Сон длиной в зиму (СИ) - Либрем Альма. Страница 29

Мама, нисколечко не стесняясь грязных луж, которые натекали с её сапог на пол, пересекла комнату ещё раз и протянула Зое мобильный телефон.

Леськину работу удалось узнать с первого взгляда. Богдан обнимал Зою за талию, стоял, уткнувшись носом в её растрёпанные волосы, девушка и сама прижалась к нему, отдыхая после долгого танца. Было пусто, ни одного свидетеля в кадре.

Подпись: "Покоритель женских сердец Богдан Орловский предпочёл мисс Университет".

Несколько десятков комментариев внизу. Спокойные, вроде "красивая пара", наглые от парней вроде "я б тоже её…", парочка женских в том же духе. Три или четыре мерзких фразы, которые, в принципе, не способны расстроить человека, здраво оценивающего ситуацию.

И торжествующая мама, протягивающая телефон, как вишенка на торте.

— Теперь об этом знает половина университета, — отметила она. — Если не весь. Зоечка, ну правда, ведь я же просила тебя быть осторожной!

Леська, что ли, опубликовала?

Зоя растерянно вернула телефон Елене Леонидовне и непонимающе посмотрела на неё, словно ожидая, пока та наконец-то хоть что-то скажет. К чему вообще показала фотографию, между прочим, ничего не означающую, абсолютно невинную…

— Это может повредить твоей репутации, — мать швырнула мобильный на диван, села сама, принялась снимать сапоги. Вид у неё был не то чтобы самодовольный, но такой спокойный, как у победительницы, даже не сомневавшейся в том, что она окажется права.

— Ты о чём?

— Потом, когда ты наконец-то будешь встречаться с нормальным человеком, попомнишь моё слово, — хмыкнула Елена Леонидовна. — Такое вредит карьере. И далеко не каждый мужчина желает знать о случайных отношениях, которые до него были у женщины.

Зоя почувствовала, что краснеет. У неё это получалось не так, как у Леси, не пятнами, а сплошняком, и она всегда ненавидела это ощущение пылающего лица.

— Мама! — вырвалось само по себе, но Елена Леонидовна оставалась пугающе спокойна.

Она бросила на дочь недовольный взгляд, полный осуждения, тяжело вздохнула и продолжила:

— К тому же, я уверена, что с этим мальчиком у вас всё несерьёзно. Ты, очевидно, просто проявляешь протест. Очень жаль. Так ведь ведут себя подростки…

— Подростки? — Зоя почувствовала некую удивительную холодную решимость. — Хорошо. Подростки… Знаешь, мам, подростки периодически ещё сбегают из дома?

Елена Леонидовна повернула голову, подозрительно глядя на дочь.

— Сбегать из дома? Это детская глупость.

— Ну мы же о подростках, правда?

— Зоя…

— Ну а что? — она скривила губы, пытаясь сдержать рвущийся на свободу гнев, и вместо того, чтобы буквально вылететь прочь из комнаты в коридор, вышла туда спокойно и потянулась к сапогам, стоявшим у стены. — Импульсивная реакция, несдержанность, неумение анализировать ситуацию. Часто пубертатный период характеризируется совершением множества необдуманных поступков. Подросток не осознаёт, какие последствия могут быть у его действий. Он пытается удовлетворить своё минутное желание протеста, — Зою перебил звук "собачки" — она застёгивала сапоги, — а потом шелест снимаемой с вешалки куртки. — К сожалению, из-за этого часто происходят трагедии…

— Зоя, ты куда?

Мать уже вскочила с дивана, кажется, поняв серьёзность её намерений, но Зоя с таким равнодушным видом завязывала шарф, что Елена Леонидовна даже отступила на полшага, перехватив взгляд дочери.

— Пытаюсь соответствовать, — ответила Зоя.

— Чему?

— Статусу, — пожала плечами она, застёгивая куртку и пихая телефон в карман. — Представляешь, я каким-то чудом даже ничего не буду тебе должна. Пуховик покупала на свои, сапоги тоже. Но если хочешь, я могу вернуть шарфик.

Мать рванулась за ней с каким-то опозданием, вероятно, вспомнив, как попрекала тем, что она-то обеспечивала Зою столько лет и теперь надеется хотя бы на минимальную отдачу. Девушка не оборачивалась, когда Елена Леонидовна выскочила следом за нею в подъезд, только ускорила шаг.

— Не устраивай истерик, Зоя! — крикнула мать.

Девушка спустилась ещё на несколько ступенек и обернулась, подняв взгляд на Елену Леонидовну. Та стояла, крепко уцепившись пальцами в поручни, и смотрела вниз, как будто собиралась прожечь дочь взглядом насквозь.

— Я совершенно спокойна, — отметила Зоя напоследок. — Истерику тут устраиваешь ты, — и продолжила свой путь.

На улице было неожиданно холодно. Зоя пожалела, что выбрала пуховик, а не пальто, что не надела шапку. Наверное, минус пять было — совсем ерунда, но только не для неё, выскочившей на улицу в лёгкой одежде. Предстоящие крещенские морозы действительно не могли поразить кого-либо своей суровостью в этом году, но Зоя чувствовала, как холод пробирал буквально до костей.

Сначала возникло желание свернуть в какое-нибудь кафе, посидеть там в уголке, успокоиться. Денег она с собой не взяла, но к мобильному телефону была привязана карточка, а значит, в большинстве заведений рассчитаться не составило бы особенной проблемы. Но почему-то злой, коварный голосок в подсознании Зои подсказал ей, что это была бы слабость. Как признать, что мама всё-таки права.

Если б где-нибудь здесь оказался сугроб, Зоя влезла бы в него, топталась бы ногами по девственно белому снегу, пытаясь выплеснуть своё дурное настроение. Но вокруг красовалось примерзшее болото, и от зимы только и осталось, что холод. Ни одного другого атрибута.

Было уже темно, хоть не так уж и поздно, и людей на улице почему-то оказалось мало. Зоя натянула капюшон, чтобы не мёрзнуть в уши, но тут же сбросила его, поняв, что в нём как в скафандре, ничего не слышно и ничего не видно. Руки в карманах греть не получалось, перчатки она не взяла, сесть на скамейку тоже не могла, потому что, наверное, моментально примерзла бы к ней.

Умом Зоя понимала, что такими темпами простудится, заболеет, опять будет нуждаться в помощи матери, но нет, сдаваться она не собиралась. Зазвонил мобильный телефон, пиликнул надоедливый мессенджер, и девушка по привычке потянулась к мерцающей на экране иконке, чтобы прочесть, что от неё хотят, но вместо этого досадливо отключила интернет.

Ничего, переживут несколько часов без неё.

Мама звонила каждые несколько минут. Зоя отключила звук, чтобы не слышать противную стандартную мелодию и не будоражить тех случайных прохожих, что брели мимо неё, но не помогло, телефон упрямо вибрировал в кармане.

С виброрежима перешла на беззвучный. Теперь, чтобы не знать, звонит ли ей кто-нибудь, надо было просто не смотреть на экран телефона, не поддаваться соблазну посмотреть, переживает ли мама, чувствует ли себя виноватой.

Можно подумать, Зоя не знала ответы на свои вопросы!

Конечно же, переживает. И нет, мама полагает, что она права. Виновата Зоя, её дурацкое упрямство и ребяческие поступки.

А ещё виноват Богдан, который превратил хорошую, послушную девушку в какой-то ходячий протест. Что дальше? Она будет пить, курить начнёт, потом наркотики? Интересно, это у мамы в голове сформировалось такое развитие событий?

Разумеется. Зоя ведь не способна сама руководить своей жизнью. Она моментально скатится на дно, как только мать перестанет о ней заботиться. Такой себе синдром домашнего ребёнка, выброшенного в пучину реальной жизни. А вдруг свяжется с какой-то плохой компанией? Тогда и никаких друзей не надо, лучше постоянно быть при маме. Елене Леонидовне жизнь куда лучше известна, она потом и пару подберёт для дочери такую, чтобы можно было доверить этому мужчине свою Зою. А если он будет руководимым и всегда на глазах…

От нахлынувшего гнева захотелось швырнуть телефон в лужу, закричать громко-громко, чтобы весь мир услышал, что её мать — домашний тиран, способный ради удовлетворения собственных желаний кого угодно закопать, закрыть в доме, повесить тяжёлый замок на дверь, чтобы не потребовалось выходить, уничтожить…

— Сойка? Сойка!

Она услышала оклик, но не оглянулась. Вместо этого зашагала быстрее, не разбирая дороги, чтобы не сталкиваться ни с кем из знакомых. Желание отомстить кому-то, то ли матери, то ли своей неуверенности, было колким и острым, билось где-то в подсознании, в виде тихого, раздражённого шипения вырывалось на свободу, чтобы быть уверенно утрамбованным, спрятанным, скрытым подальше от человеческих глаз. Зоя старалась выглядеть со стороны каменной, но, наверное, всё равно со стороны казалась той ещё истеричкой.