Будни самогонщика Гоши (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 56

– Мой король! У меня есть предложение, крайне выгодное для казны. И я не в накладе останусь.

– С порога к делу? Какой шустрый хрым!

Хоть я и глей, хрым – это практически синоним простолюдину. Унижает, тварь!

– Твое время дорого, король. Потому да – сразу. Во-первых, позволь принести тебе в дар мой завод нира. Землю, на которой он построен, уступить не могу. Но отдаю в казенное пользование на десять лет. Принимаешь?

– В чем подвох?

– Нет подвоха, король. Только расчет. Допустим, ты предложишь мне работать на тебя, гнать нир. За твердую ставку или за процент от вырученного серебра – не важно. Этого серебра много для брентства или глейства, для округа – так, для страны в целом – капля в море.

– И что?

– Поскольку мои умения делать нир уникальны, давай заключим договор на десять лет. Я организую выпуск нира по всему королевству. За половину дохода.

– За четверть! – мгновенно отреагировал тот.

– Хорошо. Пусть так. Но коль за четверть, расходы по строительству новых заводов, обучение нирогонщиков, закупки первой партии сырья – за твой счет. Не волнуйся, за полгода после запуска отобъется, дальше пойдет чистая прибыль. Много прибыли.

Он отогнал расчесывальщика бороды с гребнем.

– Все будут пить нир. Все отчеканенные мной монеты – в серебре, золоте и меди – будут возращаться в столичную казну. Обещаешь?

– Так не получится, мой король. Нельзя, чтобы весь народ превратился в горьких пьяниц. Некому будет работать, служить, защищать. Через поколение выродимся, еще через поколение – вымрем. Знаешь же, я издалека приехал, чтоб стать твоим подданным. Один наш король такое учудил – государственную монополию на производство и продажу нира, причем, очень дешево, чтоб в питейные заведения несли последний медяк.

– И что, вымерли?

– Процесс идет [22]. Поэтому ты прав – нужно на государственном уровне следить, сколько пьют и чего. Стало быть – сколько производят, ввозят из-за кордона, продают. Лучше продать бочку нира дорого и взять с нее дин в казну, чем десять бочек дешево и заработать тот же дин.

– А вот тут мне время пришло подумать.

– Жду твоего вердикта, мой король. Не забудь – обещал мне четверть. При свидетелях.

Жаба моя внутренняя! Ты довольна?

Создание огромного вино-водочного концерна, монополизирующего производство, импорт и оптовую торговлю в стране, потребовало времени. В средние века никто ничего подобного нигде и не пытался делать, как не строили авианосцы – никому не нужно было. Мне пришлось съездить в столицу, пройти через кучу административных процедур. Я их и в России ненавидел, а здесь… Даже по именному повелению его величества чиновники скалили клыки или сопели в бороды, но только не спешили пойти навстречу. Бюрократы-пырхи! Ненавижу!

Потом, когда главное уже было сделано, как раз к середине весны и посевной, я решил выделить неделю и сделать давно задуманное – привести в Кирах родителей.

Да, у них здесь не будет телевизора. Мама не увидит Малышеву, папа – Соловьева. Перебьются, здоровее будут. Веруна упрошу, подлатает их, особенно мамино сердце. Рощи разрослись и у меня, и у Клая, скоро еще в степи посажу, как сделаю ирригацию, божок мне по гроб жизни обязан. Ну как мог отказать?

Он пробил проход недалеко федеральной трассы Брянск-Орел, километрах в тридцати от Дымков. Разумеется, мое появление никто засечь не мог. Телефон я не включал. В том числе Насти и покойного Михаила. Не исключаю, они тоже отслеживаются. Поэтому как в нецивилизованном двадцатом веке – обходился без мобилки. И без кредитной карты. Тысяч двести российской налички осталось от последних продаж золота – хватит.

Наконец, в кармане пистолет Макарова со спиленными номерами. Как шутил знакомый мент, ПМ тебе дали – зачем зарплата? Сам добудешь на пропитание.

Я влез в джинсы, показавшиеся тесными и неудобными после глейских шаровар. Сапоги – они в любом мире сапоги. Главное – без каблука-шпильки. Сарказм. Куртка. В общем, такой вот грибник-неудачник, не нашедший грибов, а в России осень – пора опят, вышел к шоссе голосовать.

Водитель «ГАЗели», отдам ему должное, был немногословен. Бухтело радио. Закончился шансон, передали новости. Ничего особо не изменилось. В соседней Белоруссии президент Лукашенко удержался у власти. НАТО угрожает России, Лавров отвечает «дебилы, мля» и грозит в ответ.

Начался дождь. Мокрый и раздраженный, я под вечер притащился к подъезду родительского дома в Орле и стал наблюдать.

Хреново, что все дворы забиты машинами. Подпирают друг дружку, ставят на газон, на детскую площадку. В любой может сидеть цыганский штирлиц, высматривающий вход в подъезд.

Зато у меня свой штирлиц, практически невидимый.

Он просканировал и приличные машины, и авторухлядь. В «Фокусе» обнаружил парочку бдящих. На торпеде – фотоаппарат «Кэнон» с длиннофокусным объективом. Никакого оружия зрением Биба я не рассмотрел. Что совсем не означает – его нет.

Ладно, вариант засады предусмотрен. И план Б.

Дом длинный. Я уловил момент, когда из крайнего подъезда вышла тетка с пакетами мусора, и просочился внутрь. Поднялся на самый верх. Понятно, вход на чердак и на крышу закрыт, чтоб бомжи не лазали. Глею можно, мы же – типа графья.

Мощные клещи, изделие Пахола, перекусили проушину замка на раз. На чердаке темно и грязно. На крыше – еще и мокро, битумное покрытие в лужах.

Низко пригнувшись, чтоб не выделяться над ограждением крыши, я перебежал к нашему подъезду. Дверь с чердака вниз пришлось выдавить, замок был с той стороны. Я руками выжимаю с груди задний мост от ГАЗ-66… Ну да, уже раньше похвастался. Сейчас как раз пригодилась силушка.

Дверь родительской квартиры открыл своим ключом. Мама услышала его поворот – вышла в прихожую, свет зажгла… Она так постарела?

– Сыночек… Живой… Я уж не думала… Миша! Гоша приехал! Загорелый какой, бородатый…

Обнял ее, попросил: тихо. За домом следят.

Отец был сдержаннее. По-армейски сурово спросил: кому я перешел дорогу.

– Очень нехорошим людям. Связанным с криминалом. Боюсь, башляют силовикам. Те пытаются меня выследить.

– Вот так – погонишься за нечестными деньгами… – начал гундеть отец, но мать оборвала его.

Она все гладила меня по лицу, по зарослям.

– Как узнали, что дом твой сгорел… Тебя, правда, там не нашли, но вдруг… Участковый говорил, какие-то цыгане крутились. Кто ж их поймает?

– Никто. Но не в цыганах дело. Я случайно их внимание привлек. Потом вмешалась Настя, дочка того полковника. По которой я раньше сох. Она такую волну подняла…

– Ты говорил, у тебя невеста? Мы вот с Мишей гадали – неужели все же Настя?

– Гораздо лучше. Едем со мной. Познакомлю.

– А родители у нее кто? – тут же заволновалась мама.

– Папа – землевладелец. Хороший мужик. Богатый. Но я не беднее. Мать ее умерла. Он женился на Насте. Так бывает. Могла стать мне невестой, теперь будет тещей.

– Я с Федорычем общался месяц назад, – почесал затылок отец. Федорыч – это отставной полковник, папа Насти. – Ничего мне про ее замужество не сказал. Верно, стыдится, что дочь за старого вышла. Хоть – богатого. Всегда стремилась.

– Дорогие мои, давайте об этом потом. Я сейчас уйду…

– И не поужинаешь? – всплеснула руками мама.

– А вы вызывайте такси. И двигайтесь к бензоколонке на выезде к Брянску. Я там встречу. Поедем с невестой знакомиться.

– Так сразу?

– Сразу, мама. Невеста моя в таком месте, куда не добраться этим. Что за мной следят. Вам там понравится.

– В Турции, что ли?

– Да, мама. Вроде того. Олл инклюзив.

– Надо было подарков каких купить, – прикинул отец. – Все же первый раз идем в дом к будущим родственникам.

Как его убедить, что подарки сейчас – далеко не самое главное…

– Папа! У тебя «Сайга» живая?

– А как же. И две сотни патронов, заряженных картечью.