Простые радости - Камерон Стелла. Страница 75
Этих людей.
А Роман был одним из них.
– Феникс?
Если он не принимал участия в делах Паст-Пик до того, как оттуда уехала Эйприл, тогда та картина, которую он нарисовав, на самом деле является правдой.
– Феникс, дорогая? – Он обнял ее за талию. – Пожалуйста, приляг ненадолго.
– Я не могу.
Он поднял ее волосы и поцеловал в шею. Феникс опустила голову. Ей хотелось все забыть. Ей хотелось верить. Она хотела любить и быть любимой. Она хотела этого мужчину.
– Ты холодна.
– Так же как и моя душа.
– Мы не можем вернуть Эйприл. Мы зато можем позаботиться о ее ребенке. Тебе хоть немножко от этого не становится легче?
– Только немного, – сказала ему Феникс. Ей стало трудно дышать. – Прекрасный ребенок.
– Самый прекрасный ребенок в мире.
– И ты решил взять на себя заботу о ней.
– Сначала я не собирался. Сначала я думал сдать ее в первый подходящий приют. Но я не смог сделать этого.
Большой, грубый, сильный мужчина не смог отказаться от новорожденного ребенка.
– Ты мне солгал.
Он развернул ее и прижал к себе. Он был сильно возбужден.
– Ты солгал мне, – повторила Феникс.
– Я не сказал тебе правды.
– Игра слов. Дасти тоже лгал. И Насти.
Медленно, почти что машинально, он несколько раз провел напрягшимся членом по ее животу.
– Большей частью из-за задания.
Она уже не могла остановиться:
– Вначале я бы поняла. Но потом, когда мы… Позже ты мог бы сказать мне.
– Я не знал как. То, что я сказал тебе о смерти Эйприл, привело тебя в отчаяние. Я не должен был вес сразу тебе говорить. И для себя, и для тебя. Счастье мое, я очень тебя сейчас хочу.
Феникс взяла его руки и прижала к своей груди. Все поплыло у нее перед глазами.
– Ты… О, проклятие!
Он рассмеялся:
– То, что ты ругаешься, видимо, означает – я должен чего-то остерегаться.
– Джуниор твоя?
Роман похолодел. Его пальцы впились в ее грудь.
Феникс поймала его взгляд и увидела, что он резко переменился: на щеках его выступил лихорадочный румянец, Кончики губ опустились.
– Роман…
– Ничего не говори больше. – Его грудь быстро опускалась и поднималась. Очень медленно он коснулся кончиками пальцев ее сосков.
– Не отец ли я Джуниор? Ты это хочешь знать?
Не в силах ничего сказать, она кивнула.
Пальцы Романа впились в ее плоть. Вдруг он так резко повернулся, что она бы упала, не подхвати он ее вовремя.
Ноги ее были уже у самого края кровати, она потеряла равновесие, и они оба упали.
– Но не так же, – прошептала она.
– Не так? А как ты хочешь?
– Нельзя любить в гневе, Роман.
– Любить? – Его смех был неприятен, пугающе неприятен. – Это то, что сейчас происходит между нами?
Теперь уже все равно: ей нужна правда.
– Ты был тем человеком, в которого Эйприл влюбилась в Сан-Франциско?
Он уткнулся головой в подушку. Звук, который он издал, напоминал стон животного.
– Роман?
Он закрыл ей рот рукой так, что она не могла ни дышать, ни говорить.
– Способен ли я убить беззащитную беременную женщину? Именно это ты хочешь знать. Ты говорила, что любишь меня. Разве это не смешно? Я все еще люблю тебя. Ты думаешь, что влюбилась в убийцу?
С его рукой у рта она попыталась что-то произнести.
– Ты думаешь, я… если я убил Эйприл, то почему?.. Зачем мне было убивать ее? Из-за того, что у нее мой ребенок? Будь это так, зачем я тогда оставил ребенка?
Феникс снова попыталась сбросить со своего лица его руку.
– Имеет ли все это какой-то смысл? И когда появилась ты, зачем бы я стал связываться с тобой, если я убил твою подругу, а ты пыталась выяснить, что же с ней произошло?
Ей наконец удалось освободить рот.
– Потому что она сказала тебе о письме. Потому что ты не мог не полюбить Джуниор и боялся, что я найду способ забрать ее у тебя.
Он навалился на нее всем своим весом:
– Я ничего не знал о письме. Но разве тебя это волнует? Если бы я боялся того, о чем ты сказала, я мог бы уже сто раз убить тебя.
Напряжение, в котором находилась Феникс, не проходило. Ее била дрожь, зубы стучали. Все, что он говорил, было достаточно разумно. Но он должен был сказать ей о Джуниор. Ему не надо было лгать.
– Доверие не строится на лжи, – произнесла она.
– Я не могу этого больше вынести! – Он схватил ее, начал расстегивать кофточку, обрывая при этом пуговицы.
– Если я сейчас не войду в тебя, я просто здесь умру. Феникс разрыдалась. Она оттолкнула его:
– Нет, Роман. У нас ничего не получится, если ты… если ты…
– Изнасилую тебя? Я не хочу брать силой. Хочу прочувствовать тебя, почувствовать твою жизнь во мне. Я хочу, чтобы ты отдалась мне, потому что веришь мне.
Кофточка треснула у него в руках. Было слышно трение его джинсов о ее бедра и ноги.
– Скажи, что хочешь меня, Феникс. Пожалуйста, скажи, что хочешь меня.
Он напугал ее.
Ее розовый кружевной лифчик расстегнулся и обнажил грудь. Его рот устремился к ее соску, и он начал ласкать его так неистово, что через какое-то время ее пронзила судорога.
Секс. Все, что происходило сейчас, – это секс. Феникс занималась сексом с Романом.
Он поднялся и пристально посмотрел на нее:
– Вели мне остановиться, и я остановлюсь. – Продолжая разговаривать с ней, он стянул свитер, расстегнул джинсы. Стали видны черные волосы у него на груди. На его смуглом теле выступили капельки пота. Мускулы живота были напряжены.
– Феникс, скажи мне.
Она не могла.
Одним движением он стянул с нее трусики.
– Скажи мне.
Ее рот приоткрылся. Она облизала губы.
Роман застонал и упал на колени. Его рот оказался у нее между бедер, и язык заскользил по ноющей плоти. Феникс резко вскрикнула и вцепилась ему в волосы. Он ласкал ее, движения его вызывали невероятно сладостную муку.
– Прекрати. Не надо. – Так не надо было делать. Он выдержал паузу и сказал:
– Уверен, ты читала и об этом. То, что нравится женщинам.
Мысленно она снова запротестовала. Но больше она ничего не скажет. Что-то взорвалось, вспыхнуло в ней, и внутри все стало содрогаться, но это еще был не конец.
Феникс инстинктивно подняла ноги.
Роман подтянул их выше, забросил к себе за шею, и его язык проник в нее еще глубже.
Она сделала попытку оттолкнуться от него.
– Чего ты хочешь? – пробормотал он.
– Тебя.
Его джинсы слились с ее джинсами.
Роман слился с Феникс.
Зажав ее ноги между головой и плечами, он направил свое мощное, налитое кровью копье в тайники ее тела. Он проник далеко – как только было возможно.
Дыхание с шумом вырывалось из легких Феникс. Она громко, пронзительно закричала, и Роман выкрикнул ее имя.
– Роман!
– Я люблю тебя!
– Да. – Ее тело было бесконечным.
Он поднялся и, все еще не веря, проник в нее еще глубже.
– Я люблю тебя, Феникс.
– Я люблю тебя, – выдохнула она. – Я верю тебе, Роман.
Едва просыпающимся, нежным, мягким утром Феникс перевернулась на другой бок, чтобы посмотреть, как спит Роман. Долгие часы они наслаждались телами друг друга. Наслаждались, и любили, и снова наслаждались. Феникс сходила тогда с ума. Он изучил каждую клеточку ее тела, делал с ней то, от чего при воспоминании об этом у нее выступила краска на щеках и что она теперь страстно желала повторить. Он провел ее теми дорогами, о которых не упоминала ни одна из прочитанных ею книг, его сила иногда граничила с насилием. Затем он снова становился удивительно нежным и обращался с ней так, будто она сделана из хрусталя.
Во время сна лоб у него был открыт. На щеках и подбородке появилась темная и жесткая щетина, губы слегка приоткрылись, и стали видны красивые ровные зубы. Его дуто-образные брови подчеркивали красоту глаз и длинных черных ресниц, которые были почти как у женщины. Хотя в этом мужчине, конечно же, не было ничего женственного.