Люди и нелюди - Дивов Олег. Страница 12

– Взятка предполагает сговор двух сторон. И если одна из сторон немедленно не стукнула в милицию или АСБ, дело можно очень сильно раздуть. Сегодня они у него плюшками баловались, завтра он их попросит своего хозяина припугнуть. Ну и так далее. А вот если к тебе подходят, забирают товар и не платят, это одностороннее нарушение, к тому же без перспектив развития – теоретически. Ничего, Леха, разберешься. Нам специально оставили несколько таких «вилок», на первый взгляд дурацких. Чтобы можно было с людьми эффективнее работать.

Валюшок согласно кивнул.

– Как-то они по-детски совсем…

– Дураки. Ты думаешь, этот старый прожженный мент их не учил? Еще как учил. В первый же день объяснил – упаси вас господи, ребята, хоть одну конфетку у кого-нибудь взять. Потом всю жизнь не отмоетесь. Ребята сказали «да». Но, оставшись без присмотра, решили хотя бы разок попробовать. Им же, щенятам, нужно самоутвердиться, почувствовать себя большими и страшными. А много и не надо для этого. Большинству хватит и бесплатной плюшки. Кстати, ты не голодный?

– Они даже не пытались толком оправдаться… – переживал Валюшок. – И психологического сопротивления тоже никакого. За спиной только у тебя, когда ты повернулся…

– Да, я по твоим глазам понял. На какой-то миг ребятам очень захотелось треснуть кое-кого дубиной по затылку. И ты все правильно сделал. Хвалю. А насчет оправдания… Гипноз ситуации. Слышал?

– Угу.

– Сам не испытывал? На себе? А некоторые из наших испытали, и очень потом ругались. Мы ведь этих двоих взяли с поличным. Считай, за руку схватили. Тут нужно быть законченным подлецом, чтобы мгновенно перестроиться. Настоящие мошенники – умеют. У них переключение за доли секунды происходит. Был у меня случай…

Гусев закурил. Лицо его вдруг неприязненно скривилось: наверное, случай был печальный. Валюшок с интересом ждал продолжения.

– В общем, брали мы на живца парочку негодяев. Они тонко работали, гады. Один идет и как бы невзначай роняет человеку под ноги пачку денег. Куклу, разумеется. Если человек ее не берет, тут же рядом оказывается второй, подбирает ее, заглядывает жертве в глаза и спрашивает шепотом: «Что делать-то?» И дальше у жертвы выхода нет. Даже если она кричит: «Эй, мужик, ты деньги потерял, а этот поднял», все равно не уйдет. Там был десяток вариантов, как выставить человека виноватым и подвергнуть обыску. Если что – подбегали тут же остальные члены банды, становились вокруг, кричали – мы свидетели, он твои бабки взял… Сам понимаешь, бросали «куклу» человеку, у которого в кармане много денег. Вычисляли в обменных пунктах, когда те еще были, потом стали по магазинам в бумажники заглядывать. И представь себе, запасными вариантами банда пользовалась очень редко. Потому что двое из трех потерпевших обычно соглашались поделить добычу с провокатором. Жадные мы все до ужаса. Наш парень, который наживкой работал, говорил потом – ничего не бойтесь, люди, а бойтесь вот этого пакостного желания хапнуть деньжат, что плохо лежат. Когда тебе мерзавец в глаза заглядывает и предлагает разделить ответственность на двоих, ты ведь не становишься от этого тоже мерзавцем. Ты думаешь, что тебе просто очень повезло. Может человеку раз в жизни повезти? Считается, что может. Должно.

Гусев умолк.

– И что дальше? – подтолкнул его Валюшок.

– Если жертва доставала свои деньги, их тут же пересчитывали и возвращали с извинениями. Разумеется, незаметно уполовинив пачку. Хотя могли бы и просто ограбить. Но, сам понимаешь, разбой и мошенничество очень разные статьи, а такое ловкое мошенничество еще и сложно доказать. Против него обычный закон бессилен, только АСБ справится. Ну, менты и дали наколку Центральному. Так вот, мы когда взяли этих ублюдков, они нам целый спектакль закатили… Не Москва, конечно, но областной драмтеатр дорого бы дал за таких актеров. А я смотрю на того, который с деньгами работал, и думаю – черт побери, ведь из тебя, идиота, вышел бы отличный фокусник. Ловкость рук неимоверная. Выступал бы на сцене, народ бы тобой восхищался… А ты – вот как. Обидно до невозможности. Такая меня злоба разобрала тогда на род человеческий… А эти двое кричат, руками машут, святую невинность изображают. Притом что поняли уже – взяты на живца. Все равно не сдаются. Им наводчика ведут под белы рученьки, еще двоих, которые обычно свидетелей изображали – нет, кричат, мы их в глаза не видели, и вообще не местные, через полчаса самолет. У наживки просто челюсть отпадает, я думал, мужик расплачется сейчас. Он, кстати, потом все равно не удержался. Одно дело – свидетельские показания, а совсем другое на собственной шкуре пережить, что это такое, когда ты человеку в глаза плюешь, а он тебе говорит: божья роса. Невыносимо. Просто невыносимо. Самое мерзкое в нашей работе – лицом к лицу с гнусностью людской встречаться. Вот такие, брат, дела.

– И что им было? – спросил Валюшок.

– А я убил их на фиг, – небрежно махнул рукой Гусев.

Валюшок коротко хохотнул, потом осекся.

– Ты не представляешь, как это было мерзко, – объяснил Гусев. – Мне просто делать ничего не оставалось, у меня ощущение было, что я сейчас утону в этом океане лжи. И, главное, «живца» очень жалко, это ведь мой ведомый был. Ну, я взял и грохнул двоих прямо на месте. Оказалось, правильно сделал, потому что ребята мне аплодировали.

Валюшок шмыгнул носом и полез за сигаретами.

– Наводчик только расстроился, – вспомнил Гусев. – Обосрался, бедный. Но тут же признался во всем. А еще один из банды в обморок упал. Они всегда так – как запахнет жареным, становятся очень сентиментальными. За что отдельно воров ненавижу… Леш, не закуривай пока. Мы сейчас на секунду вот в этот магазин заглянем. Или, хочешь, постой снаружи. Ничего особенного, я просто хочу посмотреть, нет ли нового приличного кино.

– Я тоже хочу, – сказал Валюшок и открыл Гусеву дверь.

Глава седьмая

В магазинчике играла музыка, красивая, но страшноватая. Кто-то жутким голосом ревел на гитарном фоне нечленораздельное. Гусев прислушался и опознал Кинчева. Песня была ему незнакома и не особенно понравилась. Чересчур уж выворачивала душу.

В стеклянный прилавок уперся толстым животом покупатель – маленький азербайджанец в дорогом спортивном костюме. Представитель обреченной на вымирание породы: недавно вброшенный в массы лозунг «У нерусских не покупаем» людям понравился, и могущество чернявых диаспор таяло на глазах. Но пока они еще хорохорились. Как этот, например. Даже со спины чувствовалось: вот настоящий хозяин жизни, из тех, что с московской пропиской и тридцатью тремя зубами девяносто шестой пробы.

– Так ты, нах, сделаешь? – спрашивал он у продавца, молодого парня, бросившего на Гусева подозрительный взгляд.

– Я же сказал – на будущей неделе сделаю.

– Но ты, бля, обязательно, нах, понял?

От интонаций азербайджанца Гусева покоробило еще больше, чем от завываний в динамиках. Кроме того, хозяин жизни не обратил внимания на важный момент: продавец снова покосился на Гусева. Хозяину жизни было совершенно наплевать, кто там сзади вошел в дверь. Что Гусева окончательно взбеленило.

Валюшок уткнулся носом в угловую витрину, набитую компакт-дисками. Гусев встал рядом с азербайджанцем, осмотрелся, понял, что интересного ничего здесь нет, прослушал еще серию «бля» и «нах», слегка приглушенных вокальными упражнениями Кинчева, и почувствовал, что тоже очень хочет на кого-нибудь наорать.

– Ну ты, бля, понял, я, нах, зайду. А это что за хня воет?

– «Алиса», – объяснила девушка, сидящая за кассой.

– Какая, нах, Алиса? Девочка?

– Группа! – усмехнулась кассирша. – Кинчев.

– Никогда не слышал. Ну и хня! – возмутился азербайджанец. – Я и то, бля, лучше спою. Ладно, нах, пока.