Бунтарка и Хозяин Стужи (СИ) - Чернованова Валерия М.. Страница 2
И Душану влетало.
Солнечная магия сложна и многогранна. Я сама о своем даре мало что знаю и не всегда могу им управлять. Иногда он просто берет ситуацию «в свои руки» и творит все, что ему вздумается.
Однажды (дело было все в той же кухне) при попытке обслюнявить мне губы поцелуем из очага вырвались искры, угодив Душану в одно интересное место. Жалко только, что в заднее, а не переднее. Ох и визгу было… В другой раз, летом, после зажиманий меня в амбаре у парня случился тепловой удар, и кожа на лице некрасиво покраснела. Он потом еще долго облазил и бегал в комнату сестры за белилами.
Когда стало ясно, в чем причина бед старшей кровиночки, вместо того чтобы осадить Душана, мачеха стала… меня наказывать. Видя, что не помогает, переключилась на Фабиана, и мне пришлось изо всех сил сдерживать магию.
Иногда получалось, иногда нет. Кто бы мог подумать, что я буду рада поцелую со Снежным, бессовестно выпившим мою силу.
При воспоминании о псевдопокойнике губы как будто закололо тысячью иголочек, и я невольно коснулась их пальцами. Душан это заметил и, облизав свои, словно кот в предвкушении кринки молока, положил уже вторую руку мне на зад… на то, что было пониже талии.
Ну знаете ли!
— Моя строптивая, неукротимая Лив, — прошептал этот кретин. — Ты просто не понимаешь, от чего отказываешься. И чем сильнее сопротивляешься, тем больше мне нравишься. В каждом мужчине, знаешь ли, живет охотник. Хищник и укротитель.
В некоторых мужчинах еще живут круглые идиоты.
— Отпусти. — Несмотря на установку держать себя в руках, мой голос дрогнул. — Отпусти немедленно!
— Перестань брыкаться, и твоя жизнь сразу наладится, — тоном ларга-искусителя продолжал Душан, не спеша убирать свои липкие пальцы, не торопясь отводить от меня своего липкого взгляда. — Разве тебе не хочется красивых платьев? А украшений? Все это я мог бы тебе дать, если бы ты мне дала… подарила свою любовь.
Несмотря на усталость и слабость, я снова чувствовала, как в груди рассыпаются лучи солнца: яркие, жгучие, огненные. Сила пробуждалась, откликаясь на мои эмоции, которые с каждой секундой все сложнее было сдерживать.
Душан склонился к моим губам.
— Начнем со сладкого поцелуя, а там… будет видно.
Оттолкнуть, ударить коленом, врезать по наглой морде я не успела. Неожиданно кухню наполнил звенящий от негодования голос:
— Это что такое?! Ваше благородие! — В дверях, уперев руки в бока, стояла Дорота.
— Ты что здесь делаешь? — резко отстранившись от меня, процедил Душан.
— Что я делаю? — вскинулась кухарка. — Это вы, молодой человек, что здесь забыли? Молока вам согреть аль чем-нибудь крепким наполнить рюмку? Так это я мигом сделаю! И сама принесу. А вы идите, идите… Негоже господину мерзнуть на кухне.
Сколько себя помню, Дорота всегда была рядом. Особенно после смерти папы. Могла бы уйти — Стелла платила ей жалкие гроши, а такая кухарка, как Дорота, была достойна гор золота. Легко могла бы найти работу не только в Борге, но и в столице. Например, в доме какого-нибудь богатея Снежного. Да хоть в королевском замке! Но она осталась… Ради меня с братом. Понимала, что мачеха ни за что ее не прогонит (вкусно поесть Стелла и ее дети любили), а потому не стеснялась осаживать мерзавца.
— Я сам знаю, где мне быть! — независимо дернул тот подбородком, но тут же сдулся под суровым взглядом поварихи.
— Вот и будьте, где хотите, — пожала она плечами, а потом не терпящим возражений тоном добавила: — Но только не на моей кухне.
К счастью, сводный братец не умел убивать взглядом, иначе бы Дорота уже давно была мертвой. Он вообще не владел магией, да и особой физической силы в нем не наблюдалось. Изнеженный, избалованный маменькин сыночек.
Единственное, что ему оставалось, — это поскрипеть от бессильной злости зубами и, высокомерно вздернув подбородок, убраться с кухни.
Когда за Душаном с яростным треском захлопнулась дверь, я не сдержала облегченного вздоха. Стекла на лавку, медленно, непослушными пальцами расстегивая пуговицы пальто, и вскинула взгляд на Дороту.
— Не получилось? — поняла та все по выражению моего лица.
Я покачала головой, а потом, резко вздохнув, призналась:
— Мне, можно сказать… помешали. Снежный помешал.
— Снежный?! — округлила глаза кухарка. Судя по тому, как дрогнули руки, она собиралась схватиться за сердце, но в последний момент передумала и просто нервно смяла пальцами юбку.
Перед Снежными, сильнейшими чародеями Севера, многие испытывали благоговейный трепет. Некоторые их боялись, другие боготворили. Были и такие, как я, которые ненавидели…
А после сегодняшнего у меня стало на один повод больше испытывать к ним столь сильное чувство. Ведь если бы не этот липовый покойник, я бы исцелила своего братишку!
— Негодяй прикидывался сугробом, в который я в погоне за платком случайно улетела.
— В Снежного? — дрогнувшим голосом уточнила Дорота.
— В сугроб, — насуплено ответила я, невольно рисуя в уме застывшее ледяной маской лицо мужчины. Острые скулы, четкую линию носа и губы…
Так бессовестно заклеймившие мои поцелуем.
Я продолжала рассказывать, а Дорота тем временем, не переставая охать и ахать, зажгла огонь в очаге и стала греть в котелке воду, чтобы напоить меня горячим успокаивающим отваром.
— И что только господину Снежному могло понадобиться в наших краях? — встревоженно пробормотала она.
Несмотря на близость к столице, в наш городок светлейшие норды заглядывали нечасто, и каждое их появление становилось едва ли не праздником. Градоправитель закатывал настоящий пир, с радостью и подобострастием привечая важных гостей — не селить же светлейших на постоялом дворе. Появление одного из Снежных просто не могло остаться незамеченным. А этот преспокойно валялся себе на руинах храма…
Странно. Очень странно.
— И что теперь будешь делать? — тихо спросила Дорота, ставя передо мной кружку с дымящимся отваром.
Вдохнув терпкий, травяной аромат, я обхватила кружку руками и стала греть о нее пальцы.
— Буду искать другой способ исцелить брата. Ждать еще год я не собираюсь…
Почему-то вдруг подумалось об оставленных на развалинах варежках. И платке брата. Платок наверняка унесло ветром, а за варежками, наверное, стоит завтра вернуться. Лишней пары у меня не имелось, но это была такая мелочь по сравнению с несчастьем, три года назад случившимся с Фабианом. Мачеха не желала заниматься его лечением, а у меня не было ни средств, ни связей. Только описание обряда, который так долго искала.
Два года поисков, год подготовки…
Столичные чародеи, может, и могли бы ему помочь, но где мы, а где столичные чародеи. Да и не станут они помогать за простое чистосердечное «спасибо», а Стелла скорее в монашки пострижется, чем выделит деньги на лечение мальчика.
— Иди спать, милая. Тебе нужно отдохнуть, — ласково проговорила Дорота, мягко касаясь моей щеки теплыми пальцами.
Благодарно ей улыбнувшись, я допила отвар, выудила из кармана нож и, под удивленным взглядом Дороты положив его на стол, поднялась. Поцеловав свою защитницу в щеку, пожелала ей доброй ночи.
Перед тем как отправиться к себе, заглянула к брату. После того трагичного случая это стало своего рода традицией — проверять перед сном, все ли с ним в порядке. Сердце сжалось при виде худенького, свернувшегося под одеялом тельца ребенка.
— Я все исправлю. Обязательно исправлю… — прошептала одними губами.
Войдя в комнату, осторожно поцеловала Фабиана, невесомо коснувшись его лба губами. Поправила одеяло, провела пальцами по шелковистым каштановым прядям и, горько улыбнувшись, тихонько вышла.
В те мгновения я пуще прежнего ненавидела Снежных.
Хьяртан-Киллиан Эртхард
Последнее, что он помнил, — это боль, заполнившую тело, пронзившую каждую его клетку, и наступившую за ней слабость.
Слабость… Хьяртан-Киллиан Эртхард уже и забыл, а может, и вовсе никогда не знал, что это такое — быть слабым. Да и боль Снежные ощущали иначе, не как простые люди или даже маги. Лишь тихие, приглушенные ее отголоски…