Любовь, ферма и коза в придачу (СИ) - Смеречинская Наталья. Страница 4

— Ох, что-то мне совсем не хорошо! — застонала я, хотя боли на самом деле начали утихать. Но концерт был рассчитан на одного единственного зрителя, и тот повелся.

— Ох, ты ж, божечки, — запричитала старуха, — что ж делать-то?

— Ой, как мне плохо, живот болит, сил совсем нет. Как рожать буду? Поесть бы чего … — подсказала я заметавшейся в панике Берте правильный выход из положения.

— Поесть? Это мы сейчас, это мы скоро… Ты только не рожай, ладно! — попросила бабка, пулей рванув к выходу.

— Ну я постараюсь сдержать-то его, — с сомнением протянула, а потом как завопила, — ой, ой, ой!!!

— Что?! Что?! Неужто…

— Это от голода живот схватило! — остановила я тетушкины домыслы.

— А?! Бегу, бегу уже! — и бабка резво скрылась за дверью. Ага, ей так спина болит, как я рожаю! Хмыкнула про себя и, устроившись поудобнее, продолжила поглаживать свой большой живот, размышляя.

Домой я не попаду назад, это точно. Некуда будет! Разве что, сразу в гроб и разлагающийся труп. Поскольку последним воспоминанием, оставшимся от дома, была сильная боль в груди, что застала меня на кухне, раскладывающую продукты в холодильнике. Я всего-то и успела, что охнуть и схватиться за стол, но разве это поможет? Дальше была темнота, и вот я здесь.

Снова принялась гладить живот, так как воспоминания отвлекли меня от этого важного дела. Итак, тело моё найдут не скоро, разве что, когда совсем провоняю дом. Подруг близких нет, детям не нужна, жизни не видела… Вот и вся песня о Лидии Ивановне Гришкиной. А так хотелось в Гагры с режиссёром Якиным, а после в номера, в номера…

И вот все эти мечты о сытой и добротной жизни можно осуществить, начав с нового листа. Правда, на этом чистом листе мне уже успел нагадить один графский сынок, но будем считать это той самой ложкой дегтя, что мне выдали авансом, перед тем, как наградить бочкой мёда.

Так вот, возвращаясь к делам насущным… Итак, что мы имеем сейчас в сухом остатке? Дом-развалюха на три комнаты и один вонючий предбанник. В нем полная нищета и голота. Куча непаханой земли и сарай, держащийся на… Вот даже не знаю, на чем он там держится, тот сарай, честное слово! Дальше из живности! Вредная старуха — одна штука, не менее вредная коза — тоже одна штука. На этом все, "богатства" закончились.

Боль совсем ушла, и я несмело перевернулась на бок. Затаив дыхание, полежала так минуты две-три, и ничего. Фух, моя ж ты умничка! Я погладила живот, нахваливая ребеночка. Нам еще рано рождаться, так что спи, моя лапочка.

Ну да, для себя я уже определилась, кого хочу. Конечно же, девочку. Миленькую, славненькую мамину помощницу. С голубыми глазками и белыми локонами. А что? Если жизнь подсунула лимон, значит, будем делать из этого мармелад… Тьфу ты, лимонад! И искать в ситуации какой-то позитив.

Так вот о позитиве! В этой жо… жалком положении, что я оказалась, должен быть выход. И первое, что я сделаю…

— Ну чё там? Прошло? Не рожаешь еще? — Берта снова ворвалась в мою комнату, неся в руках какой-то узелок.

— Да вроде как… — я пространно махнула рукой, давая понять бабке, что расслабляться рано, но паниковать тоже не стоит.

— Ох, ты, горюшко моё! — вздохнула тетка и положила мне на постель узелок, развязывая последний. — Вот, все что нашла!

Мда, небогато! На серой ткани оказалось четыре яблока, небольшой кусок сыра, маленькая буханка хлеба и две луковицы. Вот и все! Я пытливо взглянула на старуху и поняла, что она не врет. Еды у нас и правда нет.

Какие Гагры, Лидия Ивановна? Похоже на то, что здесь придется голодать, если ничего не придумать.

— Берта, давай поговорим, как взрослые, цивилизованные люди, — предложила я старухе, решив, что воевать в моем положении нет смысла, — предлагаю мир! Так как мы теперь в одной лодке и можем быть полезны друг другу.

Тётушка ненадолго призадумалась, а потом оценивающе прошлась по мне взглядом, будто бы надеясь увидеть там что-то новое, и спросила, лукаво поблескивая глазками:

— И чем же ты можешь быть полезна, пришлая?

Я проглотила наглый тон старухи, но на карандаш взяла и спокойно начала перечислять:

— Готовить, шить, стирать, убирать — само собой. В огороде умею работать, за скотиной смотреть…

— Ну это я заметила, — насмешливо крякнула Берта. — Это, конечно же, больше, чем умела разреженная Мирка, что совсем от батюшкиного попустительства и Ивкиного баловство испортилась. Но такое любая нормальная девка в деревне делать умеет. А тебя даже нормальной назвать нельзя. Брюхата, обратно же.

В чем-то старая была права, но я ещё не закончила:

— Торговать я умею, — продолжила свою рекламную кампанию для одного единственного инвестора, — доставать различные вещи и с людьми договариваться.

Брови тётушки недоверчиво поползли вверх:

— Это как? Угрозами сдать в богадельню?

Ох, и злопамятная бабка мне попалась! Но ничего, и на нее проруху найдём. Я взяла яблоко из платка и смачно его надкусила, похрумкав немного под голодным взглядом бабки, спросила:

— А хочешь, Берта, каждый день есть досыта?

— Кто ж не хочет! — ответила бабка и, не дожидаясь приглашения, потянулась к ещё одному яблочку и, взяв его, жадно вгрызлась в слегка вялый плод. Начав шамкать беззубым ртом, обсасывая надгрызенный кусочек.

Меня передёрнуло от этого зрелища, но я и виду не подала. Да, как бы мы не жаловали свою медицину и уж тем более стоматологию, но все же она у нас на порядок выше, чем здесь.

— Так вот, — возвращаясь к утерянной мысли, продолжила я, стараясь не обращать внимания на чавкающую Берту, — я уж постараюсь сделать так, что ни в еде, ни в крове, ни в тепле мы с тобой нуждаться не будем. Ты только, главное, помогай мне освоиться в этом мире, да ошибок не натворить…

— Ага! А ты потом станешь на ноги и фюи-фить, поминай как звали! — пространно взмахнула рукой в сторону широкого белого света бабка.

Настала моя очередь насмешливо кривить губы:

— Ты ж говорила, что племянница тебе мешает?

— Говорить-то говорила, — нахохлилась старуха, ну точно настоящий воробей, — но то Мирка, бездельница была, а ежели ты ферму на ноги поставишь, так то другое дело будет. Старая я уже стала, ещё немного и совсем захирею, а хочется на склоне лет покоя, да удобства моим старым косточкам.

Жалко мне ее, правда! Все понимаю и, несмотря на внешне склочный характер, вижу, что тетка она будет нормальная. Да и племянницу свою в глубине души и очень специфически, но всё же любила.

— Давай так, Берта. В наших кругах, торговых, то есть, слово дороже золота, и вот я тебе слово даю, что не брошу тебя, чтобы не случилось, лады?

Я протянула бабке руку для пожатия, и она недоуменно уставилась на нее.

— Чё это за божество такое «лады»? И на кой ты мне грабли свои суешь? Магией земли-матушки клянись, что не бросишь меня одинокую старую.

— Клянусь, — беспечно сказала я, и в тот же миг с губ моих полетела зелёная искорка и упала на пол, впитавшись в него.

— Ой, — испуганно уставилась на то место, где исчезла искорка, а потом и на старуху, — что это было?

— А то, — снова улыбнулась мне, как несмышлёнышу, Берта, — вот тебе первый урок, пришлая, что любое слово, к силам мира сказанное, чарами и связывается. Так что думай в следующий раз — что, кому и как говоришь или обращаешься. И это… Добро пожаловать в магический мир, пришлая!

Глава 4

Я в настоящем воинском "обмундировании " шла в логово к врагу. На голове у меня был надет старый щербатый котелок, на ногах тяжелые потертые кожаные сапоги, а в руках, как щит, я держала оторванную крышку деревянного ящика. За мной боязливо кралась Берта, которой в этой истории отводилась роль переговорщика.

После длительной беседы и скудного ужина, что мы съели в один присест, было решено начать совместное восхождение к сытой жизни с ближайших источников. То есть идти и договариваться с козой.

Старуха считала это откровенно гиблым делом, так как Ингеборга не давалась никому в руки после смерти ее мужа. Очень редко и сугубо под настроение вредной скотины старухе перепадал стакан молока, но такое было исключительно по большим праздникам.