Попаданка для лорда - Шнейдер Наталья "Емелюшка". Страница 4
Я позволила Бет себя раздеть – в кои-то веки еще раз доведется побыть знатной дамой в богатом доме. Присела, коснувшись воды кончиком пальца. В детстве, гостя у бабушки в деревне, я как-то сиганула обеими ногами в ванночку, куда она только что плеснула ведро кипятка. Обошлось без серьезных ожогов: бабушка, услышав вопль, выдернула меня из воды в ту же минуту. Но с тех пор я проверяла температуру всегда, даром что обычно сама же ванну и наполняла.
– Мне побыть с вами, миледи, или вернуться чуть позже? – спросила Бет.
– У тебя наверняка полно дел, – улыбнулась я. – Вернись через четверть часа.
Я откинулась на стенку ванной и блаженно закрыла глаза. Вода была горячей, но не слишком: как раз, чтобы расслабиться. Кажется, здесь все-таки не так плохо.
Не прошло и двух минут, как скрипнули петли, вздохнула, открываясь дверь, и по моим голым плечам пробежал холод.
– Бет, четверть часа еще не прошло, – пробормотала я, не открывая глаз.
Камеристка добавила в ванну не только ромашку. Вода пахла мятой и еще чем-то цветочным, открывать глаза и вылезать из нее не хотелось совершенно. Вылезать, идти куда-то, разбираться, что тут за замок, что за люди в нем живут, знакомиться, объяснять, почему я никого не узнаю, пытаться понять, что от меня требуется… При одной мысли об этом шевелились волосы на затылке. Кажется, я выберусь отсюда по своей воле не раньше, чем вода покроется инеем.
Бет не ответила. Послышались шаги – негромкие, но все же слишком тяжелые и широкие – в смысле, редкие – для девушки. Я открыла глаза.
Рядом с ванной, глядя на меня сверху вниз, стоял лорд Роберт Ривз, и выражение лица его не предвещало ничего хорошего.
Точнее, не так.
Выражение лица его было каменно-спокойным, но взгляд… Тот полный вожделения взгляд, который узнает любая женщина, от которого мгновенно мурашки бегут по коже и теплеет внизу живота. И одновременно в этом взгляде была ненависть. Темная, свинцовая ненависть.
Я пискнула, дернулась, едва не булькнувшись в воду с головой. Кое-как восстановив равновесие, подтянула колени к груди, обхватила их руками. Глупо, наверное, после того как мы… Блин! Блинский блин! Я же думала, что это глюк. Что я вот-вот очнусь и буду смеяться, вспоминая, насколько похотливый, оказывается, у меня мозг.
Щеки налились тяжелым жаром, захотелось нырнуть в воду с головой и не высовываться больше. Так. Надо успокоиться. В конце концов, я не пятнадцатилетка, обнаружившая, что за ней в бане подглядывают пацаны. Я взрослая женщина. Это, вроде как, мой муж. Видел… гм, трогал он предостаточно, так? Поздно уже смущаться. Только от этой мысли почему-то загорелись не только щеки, но и уши. И сердце отчаянно заколотилось.
Я заставила себя распрямить плечи, по-прежнему не отрывая колен от груди. Посмотрела на лорда снизу вверх. Ни лицо его, ни взгляд не изменились.
Да что я тебе такого сделала? Котика обидела? Любимый, связанный бабушкой свитер на помойку выкинула? Машину поцарапала?
Или ты на тот комплимент, будь он неладен, так оскорбился? Так вроде, наоборот мужчины любят, когда их постельные подвиги оценивают по достоинству. Или это наши мужчины? А тут все ненормальные вроде того типа из каких-то мемуаров, что хвастался, дескать, всегда выполнял супружеский долг с холодной головой, не оскорбляя жену похотью?
– До чего же вы лицемерная тварь, – произнес лорд. – Взгляд, румянец… Отличное представление, миледи. Впору и правда поверить, что вы скромница.
Ну это уж слишком! Я, может, и не скромница, а вот ты хамло трамвайное. А хамам надо наступать на ноги до тех пор, пока они не начнут извиняться.
– Вам не нравятся скромницы, милорд? – усмехнулась я. – Что ж…
Я действительно не юная дева, падающая в обморок от одного упоминания о мужском органе, а практикующий хирург. Медичка. Которые, как известно, все бесстыжие. А это даже не мое тело.
Я поднялась на ноги, выпрямившись во весь рост. Развернулась к нему, уставившись прямо в глаза. До чего же он высоченный! Ванна была встроена чуть выше пола, но я все равно смотрела на лорда снизу вверх.
Он отступил на шаг, взгляд скользнул вниз, кажется, следя за каплями воды, скатывающимися по груди. Еще ниже…
Он неровно вздохнул, с видимым усилием подняв взгляд. Меня обдало жаром, когда наши глаза снова встретились. Что ж я делаю, доиграюсь ведь! Что в нем такого, в этом совершенно незнакомом – глупо же считать прошлую ночь знакомством – мужчине, что сердце колотится как бешеное, а по коже гуляют мурашки?
Лорд шагнул навстречу так стремительно, что я бездумно шарахнулась назад, споткнулась о край ванной и улетела бы навзничь, если бы он не поймал за запястье. Рывком притянул к себе так, что я снова едва не свалилась, вписалась в него, опершись ладонью о грудь.
– Вот это куда больше на вас похоже, – выдохнул он.
Его лицо оказалось слишком близко, дыхание щекотнуло кожу. Я облизнула пересохшие губы. Его сердце под моей ладонью колотилось так же часто, как и мое.
– Да что вы вообще можете про меня знать? – вспыхнула я. Дернулась, пытаясь высвободиться. Тщетно.
– Достаточно, чтобы понять – до того было отличное представление. Ничем не хуже вчерашнего. Если бы не простыня, я бы усомнился в вашей невинности.
Правильно бы усомнился. Нет, неправильно. Блин, я сама запуталась!
– Что ж, простите, что разочаровала.
– Не за что. Вы избавили меня от очередного позора, и за это я должен быть благодарен.
Очередного? А в чем заключался предыдущий?
– А, может, это тоже было представлением? – Лорд говорил все так же негромко, но в тоне его появились низкие рычащие нотки, от которых мурашки побежали по хребту. То ли от страха, то ли… Да что ж это делается, нельзя же быть таким, таким… – Может, вы подготовились к первой ночи как следует? Что вы взяли? Куриное сердце?
О чем он? В следующий миг до меня дошло. Ах ты сволочь этакая! Ну то есть я-то, конечно, давно не девица, но леди Кэтрин…
– Пиявки, – процедила я.
Где-то я читала, что ими действительно пользовались, чтобы изобразить невинность. Пиявка, отвалившись, оставляет ранку, которая кровоточит при малейшем прикосновении. Я не брезглива, но, помнится, тогда меня передернуло.
– Что? – оторопел лорд.
– Пиявки. Такие… жирные, извивающиеся… – Я снова попыталась выдернуть руку, и меня снова не выпустили. Прошипела ему в лицо: – Жаль, что они не цапнули вас за самое дорогое.
– Что вы несете?
– Нет, это что ВЫ несете? Как смеете вообще подумать, будто я…Или вам именно этого и хотелось? Чтобы получить повод от меня избавиться – хотя не знаю, в чем я перед вами провинилась.
– Так-таки и не знаете? – усмехнулся он.
– Не знаю. Зато знаю, что я вас не обманывала. Ни в чем. И… кровопролитие этой ночью было настоящим. Довольны?
Я опять рванулась, и он снова меня не выпустил. Наклонился еще ниже, едва не касаясь моих губ своими.
– Все было настоящим? И ваши стоны тоже?
Кажется, мое горящее лицо сможет осветить это помещение не хуже лампочки. Что ему ответить – милорд, я была уверена, что вы – глюк? Иначе огребли бы подсвечником?
– Так, значит, вам настолько понравилось отдаваться на глазах у всех? – не унимался он.
Этот голос, этот взгляд, где бешенство мешается с желанием… Да пусти же ты! Отпусти, или я сама на тебя кинусь! И… не знаю что сделаю, но канделябром ты у меня все-таки огребешь. После. Или до.
– Нет, не… – И что тут скажешь? Понравилось – извращенкой ославят, не понравилось – снова лгуньей обзовут. Вот же зараза! – Вы бы уже определились, милорд. Скромницы вам не нравятся. Распутницы – тоже. Только непонятно тогда, зачем было все это сборище… желающих свечку подержать. К чему вы это затеяли?
– Я?!
Он выпустил мою руку, отступая так стремительно, словно я была самкой богомола, намеревавшейся отгрызть ему голову.
– Это же вы на каждом углу кричали, что неспроста у меня нет наследника! Что не просто так моя первая жена, упокой господи ее душу, так и не смогла понести! Как у вас, девицы, вообще язык повернулся говорить о подобных вещах?