Охота за "Красным Февралем" (СИ) - Багрянцев Владлен Борисович. Страница 27

Прошло несколько дней, то есть все равно что вечность, поскольку дело происходило на одной из самых жестоких и разрушительных войн в истории здешнего человечества. Американцы все это время тихо сидели в своих окопах — возможно, что-то подозревали. Поэтому у капитана Франциско Адачи было предостаточно времени, чтобы заново организовать дивизию, назначить новых командиров, аккуратно распределить остатки боеприпасов и даже построить новые укрепления. А санитарки из медицинской роты успели сшить новый флаг — Красное Солнце на белом поле с расходящимися во все стороны лучами. (Красная Звезда окончательно вытеснила Солнце только много месяцев спустя, хотя официальная история Партии утверждало иное). Все уцелевшие белголландские триколоры пустили на перевязочные средства.

Потом их атаковали сразу два легиона Имперской Военной Полиции. В этом не было никакой логики. «Где прохлаждались эти бойцы десять дней назад?» — размышлял Адачи, продолжая руководить обороной. — «На каком-нибудь ост-индийском курорте? Будь они с нами десять дней назад, мы бы захватили альбионские форты с первого раза и все было бы кончено».

Но все еще только начиналось.

В самый разгар сражения над японскими позициями появились альбионские самолеты и принялись парашютировать контейнеры с оружием, боеприпасами, пайками и медикаментами. Что интересно — почти все оружие и снаряжение было белголландского образца. Трофейное, потерянное бездарными имперскими генералами где-то в Южном Океане. Подарки пришлись очень кстати, и белголландские каратели были сброшены в море. Еще через несколько дней на остров пришла Первая эскадра (на самом деле не первая) Ниппонского Освободительного Флота и подобрала остатки дивизии, чтобы переправить на Материнские Острова, где в последние дни февраля царило относительное спокойствие. Американцы заняли опустевшие японские окопы, выстроились на берегу и помахали вслед ручкой.

Но в тот год Франциско Адачи, уже не бластер-капитан, а комиссар Народно-Освободительной Ниппонской Армии, до Японии так и не добрался. Как и в следующий. Прежде чем он вернулся домой, ему пришлось сражаться против вчерашних товарищей по оружию в Индийском Океане, на Филиппинах, в Китае и других местах.

Но теперь Франк Адачи знал, за что он сражается.

Страна Ямато восстанет из пепла, снова вернет себе свободу и займет достойное место в этом мире. Под лучами двух солнц — одно в небе, другое — на флаге.

Он попал в плен в самом конце войны. Как и положено настоящему коммунисту и патриоту — в бессознательном состоянии, контуженный вражеской гранатой. Белголландцы не прикончили его на месте только потому, что самые тупые из них наконец-то начали догадываться, что конец Империи не за горами, и пленные могут пригодиться на послевоенных торгах и мирных переговорах. Со всякими альбионцами и американцами примерно так и получилось, но вожди новой Великой Азиатской Сферы Соцпроцветания столь широкие жесты почему-то не оценили. Франк Адачи понял это, когда наконец-то вернулся на Материнские Острова, был тут же арестован и очутился в ближайшем подвале Ресбезопасности. Чуть позже ему пришлось выслушать список обвинений — одно нелепее другого.

— …вступил в Белголландскую Императорскую Армию, чтобы коварно вредить трудовому народу… — вещал следователь.

— Бред какой-то, — пожал плечами Адачи. — Мы все там были. Вы тоже. Я вас помню. Только не помню, где вы служили во время войны. Охраняли лагерь военнопленных где-то в Корее или Китае? Жгли деревни там же?

— Заткнись, предатель! — офицер Ресбезопасности принялся брызгать слюной и страшно вращать глазами. — Признавайся! Признавайся во всем! С какой целью внедрился в ряды Восстания?! Кто тебе приказал вступить в Партию?! Кто подписал тебе лицензию на убийство белголландских солдат?! А ты думал, что мы не догадаемся?! Имперская охранка разрешила тебе стрелять в белголландцев, чтобы мы ничего не заподозрили! Но Партию не обманешь! Мы тебя насквозь видим! Признавайся! Признавайся! ПРИЗНАВАЙСЯ!

Несколько лет спустя Партия дала суровую оценку ошибкам и перегибам, допущенным целым рядом товарищей. Комиссара Адачи, в числе прочих счастливчиков, выживших в лагерях на Хоккайдо, освободили, восстановили во всех должностях и званиях, и даже наградили. Франциско даже успел принять участие в последних сражениях Красной Волны, когда Свободная Япония атаковала англо-саксонских империалистов и их приспешников. На том все и кончилось. Но только на первый взгляд.

Потому что он ничего не забыл и не собирался прощать.

Потому что после всех этих лет, лишений, страданий и всеобщей несправедливости комиссар Франциско Адачи по-прежнему оставался настоящим коммунистом и патриотом. Он по-прежнему верил в Светлое Будущее, Братство Народов, Лучший Мир и другие правильные и замечательные вещи. Не для того он и его товарищи сражались и погибали, чтобы сменить белголландских империалистов на потерявших всякую совесть жирных бюрократов и никогда не имевших чести тыловых крыс. И людей, которые думали также, было немало.

Наученный горьким опытом, Франк Адачи выбирал таких людей самым тщательным образом.

Одним из таких людей оказался коммандер Мохаммед Османи.

Вместе они придумали отличный план. Угнать новейшую атомную подводную лодку. Обосноваться на отдаленном острове в Тихом Океане. Никто не посмеет их тронуть — ни Сфера, ни Литорн, ни Альбион, пока на борту корабля — чертова дюжина нептуниевых боеголовок, способных снести с лица Земли любую столицу от Дракенсберга до Солт-Лейк-Сити. Там, на острове Табор, они поднимут новое знамя восстания, под которое стекутся все настоящие патриоты и коммунисты. А потом… потом…

Но так далеко Франк Адачи не заглядывал, потому что с идеализмом и наивностью далекой юности было давно покончено. Одно он знал твердо — впереди долгие годы борьбы, и за победу придется заплатить высокую цену.

Но это будет потом. Потому что проблемы следует решать по мере поступления. И прежде всего надо решить проблему, которая носит имя «Королева Джейн Грей».

План был прост. То есть даже не план, а стандартный протокол. Если вражеский подводный крейсер стреляет в них с большой дистанции из главного калибра, следует засечь источник огня и нанести ответный удар. Вот и все, все очень просто. Они проделывали это и прежде, много раз подряд. И на Великой Освободительной Войне, и в годы Красной Волны. Они проделают это снова — Франк Адачи в этом нисколько не сомневался. Османи — прекрасный капитан, а Джерри Вонг — отличный артиллерийский офицер (хотя в заговоре пока не участвует. Но Мохаммед Османи сказал, что над этим работает). В ходе этой миссии они уже пустили на дно две корсиканские подводные лодки и успешно подставили под вражеский огонь субмарину предателя Сидорова. Альбионский корабль станет следующим, только и всего…

— Первый вражеский залп, снаряды в воздухе!!! — громко объявила Джеральдина Вонг. И она же, некоторое время спустя: — Перелет! Данных мало, подождем еще одного залпа…

Ждать пришлось долго. Слишком долго. Минута… две… четыре… пять!!! Но альбионцы больше не стреляли. Вообще.

— К дьяволу, — наконец-то выдохнул коммандер Османи. — Здесь что-то не так. Все вниз! Задраить люки! Срочное погружение!!! Рулевой, полный вперед — насколько возможно на этой реке. Уходим отсюда!!! Джерри, будь готова — если они встретят нас в открытом море…

Но альбионцев как будто след простыл. Ни в реке, ни в море, ни снарядов, ни торпед, ни ответа, ни привета.

— Сангита! — рявкнул капитан. — Что в эфире?!

— Несколько коротких разговоров сразу после первого залпа, — доложила офицер связи Рахман. — Короткие импульсы, расшифровать не удалось. Больше ничего. Полное молчание.

Капитан Османи схватил переговорную трубку:

— Машинное отделение! Базаревич! Двигатели на полную мощность! Не вздумай их жалеть!!! — и еще один приказ, рулевому: — Поворот оверштаг по моей команде! Приготовиться… Сейчас!!! — и снова в трубку: — Стэн! Полная мощность, я сказал! Если потребуется — сорви цуфлинги!!! Рулевой! Верни нас на перископную глубину!!! — Османи отшвырнул микрофон, бросился к перископу и принялся бешено вращать рукоятки, даже не дождавшись, пока рулевой выполнит приказ. С потолка хлынула вода — в пределах безопасной нормы, но гораздо больше, чем положено в нормальной ситуации. Однако ситуация явно была ненормальная. И, судя по всему, капитан это понял гораздо раньше, чем его товарищи. Мохаммед Османи уткнулся в окуляр перископа и с его губ сорвалось грязное бенгальское ругательство. И еще одно. И еще.