Повеситься в раю - Калмыков Юрий. Страница 26

Телохранитель был хорошо тренирован. В один момент он мог выхватить свой пистолет, отбить внезапный удар, увернуться… Да что говорить об этом! Однажды он увернулся от пули, выпущенной ему в живот с расстояния менее одного метра! И всегда он очень гордился своей реакцией. Но сейчас он не мог даже пошевелиться, так как забыл, как это делается.

Он стоял спиной к двери, загораживая левую половину дверей. Долговязый прошел мимо, не обратив на телохранителя никакого внимания. Дверь была заперта, но через несколько мгновений вой Долговязого уже слышался из-за дверей с лестничной площадки. А телохранитель всё ещё не мог вспомнить, что нужно делать для того, чтобы хотя бы просто пошевелиться.

Где-то через пару минут движения вернулись сами собой. Телохранитель проверил, на месте ли пистолет и стал нервно расхаживать у дверей. Этого, кажется, никто не видел, и это было главное для него. Расскажи кому об этом случае – это профнепригодность, самое страшное для телохранителя.

Ещё долгое время телохранитель будет сотни раз в день убеждаться, что он может двигаться в любой момент, когда пожелает, и что у него отличная реакция. На фоне этого потрясения он даже ни разу не задастся вопросом: «А как же Долговязый прошёл через закрытую дверь?»

Перед входом в отделение появился черный джип с мигалкой и правительственными номерными знаками. Человек, сидящий на правом переднем сиденье, ловко выскочил из машины и открыл перед Долговязым правую заднюю дверь. Долговязый скрючился на заднем сиденье автомобиля, глядел на муху и безутешно плакал, бормоча нечленораздельную чушь. А автомобиль тем временем нёсся по Москве на бешеной скорости с включёнными мигалками и завывающей сиреной по разделительным и встречным полосам движения. Туда, к центру Москвы, к Ильинке, где в одном из солидных кабинетов вёл приём один из самых могущественных чиновников в стране.

Ежедневно у кабинета Калошина сидели в очереди на стульях человек шестьдесят тех, кто удостоился приёма. Среди них были министры, губернаторы, генералы, телеведущие, политические лидеры, главы нефтяных компаний, короче говоря, все «узнаваемые люди».

Принимал Калошин не более пятнадцати человек в день, но очередь сидела вся целиком, все шестьдесят человек.

В этот день тишину приёмной разорвали вопли и завывания долговязого дебила с большой шишкой на левой стороне лба, который шёл в больничном халате, перепачканном кашей, в шлёпанцах, и нёс перед собой в руках какую-то грязную тряпочку. Слюни текли у него изо рта и падали на ковровую дорожку. Сзади его сопровождали два человека атлетического телосложения, коротко стриженных, в безукоризненных костюмах и, заметьте, в галстуках.

Войдя в кабинет Калошина, Долговязый завопил ещё громче.

– Па-па-шёл в-вон! – заорал Долговязый в лицо толстому генералу с тремя звёздами на погонах, сидевшему на приёме. Обалдевший генерал уставился на Калошина. Тот небрежно махнул ему рукой, и генерал поспешил покинуть кабинет.

– Му-му-ха!!! – произнёс между рыданиями Долговязый, положив на стол перед Калошиным платок с раздавленной мухой, как бы говоря: «Этого не может быть!»

– Это ужас-ужас! – испуганно пробормотал чиновник.

И по его реакции Долговязый понял, что сделать ничего нельзя. Он бессильно опустился на стул, положил на стол голову и забарабанил руками по столу, разразившись беззвучным плачем. Калошин похлопал его по плечу.

– Му-му-ха! – поднял голову Долговязый и посмотрел Калошину в глаза.

Калошин был не на шутку встревожен и сочувственно кивнул головой, но потом взгляд его упал на грязный и вонючий платок с раздавленной мухой, и на его лице промелькнуло отвращение, несмотря на то что он был опытнейшим политиком и конечно же знал, что с демонами нужно быть особенно осторожным. Всякий разговор с демоном – это высший пилотаж для политика, и сложность здесь заключается в том, что демону нельзя врать.

Долговязого обмануть невозможно! Эта реакция Калошина стала для него новым потрясением!

– Ти-ти!!! – вскочил на ноги Долговязый, показывая на Калошина крючковатыми пальцами. Отвращение к мухе было для него равносильно предательству.

– Нет! Нет! Я предан мумухе! – испугался Калошин. – Но, она же раздавлена!

Долговязый, уже не слушая Калошина, схватил платок с драгоценной мухой, сделал несколько шагов по направлению к выходу, прижал платок к своему лбу и упал замертво.

На лице Калошина теперь уже было явное отвращение вперемешку со страхом. Он нажал на какую-то кнопку, пришли люди и унесли Долговязого. Потом он нерешительно поднял главную телефонную трубку.

– У нас проблемы, – проговорил он, вытирая пот со лба.

Ночью Долговязый был перевезён в морг больницы и положен рядом с самым несчастным человеком на земле. А по больнице распространился слух, что на лбу у Долговязого с правой стороны образовалась точно такая же шишка, что и с левой стороны, и что стал он похож на чёрта с рогами. А Дядя Ваня Пророк авторитетно заявил, что муха была вторым рогом Долговязого.

КОНЕЦ МАКСИМЫЧА СТУКАЧА

Альфред продолжал выслеживать свою жертву. С исчезновением Долговязого Максимыч резко изменился. Раньше он выглядел весьма моложаво для своих лет, был всегда собранным и задиристым. Теперь он выглядел каким-то пришибленным и усталым, постоянно озирался по сторонам, всего пугался, не вступал ни в какие споры и дискуссии.

Минут через десять Максимыч должен был пойти в туалет. Организм у него работал как часы. Об этом Альфред узнал, слушая шутки больных по этому поводу.

С перекинутым через плечо полотенцем Альфред передвигался к концу коридора, от одной группы больных, обсуждавших новости, к другой. Он делал вид, что очень заинтересован пустой болтовнёй о Долговязом и его мухе и изредка бросал какие-нибудь фразы, вроде:

– Да? Вы тоже слышали, как он вопил?

– О! Не то слово! Я выскочил в коридор, а Долговязый с мухой в руках орёт, закинув голову назад, а рядом с ним бежали два вот таких здоровых таракана!

Альфред услышал массу нелепых подробностей.

– У нас в палате лопнуло оконное стекло от его воплей, когда он проходил мимо, а в четвёртой палате взорвались две электрические лампочки.

– А я ел варенье из банки в этот момент, и у меня ложка изогнулась, и всё варенье из ложки вылилось на халат. Вот так я её держал! Вот она! – Высокий больной в очках демонстрировал всем странно изогнутую чайную ложку.

Альфред заметил, как Максимыч вышел из своей палаты и, оглядевшись по сторонам, отправился к концу коридора.

– Ну, прямо Дэвид Копперфилд! – проговорил Альфред, и не торопясь пошёл вслед за Максимычем.

Альфред шёл в странном медленном темпе. Это был своего рода танец. Каждый шаг наполнялся силой, и ничто не могло ему помешать. Какой-то больной шёл перед ним с явным намерением зайти в туалет.

«Ну, куда же ты?!» – мысленно произнёс Альфред, глядя ему в спину. Больной нерешительно остановился и почесал затылок.

– А! Полотенце забыл! – произнёс он, ни к кому не обращаясь, – потом схожу! – Он развернулся и пошёл в обратном направлении.

«Я только иду мыть руки, но шанс не упущу», – мысленно произнёс Альфред, открывая дверь.

Максимыч сидел на унитазе. Хотя в туалете было несколько кабин, он выбрал ближайшую к выходу, у которой отсутствовали двери и боковая стена. Видимо, он хотел избежать неожиданного нападения Альфреда.

– А! А! А! – в приступе страха заорал Максимыч Стукач.

Альфред спокойно шагал вперёд. И тут Максимыча Стукача всего перекорёжило. С глазами, полными ужаса, он схватился за сердце. Альфред открыл кран умывальника, но потом повернулся в сторону Максимыча Стукача и ясно понял, что тот умирает сам.

«Что бы на моём месте сделал Совершенный Бог?» – спросил себя Альфред.

Он с равнодушным видом подошёл к скрюченному на унитазе от боли и ужаса Максимычу Стукачу и помочился прямо на его мерзкую физиономию. В этот момент жизненный путь Максимыча Стукача завершился.