Детский сад для чайлдфри (СИ) - Цветкова Алёна. Страница 38

Я так погрузилась в размышления, что совсем забыла о докторе Джемсоне. И, когда она появился в гостиной из темного коридора кухни вздрогнула от неожиданности.

— Лесса Феклалия, — он улыбался, — у Сольки все хорошо. Еще несколько дней и девочка будет вполне здорова.

— Хорошо, — улыбнулась я ему в ответ. И решила пойти ва-банк, чтобы у него не было ни единого шанса увильнуть от ответа. — Доктор Джемсон, скажите, а куда вы дели ребенка, которого я родила?

Улыбка медленно сползла с его лица и исчезла, оставив после себя кривой оскал… Значит я была права. А ведь он мне нравился. Я почувствовала себя обманутой. Почему за красивой оболочкой скрывается такая жестокая душа?

— Лесса Феклалия, — голос доктора Джемсона звучал мягко и безэмоционально, — когда вы в последний раз пили микстуры, которые я вам прописал?

— К черту ваши микстуры! — психанула я, вскочила и заорала, - как вы могли?! Я вам верила, доктор Дежмсон! А вы?! Как вы могли так поступить?!

— Лесса Феклалия, — он не стал отрицать то, что я говорила. Не стал оправдываться. Он мягко улыбался, протягивал ко мне руки и приближался ко мне маленькими шажками, — вам надо успокоиться. Давайте я провожу вас в спальню и дам капли. Вам сразу станет легче, обещаю!

— Идите к черту! — в сердцах выпалила я, — обойдусь без вашей помощи!

— Я не совсем понимаю, к какой черте вы меня отправляете, — он продолжал улыбаться мне так, как будто бы я была умалишенной. А потом вдруг оказался рядом со мной и обняла за предплечья. Заглянул в глаза. — Лесса Феклалия, вам обязательно нужно принять капли… я же предупреждал вас… и теперь у вас снова будет нервный срыв…

— Нет у меня никакого нервного срыва, — отмахнулась я. Запал прошел, и теперь я чувствовала только огромную усталость. — Я удочерю Сольку, и все исправлю… Она ведь моя дочь. Я это чувствую..

— Это прекрасно, — улыбнулся доктор Джемсон, не выпуская меня из рук. — это правильное решение. И вы должны заботиться о себе, чтобы у вас были силы заботиться о вашей приемной дочери. Но, лесса Феклалия, я позволю себе напомнить, что вы никогда не вынашивали и не рожали ребенка… Постарайтесь вспомнить. У вас получится… Давайте, лесса Феклалия…

Он говорил мягко и вкрадчиво. А я слышала, но не понимала его слова. Срыв не срыв, а нервное потрясение у меня точно случилось. И когда я поняла, что именно он говорит…

— Докатор Джемсон, — теперь я была спокойна, — вы уверены, что это правда? Я никогда не была беременна и не рожала?

— Именно, — улыбка доктора полыхнула искренней радостью, — хорошо, что вы все вспомнили. Лесса Феклалия, но я все же рекомендую пить микстуры.

Я машинально кивнула. Пока понимание, что все моя теория по поводу материнского инстинкта и памяти тела оказалась провалом, не укладывалась в моей голове. Я же не могла сама проникнуться чувствами к ребенку? Не Феклалия, а я — Оля? Та самая, которая была убежденной чайлдфри?

А фиалка-Феклалия, получается, была слегка не в себе. Если доктор Джемсон принял мои слова за еще один нервный срыв, значит что-то подобное уже случалось…

— Доктор Джемсон, — в гостиную выбежала перепуганная горничная. — Гелла Изера! Ей очень плохо! Она просила позвать вас, как можно быстрее!

Кровь отхлынула от его лица, он побледнел, а в глазах появилась растерянность… паника…

— Мама! — выдохнул он испуганно и, бросив меня, помчался вслед за горничной.

Глава 22

Бедная гелла Изера лежала в своей комнате без движения. Доктор Джемсон не отходил от ее постели, поил по часам микстурами и ухаживал с таким рвением, что я перестала сомневаться, что моя экономка на самом деле его мать. Хотя в это трудно было поверить. Очень трудно.

Он даже ночевал в ее комнате на коротком диванчике, подставив с одной стороны табуретку. Я предложила ему воспользоваться гостевой комнатой, но он только отмахнулся. Состояние геллы Изеры внушало опасение.

А мне опасение внушало другое. Почему вдруг ей стало плохо? Да, я прекрасно помнила наш последний разговор, и даже чувствовала за собой какую-то вину за то, что довела несчастную геллу Изеру до апоплексического удара. То бишь инсульта. Но с другой стороны, мы спорили тысячу раз, кричали друг на друга. Я даже угрожала ей увольнением. Но мы обе знали, что все это как бы не всерьез. Все же только гелле Изере была известна вся правда о том, кто я такая на самом деле. И она беззастенчиво пользовалась своим положением, понимая, что ей я прощу все, что угодно. Потому что кроме нее у меня никого нет… Есть еще Солька, но она слишком маленькая.

Поэтому я сомневалась, что именно наш разговор послужил причиной ее нездоровья. А вот то, что в моем доме, как раз в этот вечер присутствовал гелл Борк… Эта деталь наводила на неприятные мысли. Я ведь отлично помню, когда я спустилась, гелл Борк и гелла Изера о чем-то спорили. Сейчас, задним умом, я понимала, моя экономка была очень, очень сильно взволнована! И теперь меня терзали очень нехорошие подозрения. Что этот мерзкий тип сказал гелле Изере?

Я несколько раз порывалась поговорить с доктором Джемсоном, но он мотал головой, прижимал палец к губам и смотрел на меня умоляюще. И я каждый раз закрывала дверь в комнату экономки и уходила.

Все вдруг стало совсем не таким, как я видела. И моя уверенность в своей правоте немного поколебалась… Оснований не верить доктору Джемсону у меня вроде бы не было. Но с другой стороны, он ведь скрывал, что гелла Изера его мать… И что именно он тот самый мужчина, от которого фиалке-Феклалии было «разрешено» иметь детей. И теперь я не понимала две вещи: первое, зачем это нужно было доктору Джемсону. Он не производил впечатления человека, который настолько нуждался в деньгах, чтобы наплевать на порядочность. И второе, а кто тогда кучер? Гелла Изера, помнится, называла своего сына по имени. Я же не зря наделила кучера Грена этой ролью.

Или три… Еще я не понимала, почему фиалка-Феклалия отказалась от предложения родить ребенка от доктора Джемсона. Он недурен собой, воспитан, галантен, пусть даже лесс Виренс и доплатил ему за симпатию.

В общем, от всех этих мыслей голова шла кругом. И я пыталась отвлечься погрузившись в проблемы приюта.

Тем более, их, этих самых проблем, было вагон и маленькая тележка.

На следующее утро после неприятностей, случившихся в моем доме, я наняла кухарку. Лима стала управляющей. С одной стороны это сильно облегчило мне жизнь, а с другой усложнило.

Прошло несколько дней, прежде чем она окончательно разобралась в делах. За это время мы успели переодеть детей в нормальную одежду. Теперь они не бегали по дому в одних рубашках. Но вот теплые куртки для прогулок все еще была не готова, а на улице стало довольно холодно, чтобы выпускать детей раздетыми. Поэтому мы стали выводить их по очереди мелкими группами по три-четыре человека, с такой компанией вполне мог справится один взрослый, на открытую террасу, подышать воздухом.

А потом Лима потребовала немедленно занять детей согласно составленного режима дня. Вот только, когда я его составляла, не предполагала, что дети будут такими неуправляемыми. Единственное место, куда они шли с большой охотой была столовая. Загнать их в класс и заставить сидеть за партами было нереально. Тогда надо было бы приставить к каждому ребенку по взрослому, чтобы он следил за ним, как следует. А это было слишком дорого.

И тогда Лима предложила мне договориться с тем, кто способен управлять этой шоблой. С Миклухой.

Как ни странно, но после той драки с Жиркой мальчишка вел себя вполне адекватно. Не бузил, не задирался, не устраивал ни драки, ни ссоры. Его, вообще, почти не было видно. Он появлялся, как черт из табакерки, аккурат перед тем, как надо было идти в столовую.

Тогда-то мы его и выловили.

— Миклуха, стой! — схватила я за руку, пытавшегося прошмыгнуть на обед мальчишку, — поговорить надо. Пойдем-ка в класс.

— Да, че опять я-то?! Лесса Феклалия?! — возмутился недовольный мальчишка. — Я с Жиркой не дрался же! Че вы опять меня куда-то тащите?! Чуть что сразу Миклуха! Че я вам сделал-то?!