В слепой темноте (СИ) - Янг Энни. Страница 49

— Не буду, — беззвучный шепот.

— Я люблю тебя, Алекс, — прямо в губы.

— И я тебя люблю, очень.

И мы растворяемся в чувственном поцелуе, который вскоре перерастает в неистовую и неудержимую страсть, порожденную неуемным взаимным влечением. Наши родственные души притягательным магнитом тянутся друг к другу, безумно хотят стать одним целым после долгой изнурительной разлуки, вновь отчаянно желая почувствовать это райское, блаженное, ни с чем другим не сравнимое единение.

— Что это? — Игорь застывает в изумлении, едва его затуманенный страстью взгляд, скользнув по моему голому телу, останавливается на бедре, точнее на грубом, уродливом шраме, протянувшемся на всю ширину бедра.

Усмирив свое сексуальное желание, тяжело вздыхаю и отворачиваюсь от Игоря, прячу глаза.

— Это… мне зашивали ногу, — нехотя поясняю я, в волнении прикусываю губу. Что если теперь мое тело его более не будет устраивать? Возбуждать? Правильно, кому может нравиться безобразный шрам?

Любимый легким касанием поворачивает мое лицо к себе и всматривается в мои глаза, в которых застыла боль от воспоминаний. И тут я неожиданно для себя замечаю в его глазах не менее сильную, душевную боль и… слезы?

Я теряюсь и напрочь забываю о своих возникших на пустом месте комплексах.

— Игорь? Ты чего? Эй, я в порядке, — начинаю я его убеждать в том, что волноваться не о чем, ни к чему лить слезы. — Всё в прошлом, слышишь? — Я ласково провожу ладонью по его щеке.

— Прости, — наконец хриплым шепотом молвит он.

— Эй… — у меня у самой против воли наворачиваются слезы. Усиленно начинаю моргать, отгоняя непрошеную слабость, что так не вовремя посмела явиться и обрушиться на меня. — Игорь, ты ни в чем не виноват, — тверже говорю я.

— Виноват, — не соглашается он и лицом падает на шрам, легонько целует губами. — Я не защитил тебя. Не был рядом с тобой, когда ты больше всего нуждалась в поддержке. Я совершил огромную ошибку, позволив своему слепому гневу испортить наши отношения. Из-за меня ты уехала в другой город, из-за меня ты…

— Прекрати, — повысив голос, перебиваю я самобичевание одного глупого, несносного парня. — Прекрати сейчас же, ты меня понял?

От сурового тона Игорь неожиданно отрывается от моего шрама и приподнимается, ловит мой возмущенный взгляд своим, потерянным и обескураженным.

— Значит так, слушай меня внимательно. Никто не виноват. Случилось то, что случилось. Так должно было произойти, чтобы мы могли прийти к этому, к тому, что мы сейчас имеем. Мы вместе, и это всё, что имеет на данный момент значение. Ты не согласен со мной? — и с вызовом смотрю на него.

— Вечно я всё порчу, да? — с грустноватой усмешкой спрашивает он, на что я в срочном порядке притягиваю его к себе и неистово целую, вцепившись в него руками и ногами, как за жизнь. За нашу с ним счастливую, безмятежную жизнь. Отныне только вместе, отныне только друг за друга. И пусть вечность будет нам свидетелем.

Люблю тебя я той любовью,

В томах что скрыта веками древних,

Люблю тебя я так свободно,

Что ощущаю взмах крыльев светлых.

Люблю тебя я той любовью,

Что красивой душе лишь подвластна.

Наши души красивы по-своему,

В обеих течет жизнь солнца — прекрасна.

Люблю тебя я той любовью,

Что бывает лишь в мире однажды,

Я люблю тебя, слышишь?

Люблю бесконечно и дважды

Влюблюсь в тебя, если надо.

Глава 28. Опять?

8 июля 2020

Среда

Подарив своему мужчине невинный поцелуй легким прикосновением губ, аккуратно, чтобы не разбудить, высвобождаюсь из сладкого плена его сильных и жадно обвивающих мою талию рук. Даже сквозь сон Игорь крепко-крепко прижимает меня к себе, однозначно боясь отпустить. От осознания столь простых вещей, правильности происходящего мое сердце греется даже в ночь, без дневного солнца, ибо солнце мое — вот оно, рядом спит. Так приятно осознавать, что ты для него больше, чем просто женщина. Как он там сказал? Я его душа? Игорь, а ты моя душа и моя вселенная. Мой единственный человек. Именно МОЙ.

Путем нескольких попыток выбраться из нежного захвата мне всё же это удается, и, прорезая тихими шагами темноту комнаты, я сначала нащупываю на полу свою сорочку, бесшумно надеваю, а потом легким ветерком выскальзываю за дверь.

Охваченная внезапным побуждением, подхожу к окну в коридоре и встаю точно под лунный свет, чтобы, поднеся к глазам кольцо, еще раз полюбоваться необыкновенным камнем. Прелестно! Красиво! Бесподобно! Боже, как я счастлива!

Постояв минуту в ореоле чуть голубоватого света, спускаюсь вниз. Не издав ни единого звука на деревянных ступеньках.

Уже приблизившись к кухне, слышу вдруг звуки чьих-то шагов, словно ботинки тяжелые старательно, но безуспешно пытаются превратиться в невесомую бабочку, порхающую по паркету. А потом резко всё затихает.

В недоумении замираю, навострив уши и вслушиваясь в "тишину" ночного дома. Секунд пять спустя чьи-то приглушенные голоса принимаются что-то яро обсуждать.

Разворачиваюсь и, прислонившись к холодному камню, осторожно двигаюсь по стеночке, достигаю края стены и одним глазком заглядываю в гостиную.

— Ты с ума сошел?! — злым шепотом рычит один здоровяк в черной маске, в чьих руках застыла единственная ценная картина, имеющаяся в этом доме. — Живо надел обратно!

— Да спят все, успокойся! — отвечает ему кудрявый, одной рукой держащий в руках темную ткань, другой почесывающий щеку. Ну и рожа! Бандитская! Покрасневшее лицо, близко посаженные глаза, нос с горбинкой, губы ниточкой. — Ты лучше скажи, какого хрена ты не предупредил, что в составе маски шерсть? У меня на него аллергия.

— А ну захлопнул пасть! Твоя чертовая аллергия меня не колышет, уяснил? Делать мне больше нечего, как состав ткани проверять! — гневно рявкает тот, что в маске с прорезями для глаз. — Тебе надо, ты и проверяй! А сейчас надел! Кому говорю!

— Ладно, ладно, — и кудрявый натягивает на себя черную ткань так, что остаются видны лишь светящиеся недобрым блеском глаза.

— Мальчики, а вы случаем адресом не ошиблись? — выхожу я из своего укрытия, напрочь растеряв последние мозги и позабыв, что на мне одна только тонкая полупрозрачная сорочка, даже тапочек и тех нет. Свечу тут, поджав пальчики, голыми ножками, и хоть бы хны. — Это вообще-то мой дом, а гостей в такой поздний час, помнится, не звала. Вы кто будете, господа? — (Грабители в шоке уставились на меня. Наверное, не ожидали, что кто-либо из хозяев появится.) — Да оставьте вы в покое несчастную картину, лучше заберите все эти вазы, стоящие по всему дому, — небрежно махнув рукой, говорю я, будто не замечая их ступора. — Они дорогие, правда-правда. Давно хотела от них избавиться. Бесят жутко. Мальчики, чего стоим? Загружаемся! Возьмите вон ту, ту и эту, хорошо? Если сил хватит унести, я вам еще на втором этаже покажу, хотите?

— Не хотим, — первым отмирает здоровяк, чьего лица я пока не видела. — У нас заказ только на картину, — недоброжелательный глухой рык.

Замечательно! Значит, мои грабители — лишь тупые пешки в чьих-то злых руках. Уже кое-что.

Итак, кому понадобилась картина? А главное, как о ней стало известно? По словам деда, никто не знал, в чьей она хранится частной коллекции. Чужих в дом я не приглашала, вопрос: кто оказался крысой?

Пока в мыслях у меня одно, на словах другое:

— Ну тогда, может, чайку попьем? Заодно вы мне расскажете, кто ваш заказчик.

А я уже наглею на глазах. Напротив меня стоят двое высоких парней, шириной в две меня и лапищами здоровенными, а в моей голове не страх, не чувство самосохранения, только усиленный внутренний анализ вкупе с актерской игрой, требующей с меня безукоризненного исполнения роли хозяйки, что согласно собственному же сценарию преисполнена чувством полнейшей безмятежности и спокойствия. Я само воплощение непосредственности. Ну или хитрости.