Королева Лир. Чудесные истории - Петрушевская Людмила. Страница 5
– Да, каково мне было узнать, что я могу остаться калекой! Принцесса, конечно, спасла мне жизнь. Но она меня обманывала. Когда мы говорили с ней по телефону, она должна была плакать от боли, а она смеялась! Как вспомню эти её руки, так вздрогну.
– Да, возможно, она бы уже давно умерла, если бы не любила вас. Только из-за вас она оставалась на свете.
– Да, надо бы проститься, – смущённо пробормотал принц, отвёл коня в конюшню и поднялся в покои младшей принцессы.
Он вошёл в спальню своей бывшей невесты, увидел её, и сердце его дрогнуло от жалости. Принцесса лежала совсем маленькая, как спящий ребёнок, и рядом с ней сидела багровая от слёз нянька.
Принц сделал вид, что ничего не знает, решительно подошёл к ложу принцессы и сказал:
– Привет! Вот я и выздоровел! А ты что валяешься, притворяешься? А ну вставай, тебя тут держат как больную… А надо на солнце, на воздух, нужен спорт, движение!
Он отодвинул вскочившую злую няньку, схватил принцессу на руки, она оказалась лёгкая и тоненькая, и он понёс её как можно быстрее к окну, а сзади бежала и дёргала его за куртку нянька:
– Она умерла, ты что, глухой?
Держа принцессу на одной руке, принц отодвинул тяжёлую портьеру, быстро открыл окно и тут увидел, что младшая принцесса смотрит на него, широко открыв глаза.
– Что ты её трясёшь, ей уже глаза закрыли, – шипела нянька, добираясь до принцессы, но принц загородил спиной свою ношу и быстро поцеловал принцессу в губы – он где-то читал, что так можно оживлять принцесс.
– Поздно, поздно, – причитала нянька, – раньше надо было, дурак, упустил своё счастье, девочка была ласковая, послушная.
А принцесса внимательно смотрела на принца, широко открыв глаза, а потом моргнула и засмеялась. А нянька за спиной принца ахнула и зашептала:
– Кто любит, носит на руках, кто любит, носит на руках.
Разумеется, вечером сыграли свадьбу, на балу принцесса танцевала, а за столом ела сама, как полагается, ножом и вилкой, и безо всяких перчаток.
А колдуну послали огромный торт, бочку вина и цветную фотографию принцессы, как она надевает принцу на палец обручальное кольцо.
Маленькое зеркало
В витрине магазина было много зеркал: одно огромное, в резной дубовой раме невиданной красоты, затем десять средних овальных, каждое из которых могло служить прекрасным портретом для прохожих (вообще-то какова морда, таково и изображение; могли бы возникнуть трагедии, думали зеркала, – однако все без исключения граждане приостанавливались и любовались собой, никто не отворачивался и не плевался при виде собственного отражения).
И наконец, в витрине помещались 19 штук зеркал разнокалиберных, в том числе и самое маленькое, квадратное, которое пристроилось в глубине, – и, собственно говоря, его никто из проходящих не видел. Зачем его туда поставили, вообще было непонятно. То есть под вопросом оказывался сам смысл существования такого предмета в витрине!
Ведь оно было простое, темноватое, и даже слухи ходили, что изнанка у него оловянная!
Остальные-то зеркала просто красовались перед прохожими – плоские и слегка вогнутые по краям, выпуклые и впалые, горбатые и венецианские, с узорчатой стеклянной рамой.
Самое главное вообще называлось «Псише»!
И они не продавались.
Трудно сказать, то ли хозяин магазина особенно любил эти отражающие поверхности, то ли попросту хотел привлечь внимание к магазину в целях рекламы, но они стояли на витрине только для вида.
А может быть, дело было в другом.
Поговаривали, что старый владелец – просто обедневший брат короля, и, перед тем как покинуть родовой замок, он собрал всё, что в нём было, и открыл свою лавочку здесь, в городе, – мало ли, а вдруг кто-нибудь соберётся что-нибудь купить!
А зеркала он вывесил снаружи, чтобы в них не смотреться. Может быть, ему не хотелось себя видеть.
Во всяком случае, все наличные зеркала располагались именно снаружи.
На вопрос, почему они там стоят, хозяин отвечал строго и преувеличенно любезно:
– Оформление витрины.
Как будто хранил некоторую тайну.
Единственная сотрудница хозяина, дальняя тётка, солидная дама по прозвищу Кувшиня, раз в неделю посещала сообщество зеркал. У тётушки Кувшини имелись в хозяйстве щётки, тряпки и бутылочка со специальной жидкостью (как шептались в магазине, это был эликсир для протирки бриллиантов!).
Итак, прохожие тормозили на бегу и засматривались в зеркала. Главное показывало зрителя целиком, средние – по частям, то есть бюст до макушки или центральную часть туловища, а маленькие – вообще вразнобой, кто что ухватит – пуговицу, карман, большой палец. Ухо кошки. Растопыренную воронью лапу, промелькнувшую перед приземлением. Дребедень, короче.
В целом это было похоже на картину художника-авангардиста. Пикассо бы позавидовал такому кристально чистому, подробному, лучезарному и раздробленному на грани изображению. Бриллиант, а не витрина!
Всякое зеркало в ней имело своё точное место – от самого ничтожного, того самого маленького и квадратного, которое пристроилось в глубине неизвестно зачем, до центрального, завитого, как парик, в амурах и венках, стоящего слева по центру.
Хозяин строго следил насчёт еженедельных протирок, а по поводу самого маленького предупреждал об осторожности, чтобы с места не сдвигать!
Но в витрине царили свои порядки, свои мерки и законы.
Всё равно что в семье.
Дело в том, что когда нас оценивают наши близкие и родные, одноклассники и соседи, то вблизи никто никогда и не заподозрит, что имеет дело с выдающейся личностью! А то такую личность и локтем толкнут.
Только иногда и издалека доносится весточка о том, что, оказывается, ваш дальний троюродный дед известен всему миру как автор книги о супах или создатель теории брюк! А в семье его презирали, держали на старом диванчике и попрекали за дневной храп.
Так и в нашем случае: тусклое маленькое зеркало почему-то очень заботило хозяина, а сотоварищи по витрине дружно считали этот стеклянный квадратик ничтожеством, мелким и упрямым.
Почему бы тебе немного не подвинуться, тогда Второе Слева трюмо разместится не под углом, а прямо!
Но Маленькое упорно стояло на своём месте.
Ну и стой. Не обращайте на него внимания.
В витрине господствовало, кстати, такое мнение: ничего не принимать близко к сердцу, всё провожать лишь беглым взором, проводил – встречай следующее, но ни на чём не останавливайся! Это вредно для отражающей поверхности. Слишком много информации.
И то сказать – мелькали велосипеды, собаки, машины, дальние облака, дождевые потоки, вихри снега, воцарялись туманы. Мимо шмыгали школьники, неторопливо проходили люди в форме, долго громыхали мимо уборочные комбайны. Ползли, обращая на витрину робкое внимание, старушки. Тормозила молодёжь, взбивая или затягивая то, что у них было в данный момент на голове. Дамы задерживались, вертелись, якобы интересуясь выставленными антикварными объектами.
Происходили ночи, каждая в своём блеске фонарей, рекламных огней и еле заметных звёзд, наступали прекрасные рассветы, особенно глубоким летом, и это были настоящие спектакли – от чёрного бархата к синеве, к лиловой мгле и затем к сияющим розам.
Что говорить, мир, отражаемый зеркалами, был прекрасен!
Но эти пустые стёкла – они ничего не запоминали, ещё новости.
Маленькое зеркало в углу тоже получало свою долю света и тьмы, в нём мелькали клочки, блёстки и детали нижней части жизни – сверкающий обод велосипедного колеса, качающееся надутое днище сумки, порхнувшая из рук газета, быстрые каблучки, тяжело прыгающий резиновый колпачок костыля.
И то хорошо.
Мало, видимо, ему было надо.
Тем не менее какая-то тайна заключалась в том, что хозяин берёг это ничтожество и каждый раз предостерегал Кувшиню, чтобы она аккуратно обращалась именно с данным объектом. Чтобы ни в коем случае ничего не стряслось с тем в углу, с тем маленьким!