Я Распутинъ. Книга вторая (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 46

Первую послал Лене – пусть объявит, что разбирать заваруху приедет сам хозяин. Так скать, «ждать царева возвращенья для законнова решенья». Самой закрыться, с рабочими и властями не общаться, в тихую собирать информацию, боевикам помогать.

Вторую – Ксенофонту Виноградову, самому толковому из иоаннитов. Поглядел он на меня, походил рядом и, похоже, твердо решил стать «небесником». А раз так – пусть впрягается, возьмет пяток своих людей, да едет «наниматься» на стройку. Причем засланцы должны налево и направо хвастаться, что раньше работали на меня, а на расспросы отвечать, что хозяин суров, но справедлив. Пустой бузы не терпит, но о рабочих заботу имеет, да получше многих.

Третью – Мартеньяну Чернухину, местной власти. Со всем вежеством, с просьбой уделить часок-другой для беседы. По хорошему, с этого и надо было начинать, да все на бегу, наскоком, давай-давай…

После чего помчался к Столыпину, вытрясать из него самую главную бумагу. Он же у нас, помимо премьерства, еще и министр внутренних дел? Вот пусть и отпишет своему подчиненному, уездному исправнику.

Петр Аркадьевич даже не упирался – я сразу с козырей зашел. Моторы, радиозавод, химзавод, оптическое и капсюльное производство под угрозой! Намекнул на долю в прибыли, но больше давил на важность дела для державы.

– Смотри, Григорий! не запустишь свой «Военпром» в срок – получишь в моем лице большого врага.

Оппаньки, а с чего это Петру Аркадьевичу так «Военпром» сдался? неужто ставку на него какую сделал? Нет, это неплохо, надо бы его посильнее привязать… Ладно, пойдет продукция и прибыля – впишем в долю, а сейчас низко кланяемся, хватаем бумагу и бегом на вокзал.

Бумагу Столыпин выправил – загляденье. Не ришельевское «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства», но близко. Вполне хватит исправника урезонить. Вот с ней, а еще с группой поддержки в виде нескольких новообращенных небесников, я и тронулся в Сызрань. По дороге распределили роли – в основном, местный бомонд уговаривать. Потому я и сопровождение выбрал в основном, по солидному внешнему виду. Кое-кто ехать не хотел, но раз партия сказала «Надо!», то надлежит ответить «Есть!»

– Считайте, господа, что это первое ваше партийное поручение. И своего рода испытание. Просто числиться в «Небесной России» ни у кого не выйдет, нужно работать и приносить пользу. А уж как вы ее приносить будете – посмотрим. Кто участием, кто поддержкой, а кто и на разных постах.

По приезду сразу отправился к Чернухину и, несмотря на то, что внутри аж свербело от желания закончить все побыстрее, неторопливо и обстоятельно беседовал с ним аж четыре часа. С перерывом на обед – купец сподобился пригласить меня домой. Рассказал я и о «небесной России», и о «Военпроме», и даже на вопросы его жены об императорской семье ответил. Если уж взялся оказывать уважение, то приходится.

– Как хотите, Григорий Ефимович, а зря вы тут заводы затеяли. Город у нас тихий, провинциальный, стоит на зерне да мельницах, а вы его перебаламутили.

Обедали мы степенно, как полагается купцам. Из закусок подавались икру, сардинки, семгу, копченый сиг, колбасус языком и селедка с луком. Разумеется пудовые пироги с капустой и яйцами. Куда же без них? На второе слуги притащили запеченного целиком поросенка с яблоком в пасти и длинного осетра. Так сказать на выбор – мясное или рыбное. Осетр был обложен грудой горячих пунцовых раков. И как это все съесть? Даже попробовать – уже проблема. А не попробуешь – обидишь хозяев.

– Не я, так другой кто, Мартеньян Васильевич! Уж больно у вас место удобное, Волга да мост железнодорожный. Вон, Нобель свои склады построил – думаете, он на этом остановится? Не-ет, будет и переработка.

Лидер местного бизнес-сообщества только крякнул.

– Можно, конечно, сычами по домам забиться, – продолжил я увещевания, – все «по старине» делать, да смотреть, как другие новые заводы ставят и прибыля увеличивают. А можно и самим в эту струю влиться. Тем более, что вам, почитай, весь город после пожара заново строить надо. Весь мир, Мартеньян Васильевич, меняется, нельзя сиднями сидеть – обгонят, да еще и затоптать могут!

Рассказал я о чудесах техники, виденных в Европе, о телефонах, о беспроволочном телеграфе. Младшее поколение Чернухиных впилось в меня с вопросами о полете через Ла-Манш – ну что же, рассказал и об этом. И о друзьях в высших сферах. И о многом другом.

Две вещи сыграли больше всего – то, что новое дело отечеству на пользу, а затеявшим на выгоду. Причем не просто стырить с казенного подряда в карман, а построить действительно нужные и важные заводы. И что я, который за ручку с императорами здоровается, прямо скажем, к отнюдь не первого ряда купцу, отнесся со всем уважением и на равных.

– Вот если бы вы, Григорий Ефимович, с этого начали… Уж больно у нас нравы старинные, без уважения никак нельзя. А смутьянов ваших приструним, приструним…

– Все на бегу, времени в обрез, столько всего успеть надо. А насчет смутьянов – так они тоже уважения желают. Сколько бунтов началось когда с рабочими обращались по-свински? Вот то-то. Порой и денег не надо, только веди себя с людьми по-людски.

Мысль эта, похоже, была для Чернухина внове, задумался он сильно. И даже на последующем банкете для столпов местного общества сидел молча, в своих мыслях. А мне подходили объясняться в любви, уважении и вечной дружбе, даром что целоваться не лезли. Впрочем, цена этой дружбе – цена банкета, завтра будут за спиной шептаться, а то и вслед плевать. Но без того, чтобы «проставиться» тоже нельзя.

Вечером мы собрались «узким кругом» в снятом Леной доме. Она все больше молчала, изредка подавая реплики и дулась. Ну ясное дело, кто виноват? Не тот, кто ситуацию упустил, а тот, кто послал руководить. Не без этого, конечно, но сама-то она куда смотрела?

Аронов с Дрюней доложили первые результаты – работяг науськивают мелкие лавочники, причем не всех, а зачинщиков. Стали искать в чем их интерес и почти сразу вышли на «кооперативную» торговлю. При нашем строительстве я приказал завести не «заводскую лавку», а именно что «кооперативную» – членам дешевле. Рабочие же пока к такой заботе непривычные, вступают в кооператив медленно, а назначенные рулить «кооператоры» сразу размахнулись на весь списочный состав. Вот и начудили, не имея опыта – яиц, например, запасли «на всех», а покупателей оказалось втрое меньше, чем рассчитывали. Ну и «выкинули» яйца, пока не протухли, на городской рынок чуть ли не по закупочной цене. И так с несколькими продуктами – то сало, то мясо. Понятное дело, как это лихорадило городскую торговлю. Понятное дело, что все это устоится, но пока это как в болото здоровенный булыжник кинули, вот местные лягушки и заквакали.

– Ладно, голуби, понял. Выясняйте, кто у лавочников застрельщиком, кто остальных подбивал и кто больше всего рабочих соблазнял. Потом подумаем, что с ними делать. Завтра же будем с людьми говорить, потому готовьте одежду победнее.

Соратники криво усмехнулись.

– И рожи тож сделайте попроще!

И люди потянутся, да. Я тоже не стал фигурять в синем-шелковом, крестом светить и черными очками пялиться, оделся обычно и поутру собрал в избе при строительстве «лидеров общественного мнения» – мужиков, что верховодили на стройке. Нет, не тех, что орали и требовали, а уважаемых, рассудительных, по чьему слову все и будет. Полчаса рассказывал что да как мы делаем и для чего. Какие перспективы ждут их самих и, в особенности, детей – мужики вряд ли на радиотехников, да мотористов выучатся, а вот сыновья-дочери запросто. По ходу подумал, что надо бы листовку с содержанием нашей беседы сделать, и для строителей. и для городских, чтобы каждому не объяснять. А чуть позже и газету при заводах затеять. Как там бишь они при советской власти назывались? Многотиражки? Вот ее. Пусть Сызрань собственной газетой гордится.

С мужиками договорились быстро – на уступки я не шел, сразу сказал, что дурацкие требования на ровном месте, а вот нужные вещи сделаю с удовольствием. Объяснил про штрафы – только и исключительно за производственные косяки, и все штрафные деньги в больничную кассу. Себе Военпром ни рубля не возьмет.