Магия нуля (СИ) - Абрамыч Степан. Страница 16

— Твой друг мертв, теперь твоя очередь.

— А, ты еще кто такой? Осторожно. Ух. У меня очень сильная способность.

Он отдышался после небольшой паузы, и его черты лица приняли прежний невозмутимо спокойный вид. Маги были готовы к дуэли.

Байрон появился за его спиной и тут же с молниеносной скоростью провел лезвием ножа по воздуху. Карл рывком оторвался в противоположную сторону, а клинок отбросило неведомой силой вбок.

— Хм, гравитация, значит.

Он сразу раскусил способность убийцы из Лиги и продолжил наносить такие удары. Апперкот, удар слева, правое колено, живот, голова, пах, спина — после движения ножа в каждую из этих областей Байрон находил лишь гравитационное сопротивление.

— Ты меня утомил.

Карл устремился в воздух, как он прежде делал это в переулке, и начал сжимать пространство. За секунду гравитация давило все под магом, Байрон же каждый раз, чувствуя минимальное давление исчезал. Трава усеялась оврагами, битва не имела логического продолжения — Карл не мог разом уничтожить Байрона, хорошо реагирующего на его силу, а тот, в свою очередь, не мог допрыгнуть со своей хромой ногой до левитирующего мага.

Наконец, хромой маньяк исчез и перестал появляться. Его противник был довольно опытен в боях, поэтому не понижал уровень внимания ни на секунду, игнорируя вражеский блеф. Минута за минутой, Карл глупо висел в воздухе, ожидая засады от Байрона.

В его затылок полетел шарик. Он с легкостью вонзил его в землю, впечатав тем самым в, и без того, поврежденную почву. Следующий шарик устремился в колено. А сразу за ним в грудь, голову. После в ногу. Бесчисленное количество маленьких предметов из неопределимого в битве металла с разных сторон, из абсолютной пустоты летели в Карла. Земля усеялась ими, шаров становилось все больше, а их скорость постепенно увеличивалась. Маг больше не мог спокойно сдерживать поток выстрелов, шары уходили в землю в миллиметре от его тела, еще один рост темпа, и ему был бы конец. Но шквал снарядов затих. Тишина восстановилась на поле сечи. Карл не потерял хватки, но слегка вздохнул. Именно в этот момент в его горло на большой скорости устремилась маленькая пулька. В порыве адреналина он запустил ее в землю, подняв огромный столб пыли, вызванной разрушительной мощью.

Перед Карлом стоял довольный Байрон, его глаза покрылись слезами, а на лице играла улыбка. Четыре невообразимо быстрых точки вонзились в летающего мага, оторвав ему руки и ноги, он понял об этом только после случившегося. Кровавая сопля, недавно хвастающаяся своей силой, больно грохнулась на ковер из металлических шариков, окропив поле боя неимоверным количеством крови.

— Браво, действительно, белисимо! Ты так долго держался! В награду я убью тебя не так медленно, как твоего друга.

С бешеной ухмылкой хромой маг занес кинжал над головой. Все мускулы лица Карла сжались в несоизмеримую маску страха. Не зная, что он делает, расчлененный маг втаранился в землю и пронесся куда-то глубоко под почву, оставив Байрона без удовольствия.

— Ненавижу людей, находящих лазейку, когда я их убиваю. Черт! Твою мать! Черт!

Байрон забил головой по окровавленному ковру, сделанному его противником. Изо лба уже текла кровь, хромой псих плакал и дубасил башкой по железной земле.

— Беги, Байрон.

Из неоткуда кто-то появился. Он нежно потянул Байрона, чье лицо было все в крови и слезах, тот жалостно посмотрел в лицо говорящего, как грудной ребенок смотрит на свою мать, и крепко его обнял. Кроме Байрона в поле никого не было.

Мир не спас красоту: Часть 1

Падал снег.

— Опять деревня.

По слоившимся снежным хлопьям шагал старичок в оленей шубе, скрывающей его престарелое чахлое тельце. На морщинистом лице уже совсем не сидели волосы, и только голова не стала овальной, чтобы завершить образ лысого мудреца. Меховые сапоги еле-еле перетаптывали через кучи блестящего снега. Его глаза посветлели, став чуть ли не белыми, а фигура заметно сгорбилась по сравнению с молодостью. Хотя делал он одно и то же.

Падал снег.

Повсюду расстилались бескрайние снежные равнины, нарушаемые разве что редкими холмиками, да маленькими елочками, боящимися расти из-за мороза. Голубоватое небо и огненный шар из-за облаков вовсе спрятались от неприхотливого народа, черноватые домики которых оставались последним препятствием Кольца утонуть в пустом белом цвете, пожирающим всю неприязненную тьму.

Падал снег.

Старичок давно перестал замечать в этом просторе какой-либо красоты, терзающей поначалу его простодушное сердце. Холодом заволокло все ощущения, которые мог вызвать леденящий душу ландшафт, унесло прочь вместе с полузримой вьюгой.

Падал снег.

Сугробы кончились, и дед зашагал по натоптанным тропкам, оставшимся от жителей. Из ледяных шалашей, укрытых шкурами, доносилось лишь сухой кашель, да сопение — днем все спали. Только в одном из жилищ горел свет, чуждый обывательской белизне, и лилась струя дыма, окропляющая бездонное молочное озеро, устилающее небосвод. Из-под свода тканей, знаменовавших вход, не доносилось ничего.

Падал снег.

Внутри, на постели из всё тех же оленьих шкур лежал бледный мальчик. Он был русоват, невысок, одет в легкое песцовое одеяние, его руки были сложены на груди, глаза не открывались, а сузившиеся и потрескавшиеся губы пытались что-то пролепетать.

— Да.

Старик не протянул это в изумлении, или в огорчении, он, будто на что-то отвечая, кратко буркнул: «Да».

Он достал из закромы железную флягу, чем-то похожую на маленькую версию чайника. Необходимое содержимое уже было внутри, оставалось только разогреть. Старик не без труда присел у трескучего огня и, напевая себе под нос, поставил псевдо-чайник над бледноватым пламенем.

Падал снег.

Струйка зеленоватого дыма потекла из железной трубки, тщетно просачиваясь сквозь белую пелену холода. Старец налил лекарство в глиняную кружку с деревянной, стершейся за года ручкой. Болотная жидкость мерно разлилась по желудку юноши, не реагирующего на вставшего лекаря. Дыхание больного стало глубже, а кашель теперь разносился по хижине намного реже.

— Это все, что я могу сделать, Ник.

Старичок приподнял согревшиеся шкуры и вернулся в холодную обитель снега. Состояние полумертвой апатии не спало с деревни — на, как будто гнилые, хижины наваливались белоснежные мухи, а ветер неумолимо уносил чернеющие волны дыма на север. И, несмотря на все это…

Падал снег.

Непонятно, когда он начался, делал ли он вообще перерывы в своей бессердечной жатве, и как долго он собирался грести жизнь с Кольца. Снег падал, и это был самый плачевный из всех вариантов, способных настигнуть эти покинутые земли. Кольцо представляло собой подобие пояса планеты, но эта белоснежная ткань не укрывала плечи Земли, развиваясь плащом — это была постыдная повязка, закрывающая своим тощим раздавленным телом весь срам хваленого шара. Люди умирали, звери умирали, растения умирали — вся жизнь как таковая умирала. Ну а снег?

Снег падал.

Старичок заскрипел по шероховатому полю, перебирая меж сугробами своими окоченевшими ногами. По пути в деревню его сопровождал лишь голодный вой вьюги, но на дороге обратно, он что-то задумчиво бухтел себе под нос.

— Белой хвори все больше и больше. Мало что ли бед этой земле? Так скоро вся деревня помрет, а все равно, остолопы, не съедут, хоть на коленях стой. Как я приехал сюда, все уже было белым бело. А теперь что? Куда дальше? Эти детки бледнеют и бледнеют, срастаются с этим кровожадным снегом, превращаясь в белый мусор. А я ничего не могу сделать. Который год…

Под раздумья и изныванья старик добрался до избы, стоящей на заснеженном, как и все вокруг, холмике. Дубовые бревна крепко держались под напором стужи не одно десятилетие, защищая своего бессменного хозяина. Он с натугом отворил дверь и, постучав друг об друга сапогами, вошел внутрь. В умиротворенном пространстве стояла печь малинового цвета, стол синего окраса и зеленый диван. Краски всех вещей были абсолютно разные, переплетаясь в сюрреалистические узоры, и из всего разнообразия цветов в доме отсутствовал только белый. "Цвет смерти," — так посудил хозяин избы. Он уселся в желтоватое кресло рядом с диваном и, как это свойственно пожилым людям, увлекся воспоминаниями, погружаясь в безграничные просторы накопившейся жизни, сложенной в одну кучку на этом потертом кресле.