Беседы палача и сильги - Михайлов Дем. Страница 3
– Даже так? Покушении на жизнь? Ведь не может же идти речь о покушении на твою честь или невинность…
Второй страж судорожно закашлялся, стараясь унять подступивший хохот.
– Это не твое дело, палач Рург, – побагровел Люпон. – Я в своем праве…
– Эй, – оборвал я его. – Не доходила ли до тебя весточка от твоего троюродного кузена Люфена? Того, что живет в небольшом городке Буллерейл в сорока лигах с небольшим к западу отсюда.
– Н-нет… кузен Люфен? Что с ним?
– Он допрыгался, – жестко ответил я. – Неужто еще не дошла весть? В моем путешествии, что начнется сегодня, я загляну и в городскую тюрьму Буллерейла, где повстречаюсь с твоим кузеном Люфеном, закованным в цепи и ожидающим моего прибытия. Затем я возьму большой нож и для начала оскоплю его. Отрежу его поганую мошонку и гнилой стручок, после чего брошу их в выгребную яму, где им самое место. Туда же отправится и его голова, но только после того, как я разрублю твоего кузена на части, начав при этом с ног. Люфен оказался насильником! Да каким! Успел надругаться над тремя, прежде чем сумели его изловить ночною порой и опознать. Так вот, торговец Люпон, я верю, что преступников надо наказывать при жизни, а не после смерти. Я не сторонник того, чтобы топить чьи-то останки в нечистотах. И если вот прямо сейчас ты признаешь, что совершил ошибку в отношении доброй госпожи сильги Анутты, если ты извинишься перед ней за свою невольную клевету и обвинение, а затем вручишь ей несколько полновесных золотых монет… тогда я передам твоим родственникам все части мертвого тела Люфена. И передам их сразу, без окунания в выгребную яму.
– Я… н-но… что?! Люфена казнят?! – кажется, торговец впал в ступор.
Для него новость полностью неожиданная, что понятно – он много дней был в торговом путешествии, вернулся в Элибур только этим утром и, похоже, не заходя домой, поспешил поднять с постели городского судью. Боялся, что обидевшая его сильга упорхнет из города и потом ищи-свищи ее… дорог и тропинок много…
– Дважды предлагать не стану.
– Рукоятью меча по лицу, – прогундосил Люпон. – Пробила руку насквозь! И ведь ни за что… я всего лишь ухаживал!
– Твой кузен тоже так сказал – он лишь пытался ухаживать. Но его отвергли, и тогда он разозлился… а теперь я разрежу его живьем на части. Итак?
Я не оставил ему выбора. Никакого выбора. Люпен и его родственники родом из тех селений, где надругательства над мертвыми останками – пусть даже заслуженные – неприемлемы. Бросить голову в нечистоты? Нет.
– Добрая госпожа сильга Анутта, – торговца словно переломили, и он согнулся в глубочайшем поклоне, едва не коснувшись лбом чисто вымытого пола. – Я приношу глубочайшие извинения. Злость затмила мой разум. Не ведал я что творю. Но сейчас ко мне вернулась чистота мышления, и я пребываю в полном ужасе от того, что едва не совершил непоправимую ошибку. Торжественно заявляю, что госпожа Анутта ни в чем не повинна передо мной. И прошу снисхождения своему поступку – в злости люди часто делают то, о чем потом горько сожалеют.
«Насколько велеречиво», – удивленно подумалось мне. Похоже, торговец мечтает однажды стать дворянином и не брезгует чтением книг во время долгих путешествий.
– Готов предстать пред судом, чистосердечно раскаяться и заплатить виру. Если же госпожа снизойдет к моим извинениям, то прошу принять этот скромный дар, – на лавку опустился небольшой тяжелый мешочек.
– Я принимаю извинения, – после небольшой паузы ответила сильга, и все облегченно выдохнули.
Дело решено благополучно.
Встав, я кивнул на прощание стоящему за трактирной стойкой старому Фрилору. Слова ни к чему. Мы успели попрощаться прошлым вечером, а говорить слова прощания перед самым отбытием… плохая это примета.
Стражи уже покинули постоялый двор. Уверен, вскоре по городу разнесется весть о случившемся. Но Люпон от этого не пострадает. Наоборот. Ради дальнего родича он смирил собственную гордыню и унял жажду мести. Осудят его несдержанность и жажду постельных утех, но похвалят его верность семье.
Проходя мимо торговца, я приостановился и тихо сказал:
– Смотри, Люпон. Сначала хватаешь за руку, затем тащишь силком в шатер… а потом приду я и сожму гордость твоих чресл в раскаленных клещах. Чуть охолони. Тебе ведь уже далеко за сорок.
– Тьма попутала… – хрипло отозвался тот. – Я бы сам никогда…
– Тьму не наказать. А вот тебя… помни о Люфене. Он будет уже второй из вашего рода, чью жизнь я прерву. И первый, твой двоюродный дядька Луцон, был мною сам знаешь за что подвергнут пыткам и казнен. Как посмотрят на вас люди, если каждый десятый из рода вашего был казнен за надругательства над женщинами… и мужчинами…
– Луцон позор рода нашего. И Люфен.
– Смотри, чтобы однажды так не сказали о тебе самом. Уймись.
– Рург… прояви милосердие к кузену моему Люфену, – торговец шептал едва слышно, судорожно вцепившись в рукав моей куртки. – Может, нажмешь на нож чуть посильнее? Заденешь лезвием толстую вену… Хлынет кровь… он умрет быстро… к чему пытать приговоренного к смерти? Светлая Лосса… пощади душу Люфена…
Высвободив рукав, я молча шагнул мимо и вышел на солнечный двор. Двери расположенной слева конюшни распахнуты настежь, мальчишки выгребают навоз и таскают на вилах пучки соломы. Две моих лошади стоят там же.
Первым делом я повернулся к зданию постоялого двора и глубоко поклонился, благодаря за столь добрый приют. Прошептал положенные слова молитвы. И вновь повернувшись, зашагал к лошадям. Меня обогнала стройная сильга, спешащая чуть правее – там нетерпеливо переступала рыжая кобыла неплохих кровей.
– Я поеду с тобой, – на ходу бросила девушка.
Я промолчал. Не из согласия. Пусть проедет со мной десяток лиг. Вдруг Люпон не настолько рассудителен, как мне показалось? Каждого может настолько ослепить ярость и месть, что в голове не останется места для трезвого мышления. Каждый день на лесных и горных дорогах пропадают люди… а затем в чащах или среди холмов находят растерзанные диким зверьем останки… В каждом из нас есть что-то от бешеного лютого зверя…
Глава вторая
Беспрепятственно пройдя через западные врата Элибура, мы оказались на находящейся в прекрасном состоянии широкой дороге. В ведении городского губернатора находились десятки лиг дорог, шестнадцать мостов и две дюжины дозорных башен и досмотровых постов. И как человек часто и много путешествующий, могу твердо заявить – за всем этим имуществом следили отменно. Городская казна не расходуется впустую и не тратится на личные нужды кого-либо. За тем, как используется каждый государственный медяк, пристально наблюдают, а где возможно вообще стараются обходиться бесплатной рабочей силой, взятой с любой из трех местных тюрем и одной каменоломни. Это еще одна причина, по которой мне столь нравится Элибур. Не из-за тюрем, само собой, а из-за умелого хозяйствования губернатора. В годы его затяжного правления не случалось потопов на улицах, не воняло нечистотами, бегущая через город река, давшая городу название, была настолько чистой, что из нее без опаски брали воду для кухонь. И рыба в ней не переводилась. Славно жить в таком городе. Жаль, что не везде так.
Поэтому мне всегда было радостно возвращаться в ставший почти родным за прошедшие годы город. Но сейчас рано об этом думать – ведь я удалялся от Элибура, а не возвращался к нему.
Да и мысли мои были заняты едущей чуть позади сильгой. Совместно мы преодолели пять лиг, и пока за нами не наблюдалось погони. Торговец Люпон внял голосу разума. Вскоре на нашем пути встретится деревня Лунора, выстроенная по обе стороны Западного Тракта. Там я намеревался плотно пообедать, выпить немного кофе, а затем распрощаться с нежданной спутницей. Если встречу едущих на запад знакомых торговцев, попрошу их взять сильгу с собой и при этом не распускать руки и не давать волю похабному воображению. Не каждому мужчине по силам сдержаться, видя будто нарочно подчеркнутые штанами женские округлости достаточно умелой наездницы.