Все не так, как надо (СИ) - Фохт Герд. Страница 33

Барбара велела выехать через два дня в Линдл и прийти одной по указанному адресу. Никто не должен был знать, что поездка как-то связана с Нетти, Барбарой или даже пансионом. Алиса обещала быть вовремя. Она хотела ещё расспросить подругу про жизнь, узнать новости о других выпускницах, но Барбара сразу улизнула из беседки. Лис ничего не оставалось, как вернуться в миссию.

XXVIII

Лис попросила Андриса устроить поездку в Линдл. Она соврала о старых знакомых, которые проживают в городе. Но из-за того, что та семья очень религиозна, в гости Алиса отправится одна.

Собираясь в Линдл, девушка размышляла над таинственностью Барбары. Будто в романе! Сплошные загадки. И так непохоже на ту девушку, к которой она привыкла. Та всегда была разумнее и прилежнее Алисы c Нетти, но тоже не отличалась особой религиозностью, на жизнь смотрела здраво и практично. Хотела найти выгодное место, чтобы скопить денег и удачно выйти замуж. А на встрече в парке говорила с Алисой прямо интонациями старой директрисы, которую из пансиона убрали из-за религиозного фанатизма. Неужели, работа гувернанткой так выворачивает мозги?!

Поездка в знакомый порт навеяла множество воспоминаний: первое прибытие в Линдл из пансиона, знакомство с опекуном… Создатель, как же Лис боялась этой встречи! Но никто не заподозрил подмены, всё оказалось так просто. Алиса поселилась в доме г-жи Райт, знакомилась с городом и обществом. Антуанетта была довольна своим местом младшей учительницы в частной школе на юге империи, ей никогда не нравился север Рокруа.

Лис вернулась мыслями в настоящее. Она попросила Андриса остаться на почтовой станции, а сама пешком отправилась по указанному адресу.

Барбара ждала в условном месте. Маленькая крытая коляска, как только девушки сели, рванула вперёд.

— Нам долго ехать? И почему никому нельзя совсем ничего говорить? Прям дворцовые тайны!

— Иначе тебе не дадут встретиться с Нетти. Никто не должен знать об этом свидании, понимаешь.

Нет, Лис совсем не понимала.

Коляска мчалась и мчалась. Алису укачало. Она отвыкла от подобных путешествий, трясло ужасно, было душно и пахло какими-то травами и благовониями. Подступала тошнота.

— Вот попей, будет легче, — Барбара протянула подруге бутылку с водой.

Лис отказалась. Ей не хотелось пить. Барбара рассердилась. Почему? Алиса не представляла, почему подруга в таком раздражённо-взвинченном состоянии. Мысли путались. Лис тряхнула головой, стараясь прийти в себя. Она будто во сне видела, как подруга долго рылась в своих вещах. Затем Барбара достала какой-то мешочек, раскрыла его, выудила щепотку порошка и дунула им в лицо Алисе.

— Обалдела? — возмутилась было Лис, но потом глаза её закатились, и девушка безвольной куклой откинулась на спинку сиденья. Барбара привстала и постучала в переднюю стенку.

Коляска понеслась ещё быстрее, свернула на боковую дорогу. Через полчаса лошади остановились у перекрёстка. Там ждала чёрная церковная карета. Алису в бессознательном состоянии перенесли в неё.

— Ты всё правильно сделала, дорогая. Теперь тебе простится грех, и ты поправишься. Была излишне снисходительна к подругам — и постигло тебя наказание. Молодец, что вовремя одумалась и обратилась, к кому следует, — произнесла строгая монахиня, выглянув из кареты, и протянула Барбаре запечатанный конверт.

Та присела в глубоком реверансе. Когда подругу увезли, девушка открыла бумаги — это было назначение на место гувернантки в семью герцога Карольи, церковное свидетельство об отпущении грехов и отличные рекомендации. Несколько банкнот стали приятным дополнением.

Карета пересекла очередную границу провинций и, наконец, подъехала к монастырю, затерявшемуся среди серых гор. Алису грубо растолкали и велели идти следом за старшей монахиней. Девушка, ничего не понимая, послушно поднялась в какой-то кабинет. С крайним удивлением она узнала в настоятельнице старую директрису пансиона, ту самую, которая ушла с поста пять лет назад из-за решения попечительского совета давать девушкам более светское воспитание.

— Ах, эта Делорм! Ваш выпуск, как никакой другой, не оправдал моих надежд. Вместо того чтобы быть полезными обществу и церкви, многие из вас встали на путь греха. Но никто, никто не пал так низко, как ты! Бросила тень на всё учебное заведение! Только раскаяние и жизнь, посвящённая молитвам и труду, позволит тебе попасть по окончании земного пути хотя бы в чистилище!

— Я туда не собираюсь. Я поданная Эрланской Конфедерации и требую отвезти меня на остров Рей.

— Требуешь? Ну-ну. Никаких эрланов-безбожников! Слава Создателю, пути им сюда нет. Никто никогда не узнает, где ты. Примешь послушание, затем монашество и будешь исправлять свою натуру здесь, коль не удалось это сделать в пансионе.

— Нет, никакого послушничества! — Алиса хотела выйти из комнаты. Но две внушительные монахини схватили её, и скрутив руки, вынудили стать на колени.

— Ты останешься здесь. А чтобы помнить о том, зачем ты здесь…

Настоятельница взяла со стола портновские ножницы и стала под корень обрезать волосы бунтовщицы. Алиса попыталась сопротивляться и укусила мучительницу. Та с размаху проткнула щеку девушки острыми лезвиями. Лис вскрикнула и потеряла сознание от боли.

Очнулась она в маленькой келье. Из одежды на ней были только грубое бельё и домотканая рубаха из некрашеного холста. На гвозде висела серая ряса с верёвочным поясом и платок. Ужасно болело лицо. Лис осторожно дотронулась до щеки и снова чуть не лишилась чувств. Она огляделась, с трудом осознавая, где она. Очень маленькая клетушка, где поместился лишь хлипкий топчан, и узкий проход к крошечному окошку. Голые каменные стены и дощатый пол. Алиса попыталась встать на ноги, её зашатало. Она буквально доползла до оконца. Картина отрылась безрадостная: серый мощёный двор, слева огород. В глубине какие-то сараи. Дальше деревья, горы и низкое свинцовое небо.

Девушка бессильно села прямо на пол и заплакала. Солёные слёзы, смочив края раны, оправили её в спасительное беспамятство.

Андрис же послушно ждал Алису у почтовой станции весь день. К вечеру беспокойство переросло в панику. Эрлан обратился в имперскую полицию, однако в следующие дни известий от девушки так и не было, а от властей он получал регулярные сообщения, что розыск ведётся. Время пребывания эрланов в Рокруа закончилось, а Министерство иностранных дел отказало в продлении. Император не боялся конфликта с северными соседями, которые увязли в войне с тхарлами и были не менее людей заинтересованы в сохранении мира со странами Лиги.

Элеондор метал гром и молнии, узнав о произошедшем. Но заняться поисками Алисы не мог, как бы ни хотел. Война была в разгаре, и Командующий не имел права отвлекаться на что-то иное. Всех вернувшихся дипломатов он лишил званий и отправил в отставку с запретом покидать родные земли.

Андрису пришлось поселиться в Рондоре; через бывших коллег ему удалось найти себе место учителя в маленьком частном пансионе. Он продолжал посылать запросы в разные службы Рокруа, но безуспешно. После окончания войны Рит надеялся получить частное разрешение на визит в империю и обратиться к бывшему опекуну Алисы, продолжить поиски вместе с ним. Всё-таки у офицера Приграничного конвоя было больше возможностей в империи, чем у обычного эрлана.

XXIX

Первые дни в монастыре так и прошли на грани сознания: Алиса то приходила в себя, то впадала в болезненный сон. Рана на лице чуть затянулась, но грубый шов обещал остаться ужасным шрамом.

Больше всего Лис угнетали узкие пространства в главном здании; казалось, что тут просто нечем дышать. И кельи, и трапезная, и рабочие комнаты, лестницы и коридоры — всё было тесным и напоминало гроб. Только церковь радовала своим величием. Но и там девушка чувствовала себя отвратительно, а службы раздражали её.

Постоянно прерываемый звоном колоколов сон и заучивание бесконечных молитв отупляли Алису. Очень скудная пища, недостаток света и воздуха лишали сил. Вечно дурная погода и серое небо вгоняли в тоску. Лис бросила сопротивляться. Уже через пару недель она, как и другие послушницы, строго следовала распорядку монастыря, исполняла уроки, работала там, куда отправляла сестра-надзирательница. Ей были безразличны и её коротко остриженные волосы, и загрубевшие от стирки и огорода руки.