. Ей нужно было папу удерживать надутыми губами и белокурыми кудрями. Ещё у неё грудь силиконовая, и она носила на бёдрах накладки. Мама Инга не склонна к полноте, она сидела на специальной диете, стараясь поправиться.
В нашей семье всё не как у людей.
Обычно все в Москву, мы оттуда. Все худеют, мы жиреем. И моя гимназия подразумевала чистоту и строгое воспитание, а на самом деле обычный интернат с волчьими законами. Так что Ветер, наверно, прав, я дикая.
У мамы мерседес. Матовый, красный. У папы такой же только чёрный. Очень комфортная машина. Кресла кожаные светло-коричневые, коврики пушистые. По периметру всего салона, вокруг бардачка и между сиденьями люминесцентная синяя подсветка. Панель тоже сияла. Работал кондиционер, дуя мне в лицо тёплым потоком. Я вытирала влажными салфетками руки и прикусывала губы.
Почему так глупо получилось?
И зачем Ветров мне нужен?
Как выкинуть из головы, как вытащить из сердца?
И почему так быстро я сдалась. Один день – черта между покоем и тревогой бешеной. Вчера я и не думала, что существует Ветер, а теперь он дул во мне ураганом, и я не могла вздохнуть полной грудью…
Господи, какие глаза, какой голос!!! Пусть бы он мой был!
— Тихо, Даночка, ну что ты, мышонок, — мама вытащила из своей короткой куртки платок и вытерла мне слёзы.
Я не сопротивлялась, хотя мне была противна такая опека. Мама сдала меня в гимназию-интернат, когда мне исполнилось девять лет. От себя оторвала, а теперь пыталась наверстать упущенное, забывая, что мне в мае уже восемнадцать, и мама мне на фиг не нужна. Вообще не нужна!
— Надо прекращать ходить по тёмным улицам. Дана! Вдруг бы что-то случилось?! Здесь такие банды ходят. Двадцать лет прошло с тех пор, как я уехала отсюда, а ничего не изменилось.
Вытирая мне слёзы, царапнула своим звериным маникюром, я зашипела, мама расстроилась.
— Как я устала, Дана. Хочу вернуться в Москву. Не выдержу напряжения. Тарас сказал, что скоро всё решится.
Тарас — это мой папа. Ничего милого в его фамилии нет. Лялька – злой и страшный бандит. Неспроста меня в детстве отправили жить в интернат, чтобы не отсвечивала перед папиными «партнёрами». На каникулах к бабушкам или с мамой за границу. Я всегда мечтала вот так жить, как мы сейчас живём: все вместе, свой дом, тепло, уютно. Все дома, у меня школа, у родителей работа, а ужинаем вместе.
Но такое чувство, что эта глупая детская мечта осталась в прошлом, когда я плакала, кричала, умоляла маму, стоя на коленях, не возвращать меня в интернат, ведь она такая богатая, она бы могла меня подарить другой семье, могла бы бабушкам отдать. Но это же престижно, что дочь в частной школе учится, такие деньги платятся.
Сидела рядом с ней, а не чувствовала, что она родная. Что до отца, то его откровенно боялась. Он командовал, и страшно становилось, когда злился.
Городок маленький совсем. Частный сектор занимал большую часть. Хорошо, что кроме бараков и старых домов, был коттеджный посёлок. Мне, как всегда, не повезло, в этом месте строили школу и планировали открыть в следующем году. Лицей. Мимо кассы, я уже поступлю и свалю отсюда. Родители пока не знают, что я от них съезжаю. Поступлю, подам заявку на общежитие. Вплоть до смены фамилии и внешности. Не удержат.
— Даночка, ты меня слышишь?
— Да, мама, — тихо и покорно ответила я.
Пружина будет сжиматься до окончания школы.
— Ты мне так нужна. Дочь – это всегда поддержка для матери.
Где ты была мама всю мою жизнь?
Только когда у вас с папой всё полетело к чёрту, вы вспомнили, что при побеге за МКАД нужно дочь прихватить, платить-то нечем. А тут школа бесплатная, папа даже обалдел, два языка можно изучать, волейбол, музыка, изостудия и всё за счёт государства.
— Такая большая. Парни, наверно, вьются. Ты у меня красавица. Сашка Потёмкина пыталась такой цвет волос, как у тебя, получить, представляешь, зелёный ей выдало! — она развязно захохотала.
Это же так весело, когда у старой подруги ничего не получилось.
И тут я поняла, что могу не замыкаться на маме. День назад все её слова болезненно, с критикой воспринимала. Доходило до полного отвращения, а теперь…
— Не плачь, мышонок, — невероятный, чарующий голос за спиной. — Мама же сказала, что скользко, куда так несёшься.
— Отвали!
— Отвалил.
Я улыбнулась.
— Запомни, Дана, с волосами экспериментировать только в салоне опытного стилиста.
Я достала телефон. Мама, естественно, сунула нос, чтобы посмотреть, кому пишу. Показала ей фото Полины Потёмкиной, дочки той самой Александры.