Свежий ветер дует с Черного озера (СИ) - "Daniel Morris". Страница 61

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — бесстрастно ответил Драко, хотя на самом деле, разумеется, поразился проницательности друга, и эта догадливость чем-то его задела. Он не признавался ему в своих внутренних переживаниях и, откровенно говоря, переживания эти он боялся озвучивать даже себе самому, тем более в таких выражениях.

— Да брось. Мне-то ты можешь сказать. Ты ведь только из-за нее остался. Отказался от идеи свалить на континент.

Драко промолчал, насупившись, игнорируя понимающий взгляд Нотта, и думал о словах Тео, сказанных несколько секунд назад, а еще — о том, что у него с Грейнджер нет, наверное, вообще ничего общего. Не менее «дерьмово», чем разочароваться в том, во что был влюблен, оказалось — и Малфой прекрасно это знал теперь — влюбиться в то, в чем раньше был разочарован. Оба варианта, обе ситуации предполагали переживание некоего катарсиса. И Драко вдруг понял: он мог искренне признаться себе в том, что он это сделал. Перешел этот рубеж. Пережил это именно в тот момент, когда отказался вернуться. И осознание это вмиг наполнило его спокойствием и уверенностью в том, что он на верном пути и совершенно не желает от него отступаться.

— Почему она не ушла с остальными? — спросил юноша вместо ответа.

— Потому что она хорошо соображает. Это я рекомендовал Грейнджер остаться, — легко ответил Нотт, и сердце Драко пропустило удар. Он на секунду подумал, что ослышался.

— Что…?

— Да она и сама бы никуда не пошла. Ходит там, как сомнамбула, изредка просыпаясь, вся в себе. Ну и, кроме того, на нее на время побега возложена миссия.

— Кем?! Какая еще миссия?

— Мной. Чтобы мелкая Уизли и компания смогли свободно уйти, ей нужно провести некоторое время отвлекая Сам-Знаешь-Кого, и, предполагаю, именно этим она сейчас и занята.

Малфой вскочил, едва не уронив на пол деревянный стул; он не мог поверить в то, о чем только что так спокойно сообщил ему Тео. Как это вообще было возможно? Он же знал, насколько это важно для Драко!

— Ах ты сукин сын! Почему?! Какого черта?!

— Полегче, братишка. Этот сукин сын спас твою задницу от верной смерти, — огрызнулся Нотт. — Должен быть мне благодарен. Ясно?

Несколько мгновений Драко сверлил его лицо убийственным взглядом, стараясь попутно справиться с обуревавшим его гневом. В конце концов он кивнул и сел на место, хотя буря в душе никак не желала утихать окончательно. Его снедало странное и, скорее всего, ошибочное ощущение, будто бы Нотт имел хоть какое-то влияние на ситуацию, что в действительности вряд ли было возможно. Но все же… Драко почему-то был уверен: он сам постарался бы придумать что-то еще, провернуть все иначе, так, чтобы и она тоже смогла уйти через гребаный камин.

— Еще раз: Грейнджер и сама бы не пошла, — примирительно произнес Тео, внимательным взглядом вперившись Малфою куда-то в переносицу. — Не знаю, клянусь, не знаю, что за дела с ней у Повелителя, но когда видишь ее со стороны — в библиотеке, там, или еще где — порой создается впечатление, что она под Империусом.

— Она не под Империусом, — машинально произнес Драко. — Все гораздо, гораздо хуже.

Нотт заинтересованно посмотрел на друга.

— Расскажешь?

Малфой отрицательно покачал головой. Тео пожал плечами.

— Но что ты теперь-то будешь делать? Тебе жизнь не дорога? Он тебя убьет, — снова тихо поинтересовался Драко, в самом деле думая только об одном: что сейчас, в эту самую секунду происходит с чертовой Грейнджер?

— Это если он узнает. «Если» — это хорошее слово. Оно таит в себе сладкую неопределенность, — Тео беспечно улыбнулся. — Он не узнает. Виноватым останусь не я.

— А если применит легилименцию?

— Да не будет ему резона. Я слишком мелкая сошка. Не вижу проблем, Драко.

«И это чертовски глупо с твоей стороны», — хотелось возразить Малфою, но он, вместо этого, поинтересовался:

— Но я так и не понял, зачем тебе вообще понадобилась вся эта самоубийственная авантюра?

— Сейчас расскажу, только…, — Нотт вдруг вздрогнул и выпрямился, впервые за вечер скинув с себя эту маску легкой беспечности, раздражающую Драко своим диссонансом с тем, что творилось в его собственной душе, а потом — о, знакомый, знакомый жест! — судорожно накрыл предплечье левой руки ладонью правой. — Только, кажется… меня вызывают.

***

Комната полнилась тенями. Они, невесть откуда взявшиеся, казались призраками древнего Грозового Перевала, виденного давным-давно, на грани сна и яви, медленно двигались по стенам, по полу и потолку, были растворены в воздухе. Камин почти погас, а алеющие угли живо напоминали о карминно-красном в мгновения ярости взгляде того, кто сидел теперь перед ним в удобном кресле, повернутый ко входу спиной. Гермиона бесшумно выдохнула, чувствуя, что в эту минуту свершается или уже свершилось что-то значимое, эпохальное. Будущее парадоксально сливалось с прошлым и настоящим, и казалось, что во всем универсуме осталась только эта комната с тенями, только они трое — Гермиона Грейнджер, Темный Лорд, Нагайна.

— Подойди, — голос прошелестел в сознании Гермионы так холодно и строго, что на секунду ей даже почудилось, будто длинные гардины колыхнул внезапный порыв ледяного ветра. Немедленно захотелось развернуться и сбежать куда подальше, но Гермиона не простила бы себе подобного малодушия. В конце концов, у нее было дело, провалить которое она просто не имела никакого морального права; это было важнее ее страхов, личных тревог и метаний, это было важнее даже ее свободы и именно это — осознание собственного чувства долга — вновь придало ей сил.

Нахмурившись, Грейнджер решительно шагнула к креслу. Темный Лорд не повернулся, даже не пошевелился. Казалось, ему было бы наплевать, если бы она действительно просто ушла, и она вдруг ощутила укол сожаления из-за того, что не может прочитать его истинных мыслей. Она поймала себя на том, что многое отдала бы, чтобы понять, о чем он на самом деле думает и что чувствует. Что, в конце концов, ощущает он сам, когда прикасается к ней? Испытывает ли то же странно-жутковатое чувство вселенской справедливости, ту же пугающую и сладко дурманящую сознание истому?… Нет, конечно, это просто невозможно, он же Темный Лорд. Но хоть что-то же он должен чувствовать, так?

Еще короткий шаг — теперь в поле зрения Гермионы оказался безносый змеиный профиль темного мага. В сердце что-то екнуло: настроение его, очевидно, было совершенно отвратительным. Интересно, что такого ему могли сообщить? Может быть, дела «нового» режима не так уж радужны? Или сорвалась какая-нибудь важная операция? Волшебница вновь осознала: задача предстояла не из легких; взаимодействие с ним таким обычно оборачивалось весьма плачевными последствиями для любого, кроме, должно быть, Нагайны. А вот и она сама: неподвижно, мирно улеглась у ног обожаемого хозяина. Кажется, еще совсем недавно Гермиона так же сидела на полу в этой самой комнате, завороженная огнем и своими внутренними ощущениями, и Лорд был умиротворен ее присутствием, сам находил ее в просторном доме, где бы она ни была. Теперь — только эта извечная досада, ставшая постоянной его спутницей, когда Гермиона Грейнджер оказывалась рядом. Именно теперь, именно в тот момент, когда она окончательно осознала, что постоянно думает о нем в совершенно неподобающем положению ключе.

Откуда эта досада? Что она сделала не так?…

Ведьма легонько тряхнула головой, отгоняя абсурдные мысли. В конце концов, они же враги, что бы их ни связывало! Нынешняя реакция лорда Волдеморта была более чем логичной и обоснованной, странным было, скорее, то, что раньше (в последний раз — не далее как пару дней назад, ехидно подсказал внутренний голос, не желавший, видимо, мириться с предложенным объяснением) он, напротив, как раз таки искал ее компании. Сумасшедшая мысль промелькнула в сознании: если бы возможно было сейчас, как раньше, просто сидеть с ним у камина!

От темного волшебника, по всей видимости, не укрылись ее внутренние метания, и он не сумел скрыть удивления во взгляде.