В слепой темноте (СИ) - Янг Энни. Страница 27

— Я хочу всё исправить, — тихо произносит он, стоя ко мне спиной и не смея повернуться и сказать всё это, глядя мне в лицо. Его пальцы опускаются на столешницу и крепко стискивают ее край.

— Что ты хочешь исправить? — спокойным тоном отзываюсь я, медленно переводя внимания с его рук на пейзаж за окном. Темнеет уже. Весь сад застыл в вечерних сумерках.

— Я хочу вернуть тебя. Пожалуйста, помоги мне. Что мне сделать?.. — Он спотыкается на слове, и я скорее понимаю, чем на самом деле слышу, как он с трудом сглатывает застрявший ком в горле. Знакомое состояние. Когда наваливается оглушающая, убийственная безысходность, ты готов на всё, лишь бы убить это в себе, избавиться от тяжкого груза, от острого кола в сердце, именуемого ужасным словом "боль". — Что мне сделать, чтоб вернуть тебя? Я так больше… не могу, — его голос срывается и переходит на тихий, едва различимый шепот.

— Отпусти меня. Просто отпусти, — так же тихо молвлю я, бездумно сверля одну единственную точку в окне: темно-зеленую, уже слегка покрытую вечерней дымчатой синевой вершину высокой ели, растущей у самой дальней стены каменного ограждения, что разделяет мой участок от соседского.

Перестань вдумываться, Алекс, иначе все его слова болезненной молнией распотрошат твои и так хлипкие внутренности, разбередят старые раны, а сердце не выдержит и разорвется, умрет. Увы, оно больше никогда уже не восстановится, просто-напросто лишится всяких сил, у него больше не будет шанса на жизнь. Оно не оживет: смерть сердца — к сожалению, необратимый процесс. Не станет его — не станет и меня. Я просто превращусь в пустоту. В глухую такую, мертвую. В молотую пыль, что безжизненным пеплом осядет на задворках вселенной, как жалкое напоминание о былом. О том, что когда-то на свете существовало такое глупое, слабое создание, одним неосторожным "движением" разрушившее саму себя.

— Не могу. — Он громко и протяжно выдыхает. — Ты ведь и сама знаешь, что не могу. Однако усиленно продолжаешь делать вид, что тебе все равно, заставляешь себя поверить в невозможное. Что и ты, и я… можем существовать по отдельности. Что можем друг без друга. Ты многое отрицаешь в своей голове, и знаешь, — Игорь снова делает паузу, — я обязательно дождусь того дня, когда твои мысли прояснятся, и я смогу тебя обнять без страха, что ты вновь убежишь от меня, предварительно разозлившись и наговорив всяких глупостей наподобие того, что якобы меня не любишь. Я знаю, что это не так, поэтому не утруждай себя, повторяя их снова. Эта глупость пролетит мимо меня, бесполезно растворившись в воздухе.

Краем глаза замечаю, как он разворачивается и смотрит на меня в упор.

— Посмотри на меня, — совсем тихо просит глубокий, мягкий голос.

Ничего не ответив, я молча встаю и ухожу к себе в комнату. Я так устала…

Глава 17. Не в себе.

30 июня 2020.

Вторник.

Очередной стук в дверь.

— Алекс, если ты сейчас же не выйдешь, то я вынужден буду войти, — в последний раз предупреждает меня Игорь.

Я не хочу никого видеть. Неужели непонятно? Оставьте меня в покое. Все.

— Нет-нет, не входи туда, — торопливо звучит за дверью взволнованный голос тети.

— Почему? — удивляется мой бывший.

— Игорь, кажется, да? — уточняет девушка, тот, наверное, кивает — ответа не слышно. — А я Лена, тетя Алекс, мы ведь нормально и не успели познакомиться вчера, — поспешно представляется она, делает странную паузу и, на полтона понизив голос, продолжает: — Короче, не советую входить в ее комнату. Я ранним утром заходила к ней, и у нее снова апатия. Это продлится как минимум день, как максимум дней пять. В такие дни ее лучше не трогать.

— Апатия значит… Не понимаю, вы что, все забываете к ней дорогу на пять дней? Она целыми днями одна что ли в комнате сидит? — в голосе явный упрек.

— Игорь, ты не понимаешь, — втолковывает ему Лена, — она агрессивна в эти дни, если к ней подойти и, не дай бог, заговорить, тебе мало не покажется. Мой тебе совет — не испытывай судьбу. Алекс неуправляема, может запустить в тебя какой-нибудь чугунной статуэткой, если та окажется под рукой.

— Простите, конечно, но мне кажется, апатия проявляется иначе, — не соглашается он.

— Нет, молодой человек, — настойчиво твердит она, — я знаю, о чем говорю, и ее лучше сейчас не трогать. Ее апатия — это бомба замедленного действия. Вроде штиль, а уже в следующую секунду — Бац! — и она взрывается. Мы для нее раздражители, неужели непонятно?

— Тогда нужно вызвать психотерапевта, — участливо предлагает Игорь.

— Не нужно, — возражает она тотчас, — их она тем более не подпустит к себе.

— Но ведь нужно что-то делать, — запальчиво говорит мужчина.

— Нужно, — не отрицает она, — но не в такие дни. Если уж и переубеждать Алекс в целесообразности лечения и необходимости сеансов психотерапии, то в любой другой день. Когда она более-менее нормальна и в состоянии здраво рассуждать. Хотя, зная Алекс, убедить ее вообще нереально.

— И вы все просто молча отсиживаетесь в сторонке? Фактически ничего не делаете, чтоб ей помочь, — с укором произносит Игорь.

— А что мы можем? Принудить ее?! — вдруг сердито шипит тетя за дверью. — Знаешь, легко тебе говорить. Мы с ней уже несколько месяцев мучаемся, а ты только сейчас явился. Где ты был герой-любовник? Это между прочим из-за тебя она в таком состоянии. В смысле…. разумеется, не ты причина в ава… Но согласись, львиная доля вины лежит именно на тебе!

— Я не горжусь тем, как поступил с Алекс, — ровным голосом отзывается бывший. — Но я хотя бы готов помочь. А вы… вы просто молча наблюдаете, как она стремительно падает вниз.

— А вот обвинять нас не надо, — холодным тоном. — Ты понятия не имеешь, что мы все пережили.

— Прошу прощения, — незамедлительно вставляет мужской голос, тяжело вздыхает. — Вы правы, я не должен был так говорить, — сокрушенно добавляет. — Разумеется, мы все хотим помочь ей.

— Но к сожалению, не знаем как это сделать, — подхватывает Лена, — Света права, одна надежда на вас. Если кто и может вывести ее из этого состояния, то только вы.

Одеяло уже давным-давно лежит на полу, я лежа в кровати уставилась в потолок, а голоса за дверью всё не затихают. Не выдержав, я вслепую начинаю шарить по поверхности рядом стоящей тумбочки. Неуклюже цепляю пальцами что-то тяжелое, гладкое и холодное. Сжимаю крепче и со всей дури припечатываю ее в дверь. Предмет, совершивший невероятно удачную траекторию полета, отскакивает от дверного полотна и закатывается куда-то под шкаф.

Звуки за дверью наконец-то прекращаются, шаги удаляются, и я, еще некоторое время пребывая в сладкой тишине, ясно ощущаю, как медленно, но верно соскальзываю в сон…

Просыпаюсь от странных всхлипов, что настойчиво врезаются в слуховой анализатор. Открываю глаза и тупо смотрю на белый потолок, затаив дыхание, прислушиваюсь — ничего. Никаких всхлипов, никакого плача. Лишь чувствую, как издевательски медленно стекают по лицу мелкие ручьи горячих слез. Я наконец протяжно выдыхаю застывший на секунды в легких обжигающий и тяжелый воздух.

Опять? Я опять рыдала во сне? Но почему? Мне всё так надоело…

Отдираю себя с холодной постели и спускаюсь на кухню. Никого нет. За окном меж садовых деревьев сияет яркими летними красками восхитительный закат. Красные всполохи в небе беспеременно сливаются с желтыми, оранжевыми лучами солнца, каждую минуту создавая новую картину. Наверное, все-таки природа — лучший художник, непревзойденный. Ее холсты безупречны всегда, неповторимы никем, и вообще — вряд ли бы кто решился оспорить совершенство ее искусства.

Постояв еще какое-то время у окна, я перемещаюсь в зону кухонных шкафчиков и достаю с верхней полки стакан. Но неожиданно…

Звон разбитого стекла наполняет помещение.

Я опускаюсь на корточки, словно в трансе, дотрагиваюсь подушечками пальцем до битого стекла, провожу по острому краю, неторопливо, бесстрашно, совершенно не боясь пораниться, вонзить осколок себе в кожу. Я так давно ничего не чувствовала, так хочется ощутить… не знаю, наверное, что-то яркое и физическое. Не осознавая, что делаю, грубо хватаю в ладонь стекло и медленно сжимаю кисть в кулак. И вскоре сквозь щели между пальцами, по запястью, по краю ладони множеством тонких дорожек стекает алая, противная жидкость и устремляется вниз, на светлую кухонную плитку. Яркие пятна на полу создают столь контрастный рисунок, что я вздрагиваю. И в этот же момент кто-то тихо, без резких движений опускается рядом со мной, а чужое дыхание приближается к моему уху.