Принцесса на мою голову (СИ) - Шельм Екатерина. Страница 16

Какая-то излишне пышная и дородная девица в уродливом домотканом платье окликнула его и бросила еще одно яблоко. Так вот значит чем он тут занимается! Яблочки от поклонниц жрет, пока меня убивать планируют! Этот негодяй разулыбался ей, облокотился на забор и стал бессовестно флиртовать.

Если бы я не была привязана к позорному столбу, то и не обратила внимания — убеждала я себя. Но поскольку я стояла и деться никуда не могла, то смотрела. Олав был… ничего такой. Стоило признать, он конечно не красавец в понимании Кано, где мужчине следовало быть высоким, худым и жилистым, но никак не мускулистым. Фи, плебейство. Но хоть Олав стандартам моей страны не соответствовал, все равно был… очаровательным. С ямочками, взъерошенными волосами цвета пшеницы, с яркими голубыми глазами. Но больше всего цепляла его мимика и пластика. Яркая, свободная, живая. Улыбочка не сходила с его губ, лукавые глаза сверкали, и селянка таяла как первый снег на полуденном солнце. А я все больше закипала. В итоге когда этот подлец невзначай подцепил прядку волос деревенской девицы (наверняка такой же тупой как ее папаша, братья и все в этой идиотской деревне!) я заскрипела зубами.

— Может займешься уже делом?! — заорала я на всю площадь и тут же прикусила язык. Нельзя мне кричать. Принцессы не кричат и… и не обращают внимания на то, с кем флиртуют бесполезные простолюдины. Вот уж точно!

— Да, ваше высочество. — отвесил мне издевательский поклон Олав. Хотел было уйти и тут (сердце мое совсем остановилось) вытащил из-под ремня доспехов мой платочек и отдал этой тупой деревенской клуше. МОЙ платочек! М-мой!

Да сотня магов верхом на варанах соревновалась в столице Кано два года назад, чтобы только получить из моих рук венок победителя. За мой платочек там бы любой удавился! А этот! Этот!

«Этот» тем временем развернулся и пошел себе куда-то. А я осталась. Раздавленная и униженная, привязанная к позорному столбу. В отвратительно скроенной жилетке и грубых кожаных башмаках без единого стежка вышивки, без пряжек, жемчужин или бисера на мысках.

Словом, это явно был худший день моей жизни.

Стояла я еще около получаса и руки уже затекли невероятно. Я попросила меня освободить. Вежливо. Но нет, никто из моих конвоиров и ухом не повел. Приходили местные и глазели на меня. Одеты они были с ужасающей простотой: домотканая материя, простая вышивка, у некоторых редкие дешевые стеклянные бусы. Боже и как они могут так жить?

Потом пришла целая процессия из местных видимо старейшин, потому что возглавляла их старуха настолько дряхлая, что грозила рассыпаться при каждом шаге.

— Боги милостивы! Заступники и благодетели.

— Кому как… — проворчала я себе под нос. В меня горстями полетело зерно, листва и пахучие травки. Ну чудесно! Увидела как Олав на этот раз с горстью каких-то ягод, уселся на передок телеги, чтобы видеть поверх собравшейся толпы. Он кидал ягоды себе в рот и ухмылялся, явно наслаждаясь представлением. Я испепелила негодяя взглядом. Увы, в немагической земле ничего у него не подпалилось даже.

— Они привели к нам хулительницу народа! — немощные руки экзальтированно взлетели вверх.

— Да как такой народ не хулить. — продолжала я ворчать и смотреть на Олава. Он смеялся себе под нос, глядя на меня. И мои губы тоже тронула улыбка. И что собственно это значит? Но Олав веселился, и я гладя на него тоже развеселилась. Вот засранец!

Мысленно дала себе по губам. Принцессы не выражаются. Нет, нет, это недопустимо.

— Семь дней мы будем благодарить Релатанну и Фирдаурда, что привели врага прямо к порогу нашему. На седьмой день отдадим ее Ргуху.

— Да он мной подавится, — я выплюнула попавшую на губы веточку сушеной лаванды. Никак не могла замолчать. Все это представление раздражало и смешило куда больше чем пугало. Перспектива казни все еще не укладывалась в голове. Такого… не может быть. Ну не может и все тут. Не. Может. Быть.

На моей голове уже наверное горка крупы образовалась — так яростно меня закидывали.

Подошли четыре женщины и отвязали меня от столба.

— Наконец-то! — возмутилась я, потирая запястья.

Отчасти моя отчаянная храбрость подкреплялась спокойствием, что еще семь дней меня казнить не собираются, а уж за семь дней Олав должен что-нибудь придумать и спасти меня от этих глупых крестьян. Я в конце-концов важная птица и его пропуск из немагических земель в нормальную жизнь.

Меня подхватили под руки и потащили куда-то.

— Куда теперь? К Ругху? — глумилась я.

— В баню. — мрачно ответили мне.

— О! Баню я люблю, — я гордо выпрямилась и снисходительно улыбнулась Олаву, когда меня тащили мимо.

И по смешливому теплому взгляду, по тому, как он покачал головой, не в силах согнать улыбку с губ, я поняла, что селянке ничегошеньки с ним не светит. Поняла и обрадовалась. Вроде и нечему, вот правда ну какая мне разница что обо мне думает этот мужлан. Но… я обрадовалась и снова засмеялась не пойми чему.

Меня так отпарили, что кожа только что не скрипела. Потом еще и горячими полотенцами отхлестали, натерли мочалом так что я орала как сопливая девчонка, а после напоили местным медом и уложили на лавку делать массаж и промывать волосы.

Я блаженствовала совершенно обессиленная. Да… это тебе не купальни с холодными мраморными бассейнами во дворце. Что-то в этом определенно было, хотя в какой-то момент показалось, что меня просто сварят заживо.

Я так устала, что даже подремала, пока сильные руки моих тюремщиц массировали и втирали мне в кожу местные масла и благовония. Ничего такие кстати, ароматные. Все это напоминало о доме, где обо мне именно так и заботились. Ах, если оказаться дома…

Потом мне протянули местное платье и все мое благодушное настроение как рукой сняло. Кажется, Санлина, ты покатилась по наклонной. Если одежда предоставленная мэром того городка, как там его, была ужасна, то эта тряпка рыже-коричневого цвета с робкой вышивкой по вороту была просто-напросто катастрофой.

— Я не могу это надеть. — сказала я сурово.

Женщина посмотрела на платье. Она была примерно в таком же.

— Почему?

— Я буду выглядеть как вы. — пояснила тупице. — И перестану чувствовать себя женщиной.

Баба поглядела на мешок, который она называла платьем, на меня, на мешок.

— Голой хочешь идти? — родила она в своей голове ответ.

— Можно мне мою одежду? Которая была.

— Все вещи хулительницы сожжены.

— Н-но… вы что сожгли все?!

— Все.

— Но там был мешочек! — взорвалась я. — С моим родовым амулетом! И мои остальные амулеты! Вы что же тупицы неотесанные сожгли амулеты?! Да их же можно было наполнить! Вы просто идиоты! Тупицы! Дураки!

Женщина расплылась в улыбке.

— Язык можно и раньше казни отрезать. — сказала она радостно.

Я тут же потеряла все желание разговаривать. Закрыла глаза и почувствовала, как их щиплют слезы. Сожгли… мой родовой амулет! Они сожгли мой родовой амулет. Тот, что говорил всему миру, что я Лей Син, что защищал меня от любой беды, который бабушка надела мне на шею в четыре года в семейной пещере кристаллов. И эти тупые темные крестьяне его сожгли!

Умом я понимала, что будь он исправен, не сгорел бы. Умом я понимала, что Олав был прав — родовой амулет отводит три смертельных опасности и рассыпается в труху. Но он значил для любого мага из семьи Дюжины так много! Принадлежность к аристократическому кругу, заграждения и заклинания, через которые мог провести только родовой амулет. Потеряв его ты разом становился таким как все, а я меньше всего на свете хотела быть как все.

Я взяла мерзкое платье и влезла в него, не проронив ни слова. Рядом с потерей родового амулета даже этот мешок казался мелочью. Меня подпоясали и надели сверху какую-то расшитую накидку.

Слава Небесам тут не было зеркал. Увидела бы себя и удавилась, не дожидаясь казни.

На улице уже темнело. На главной площади играли простую музыку и жгли огромный костер.