Форма воды - Камиллери Андреа. Страница 11

Женщина пошатнулась, и Монтальбано бросился ее поддержать в страхе за ребенка, рисковавшего оказаться на полу вместе с матерью, затем помог ей усесться на кровать. Потом комиссар заговорил, и слова рождались у него сами собой, безо всякого вмешательства сознания. Подобный феномен уже имел место в его опыте, и один журналист с богатым воображением выразился по этому поводу так: «Молния интуиции, которая время от времени ударяет в нашего полицейского».

– Куда вы девали цепочку?

С трудом переставляя подкашивающиеся ноги, Capo направился к своей тумбочке, открыл ящик, вытащил сверток в газетной бумаге и бросил его на кровать. Монтальбано подобрал его; пошел в кухню, уселся и развернул газету. Это было украшение грубоватое и филигранное в одно и то же время: грубоватое по дизайну и филигранное по тонкости работы и огранке бриллиантов. Capo тем временем приплелся за ним в кухню.

– Когда ты его нашел?

– В понедельник, утром рано, на выпасе.

– Ты говорил об этом кому-нибудь?

– Никак нет, только вот ей, моей жене.

– А кто-нибудь приходил к тебе допытываться, что, мол, не находил ли ты, часом, такую-то цепочку?

– А как же. Филиппо ди Козмо, он человек Джедже Гулотты.

– А ты что ему ответил?

– Что ничего не находил.

– Точно?

– Точно так, мне так кажется. А он говорит, что, ежели вдруг найду, чтоб нес ему, без глупостей, потому как это все дело страшно деликатное.

– Пообещал тебе что-нибудь?

– А как же. Что отметелит так, что мама родная не узнает, если найду и оставлю себе, и пятьдесят тысяч, если, наоборот, принесу ему.

– Что вы собирались делать с цепочкой?

– Хотел заложить. Мы так порешили, я и Тана.

– И не собирались ее продавать?

– Никак нет, она ж не наша, мы так себе представляли, как будто нам ее одолжили, не хотели пользоваться ситуацией.

– Мы люди честные, – присоединилась жена, входя в кухню и утирая глаза.

– Что думали делать с деньгами?

– Пустить на лечение нашего сына. Тогда б его можно было увезти отсюда далеко, в Рим, в Милан, куда угодно, лишь бы там были врачи, которые понимают.

Какое-то время все молчали. Потом Монтальбано попросил у женщины два листа бумаги, и она вырвала их из тетради, в которую записывала расходы. Один из листков комиссар протянул Capo:

– Вот, нарисуй мне план, укажи точно место, где ты нашел цепочку. Ты ведь у нас проектировщик, так?

Пока Capo корпел над рисунком, на втором листе Монтальбано писал:

Он расписался, но посидел немного в раздумье, прежде чем поставить дату под распиской. Потом решился и написал: «Вигата, 9 сентября 1993». Capo в это время тоже закончил.

– Отлично, – сказал комиссар, рассматривая обстоятельнейший план.

– А тут, наоборот, неправильно число указано, – заметил Capo. – Девятое было в понедельник. А сегодня у нас одиннадцатое.

– Число указано правильно. Ты цепочку мне принес в управление в тот же день, когда ее нашел. Она у тебя в кармане лежала, когда ты пришел в комиссариат заявлять, что вы нашли Лупарелло, но ты мне ее передал после, потому что не хотел, чтоб видел твой товарищ по работе. Ясно?

– Если вы так говорите…

– И храни ее как зеницу ока, эту расписку.

– А теперь что, вы у меня его арестуете? – спросила женщина.

– Почему, что он такого сделал? – ответил Монтальбано, вставая.

Глава седьмая

В ресторанчике Сан Калоджеро его уважали, даже не потому, что он был комиссаром, а за то, что он был хорошим клиентом, из тех, кто понимает и любит хорошую кухню. Ему принесли свежайших морских петушков, зажаренных до хруста, маслу от жарки давали сначала стечь на тонкую прозрачную бумагу, в которую имеют обыкновение заворачивать хлеб. Завершали обед кофе и долгая прогулка по восточному молу. После он вернулся в управление. Фацио, завидев его, поднялся из-за письменного стола:

– Комиссар, там вас дожидаются.

– Кто?

– Пино Каталано, вы его помните? Один из двух мусорщиков, что наткнулись на Лупарелло.

– Скажи ему, пусть сразу заходит.

Он тут же понял, что молодой человек нервничает.

– Садись давай.

Пино опустился на самый краешек стула.

– Можно спросить, почему вы пришли ко мне домой разыгрывать комедию? Мне скрывать нечего.

– Я это сделал, чтоб не пугать твою мать, вот и все. Если б я ей сказал, что я комиссар, ее, может, удар бы хватил.

– Если так, то спасибо.

– Как это ты догадался, что это я приходил тебя искать?

– Я звонил моей матери, хотел узнать, как она там, – когда я уходил, у ней голова трещала, – и она мне говорит, что приходил человек, должен был передать конверт, но конверт забыл. Сказал, что сейчас принесет, но ушел и больше не показывался. Мне стало любопытно, и я попросил мать описать посетителя. Вы когда в следующий раз захотите прикинуться кем-нибудь другим, родинку под левым глазом заклейте. Зачем вы приходили?

– Один вопрос. Являлся к тебе кто-нибудь с выпаса спрашивать, не нашел ли ты, случаем, цепочку?

– Так точно, вы его знаете, Филиппо ди Козмо.

– А ты?

– А я ему сказал, что не находил, и это на самом деле правда.

– А он?

– А он мне сказал, что если б я вдруг нашел, тем лучше, он бы мне подарил пятьдесят тысяч лир, а если б нашел и ему не принес – мне бы крышка. То же самое, слово в слово, он сказал Capo. Только и Capo тоже ничего не находил.

– Ты заглянул домой перед тем, как идти сюда?

– Никак нет, сюда прямо.

– Ты сочиняешь всякие там пьесы?

– Никак нет, однако мне нравится иногда играть.

– А это тогда что такое?

И Монтальбано положил перед ним листок, который увел со столика. Пино посмотрел на него без всякого удивления и улыбнулся:

– Не-е, это не сцена из пьесы, это…

И вдруг, растерявшись, онемел. До него дошло, что раз тут не подмостки, ответную реплику выдать не так-то просто.

– Я тебе помогу, – сказал Монтальбано. – Это запись телефонного разговора, который кто-то из вас двоих вел с адвокатом Риццо, как только вы обнаружили труп Лупарелло и еще до того, как пришли ко мне в комиссариат заявлять о происшествии. Так?

– Так точно.

– Кто звонил?

– Я. Но Capo стоял рядом и слушал в трубку.

– Зачем вы это сделали?

– Затем, что инженер был человек известный, сила. И мы тогда подумали предупредить адвоката. Нет, не так, сначала хотели звонить депутату Кузумано.

– И почему не позвонили?

– Потому как Кузумано без Лупарелло – все равно что тот, у кого во время землетрясения не только дом провалился, но и деньги, которые под матрасом лежали.

– Объясни мне получше, почему вы предупредили Риццо.

– Потому как, не знаю, вдруг еще что-то можно было сделать.

– Что именно?

Пино не отвечал, он потел и водил языком по губам.

– Я тебе опять помогу. Ты говоришь, вдруг еще что-то можно было сделать. Скажем, переместить машину с выпаса и поставить в каком-нибудь другом месте, чтобы тело нашли там?

– Так точно.

– И вы были готовы на это?

– Ясное дело. За этим и звонили!

– И чего вы от него ждали?

– Что он, может, нам даст другую работу, сделает так, чтоб мы прошли конкурс на техников, найдет хорошее место, чтоб мы покончили с этим занятием мусорщиков поганых. Комиссар, да вы ж это знаете лучше меня: ежели попутного ветра нету, не поплывешь.