1000 Первая дочь (СИ) - Соловьева Елена. Страница 15

Она побледнела, словно молоко. Ее нежный ротик приоткрылся, но из горла не вырвалось ни звука. Майлин посмотрела на жрицу, но лицо той осталось беспристрастным.

— Если вы действительно брат короля, то должны предъявить печать! — заупрямилась жрица. Она еще крепче сжала ладонь Майлин, наверняка оставляя следы пальцев на нежной коже.

— Я ничего не должен тебе, женщина! Майлин вернется со мной. Если конечно, не хочет оказаться распятой на алтаре…

— Это правда? — Майлин все же задала этот вопрос жрице. — Вы действительно хотели, чтобы я… Чтобы меня…

Вердин нетерпеливо ударил копытом и фыркнул. Да я и сам был на грани того, чтобы схватить глупую девчонку, перекинуть через плечо и ускакать, невзирая на все протесты жриц. Но было забавно наблюдать за тем, как она среагировала на мои слова.

— Это правда, Майлин, не сомневайся! — сообщил я, подавив смешок. — Можешь считать меня своим спасителем и начинать благодарить. Прямо сейчас. Не успей я вовремя, и ты оказалась бы за воротами храма, а на территории богини Тирино не действуют законы Озиса. А что касается вас…

Я достал из кармана украшение из бриллиантов Лимба и бросил жрице. Придется купить Ниоре другое украшение. А то и обойтись без подарков, ведь в ее услугах я больше не нуждался. Майлин завладела моими мыслями, словно приворожив. И, Дикал его подери, эта девчонка обходилась мне слишком дорого.

Но я был готов заплатить любую цену, чтобы заполучить ее.

Старшая жрица поймала украшение на лету и спрятала в складках своего одеяния. Хмыкнув, она выпустила руку Майлин из своих цепких пальцев. Подала знак другим жрицам, и они скрылись за воротами храма.

А Майлин осталась стоять, не шелохнувшись. Она была до того бледной и испуганной, что мне стало ее жаль. Непокорная девчонка чуть сама себя не наказала.

Я спешился и мерным шагом подошел к ней. Но она продолжала стоять, словно обратилась в камень.

— Майлин, — позвал я почти ласково. — Ты еще можешь передумать. Храм Тирино действительно принимает всех, но никого не выпускает. Если я так противен тебе, войди в ворота вслед за жрицами. Но еще не известно, кто займет место рядом с тобой на алтаре. Я не обещаю прибыть на празднество. Зато знаю пару завсегдатаев. Вот только они не привыкли уговаривать женщин и проявлять к ним нежность. Один из них возьмет тебя резко и без предварительных ласк, прямо на алтаре. Так ты хочешь, Майлин?

Она вздрогнула, будто ее ударили. Подняла на меня полные отрешенности и слез глаза.

И я устыдился собственных слов. Но сказал чистую правду: именно такое будущее ее ждало в храме Тирино.

— Убейте меня… — прошептала Майлин. — Меня больше ничто не держит в этом мире. Родная мать выбросила меня в мусоропровод, тетка продала как рабыню. Жрицы… — она всхлипнула и начала оседать, словно подрубленное деревце.

Я поймал ее в нескольких дюймах от земли. В моих руках она казалась особенно хрупкой и такой нежной. Дурманящий запах диких цветов пощекотал мои ноздри.

— Ну нет, девчонка, я не для того гнался за тобой несколько дней, чтобы лишить жизни. Ты будешь моей, даже если ради этого мне придется перевернуть вверх дном весь Озис.

Майлин

В тот день мне казалось, будто во мне что-то умерло. Нет, я и прежде знала, как жесток мир, но даже не подозревала, до какой степени. Сначала родная мать избавилась от меня, после умерла приемная. И теперь вот продажа в рабство той, кого я считала теткой, почти родственницей, хоть нас и не связывали кровные узы.

И храм, представляющий из себя бордель для высокопоставленных лиц.

Этого я меньше всего ожидала. Последняя надежда испарилась, растаяла, точно льдинка во всепожирающем пламени ада. Больше бежать было некуда и не к кому. Меня предали все. Все, кого я любила…

Алексис стоял рядом и читал мине нотацию, а я все больше вбжимала голову в плечи, мечтая свернуться в кйлубок и укатиться далеко-далеко, туда, где мяеня никто не найдет. Его жестокие слова больно ранили, хотя он не прикоснулся ко мне. Но гордость моя, все, что от нее осталось, плакала кровавыми слезами, захлебывалась в том потоке желчи, что на меня излили. Алексис воин, он привык рубить сплеча. Он наверняка сказал правду, иначе бы жрицы богини Тирино возразили ему.

Но они молча приняли выкуп и ушли.

Тогда я еще не понимала, что Алексис меня спас. Мне хотелось бежать от него, от его пронизывающего взгляда, от той силы желания, что слышалась в его последних словах. Он хотел, чтобы я была его, и не остановился ни перед чем.

Разве я могла ему возразить?

Меня трясло, будто в лихорадке, хотя стоял полдень, и солнце нещадно палило землю, будто пытаясь испепелить ее. Мне стало дурно. Мир вдруг вздрогнул, покачнулся. Все закрутилось перед глазами, ноги совершенно перестали слушаться. Казалось, будто позвоночник мой превратился в желе, и я стала медленно оседать.

Алексис поймал. И когда я очнулась, то первым, что увидела, было его лицо. Он смотрел не как прежде, без гордости и угрозы. То был взгляд человека неравнодушного, умеющего сочувствовать и сопереживать.

Я поразилась этой перемене.

— Ты напугала меня не на шутку, — произнес он с видимым облегчением.

В этот момент я почувствовала его руку на своем затылке. Он лечил меня, подпитывал своей силой. Великий воин и маг не побрезговал рабыней. А мне-то казалось, что он собирается меня прикончить.

— Спасибо…

Большого труда мне стоило произнести это. Не потому, что я не умела признавать ошибки. А потому, что тело все еще плохо слушалось меня. Голос мой походил на комариный писк, до того был слаб и жалок.

Мне казалось, что узнав о том, что я рабыня, Алексис откажется от меня. Слишком долго и упорно Лагра и Магра убеждали меня в этом. Одна потому, что любила и боялась за меня. Другая ненавидела и всячески принижала.

Но вот он держал меня на руках и гладил по волосам с особой нежностью. Не знаю, что за перемены произошли в нем за столь короткий период, но в первую нашу встречу он был совсем другим. Может быть, потому, что был окружен своими воинами и шлюхами. А, возможно, потому, что впервые за долгие годы стал просто человеком, невзирая на титулы и власть.

Он перенес меня в тень от стены, окружающей храм Тирино. Был со мной до тех пор, пока я не пришла в себя. Для меня это многое значило.

- С рабынями не обращаются так… — произнесла я, отводя взгляд.

Но он обнял ладонями мое лицо, вынуждая смотреть ему в глаза, и произнес повелительно, но мягко:

— Я привык обращаться с людьми так, как они того заслуживают. Знаю, что стал причиной твоей ссоры с Магрой и последующего бегства. Так что я тоже виноват.

— Как она могла?..

Тяжело было думать о тетке. Ведь она обещала Лагре, сестре-близнецу, что никому не расскажет моей тайны. Но жадность победила в ней все остальные чувства.

— Не думай об этом, — посоветовал Алексис, массируя мне затылок. В том месте, где его пальцы касались моей кожи, слегка покалывало. Он все еще лечил меня, хотя знал о моем положении рабыни. — Магра рассказала мне твой секрет.

Я вздрогнула. Глаза мои распахнулись от страха и боли.

— Мне не важно, если ли на твоем теле клеймо или нет, — проговорил он. — Отныне вся ты принадлежишь мне: с недостатками и достоинствами. Если бы ты сразу сказала о причине своего отказа, не случилось бы того, что случилось. Не было бы побега, погони и глубокого обморока. Но это в прошлом. — Он посмотрел на меня так пристально, словно это я была госпожой, а он лишь преданным рабом. — Теперь-то ты не откажешь мне?

— Как я могу? — спросила я тихо. — В церковных книгах Озиса нет моего имени, а Лагра на самом деле не была моей матерью.

— Судя по внешности, ты скорее уроженка Лимба, — справедливо заметил Алексис. — Я только что вернулся из этой страны и точно знаю, о чем говорю. Как ты оказалась так далеко от дома? Как попала в эту гостиницу?

Я думала, Магра рассказала ему. Но нет, она просто продала меня, как ненужную вещь. И говорить о своем прошлом предстояло мне самой. Как нелегко было признаваться Алексису, бередить старые раны. Я прикусила нижнюю губу, стараясь сдержать всхлип. Вспоминания навалились тяжелым грузом, будто целую гору привязали к моим плечам. Я так долго пыталась забыть, что придумала себе новую жизнь. Ту, в которой была дочерью Лагры — настоящей, а не приемной.