Миа: Тьма над Горным краем (СИ) - Цветкова Виктория. Страница 33
Я смутилась и взглянула на травницу. Та улыбалась, как всегда, приветливо и мило.
— Нет, наставница. Простите. Я просто гадала, как называется деревце, что растет там, у входа.
Гномка выглянула на улицу, и ее лицо стало грустным, даже скорбным. И я пожалела о том, что привлекла внимание к кошмару, творящемуся снаружи. Подобное не может не причинять боли тому, кто так любит растения.
— Это эльфийский золотой я́вор.
По классу пронесся пораженный вздох. Картинки с чудесными рощами эльфийских яворов видели все. Это редкое, восхитительно прекрасное дерево со светло-золотистым стволом и сверкающей серебром листвой. Что же с ним стало здесь! Это больше, чем трагедия. Это преступление.
Наставница отошла от окна и села за учительский стол.
— Саженец подарили нашему университету за победу… уж не помню, в каких соревнованиях… лет шестьдесят назад. Золотой я́вор растет очень медленно, а цветет и плодоносит только в землях эльфов. Лет тридцать уже в таком вот состоянии, я ничего не смогла сделать. — Госпожа Пирим сложила перед собой большие натруженные руки с выступающими венами и добавила: — Не смогла. И не только с я́вором, к сожалению.
Мои соседки ерзали, переглядывались между собой.
— А пересаживать не пробовали? — спросила одна из них, востроносенькая блондинка.
— Подменяли землю, привезенной из Ангрианна. Не помогло.
— Да и ладно, растет и растет. Не погиб же! Вон и листва есть, — привычно отмахнулась от явной проблемы другая адептка.
Наставница ничего не ответила и продолжила лекцию.
А я не могла прийти в себя: почему девушки не видят очевидного? Или просто не хотят замечать? Вместо прекрасного, поражающего воображение, стройного красавца-я́вора, у них перед глазами торчит искривленный почерневший урод, а им все равно. Как такое можно игнорировать? Поразительное равнодушие: «растет и растет»! __________________________
[1] Породы деревьев, распространенных на Андоре в зоне умеренного климата
***
После лекции все отправились на обед, а я побежала в лечебницу. Там получила выговор за вчерашний прогул и за то, что сама сняла бинты. Пожилая целительница внимательно осмотрела царапины, нанесла мазь и провела рукой по моим раскрытым ладоням, отчего по ним пробежала живительная бодрящая прохлада. Я редко ощущаю воздействие магии, но целительская всегда отзывалась приятной свежестью. Мне велели сидеть, не двигаясь, и держать перед собой руки пятнадцать минут, пока идет заживление. И я послушно сидела в коридоре, наблюдая за не иссякающим потоком пострадавших студентов: кто-то прибежал с прищемленным пальцем, кто-то неудачно поднимал тяжести…
Хорошо, что на обеденный перерыв дается целый час, я успела пообедать и вернулась в оранжерею сытая, с зажившими ладонями и была вполне довольна жизнью, пока в дверях в классную комнату не столкнулась нос к носу с лейрой тэ’Остэйн. Судя по сдвинутым к переносице тонким бровям и поджатым губам, декан находилась не в лучшем расположении духа. К счастью, она никак не прокомментировала встречу, только смерила меня хмурым взглядом и подошла к наставнице Пирим.
— Так, сели по местам, — стоя рядом с гномкой, декан наблюдала, как мы рассаживаемся. — Озбайд и Данэль, вижу, так и не появились… Кто-то из вас, девушки, знает, куда они исчезли? — Все лишь молча переглядывались. Я ущипнула себя за руку, чтобы не раскрыть секрет побега. Все во мне протестовало, но понимала, что Яр прав: мое откровение ничем тут не поможет. В конце концов, я пришла к компромиссу сама с собой: если девочки не вернуться до завтра начнется расследование, и тогда я обязательно поделюсь ценной информацией.
— Что, они совсем ни с кем не откровенничали? — Тэ’Остэйн недоверчиво прищурилась. — Что вы мне тут перемигиваетесь? Вы все местные, знакомы много лет, не может быть такого, чтобы никто ничего не слышал.
Адептки беспокойно задвигались и, наконец, низенькая полноватая полугномка не утерпела и поднялась с места: — Лейра декан, мы знаем только, что они собирались в Бродячий стан на ярмарку, поразвлечься.
— На ярмарку в шахтерское предместье? — дама побледнела и вдруг тяжело опустилась на стоящий рядом с преподавательским столом стул. Травница бросилась к графину и втиснула в руку декана стакан с водой. Я невольно посочувствовала переживаниям тэ’Остэйн — на ней ведь ответственность за всех студентов факультета. Декан отпила немного воды и со стуком поставила стакан на стол. Минута слабости прошла, она поднялась и расправила плечи. Менторский тон также вернулся: — Вот что, девушки! С сегодняшнего дня я запрещаю покидать территорию университета. Выход только с моего письменного разрешения, и причина должна быть уважительной. Это понятно? — Строгий взгляд лейры обежал ряды адепток и остановился на мне: — Обращаюсь к Дарн, персонально: тебе понятен запрет?
— Да, лейра, — я смущенно потупилась. Не нужно быть гением, чтобы понять, что шпионки все-таки нажаловались. Если декан ограничится лишь этим публичным выговором, я буду считать, что дешево отделалась.
Лейра тэ’Остэйн одарила нас еще одним ледяным взглядом и, кивнув наставнице, покинула оранжерею.
— Надеюсь, девушки вернутся живыми и невредимыми, — неуверенно предположила госпожа Пирим. — А у нас сейчас практическое занятие. Следуйте за мной, адептки, я расскажу, что нужно делать.
***
Следующий час мы должны были сортировать семена, отбраковывая негодные и поврежденные. Каждой досталось по деревянному лотку с несколькими отделениями, а также коробочка с семенами. Большинство адепток устроилось за длинным рабочим столом в центре оранжереи, кое-кто принес стулья из классной комнаты, а я присела на низенькую скамеечку возле одного из стеллажей. Мне попались семена ирита черного[1] — целый коробок небольших продолговатых семян, закругленных с одного конца, а с другого — с двумя витыми острыми шипами, похожими на рога ханна. Как объяснила наставница, если «рожки» обломаны или искривлены — семечко не взойдет и его следует отбраковать.
Госпожа Пирим расхаживала между нами, рассуждая об особенностях растений, семена которых нам достались, объясняя способы их посадки.
Вполуха слушая наставницу, я споро отделяла плохие семена от годных — в специальном отсеке лотка уже образовалась порядочная кучка негодных. Я тихонько встряхивала лоток и внимательно всматривалась в темную массу, пытаясь углядеть обломанные рожки. Вдруг среди черных матовых зерен блеснуло что-то — словно искорка проскочила. Я зажмурилась. Посмотрела еще раз: ничего не блестит. Просто показалось. Я снова осторожно встряхнула лоток. Опять что-то сверкнуло. Нет, мне не показалось!
Тихонько раздвинула пальцем верхний слой семян и уставилась на невзрачное серое семечко неизвестного мне вида. Овальное, плоское, с крохотным острым шипом посередине. Оно блестеть не могло, что за вздор, — это какой-то сорняк!
Как можно осторожнее, двумя пальцами, я подцепила зернышко. На ощупь оно показалось гладким и странно теплым. Нет, рано бросать его в мусор. Заинтересованная, я положила семечко на ладонь и поднесла поближе к глазам, чтобы рассмотреть. Вначале не происходило ничего, но затем по серой оболочке на краткий миг снова пробежала искорка. Неужели магия? А с виду обычное семечко.
Я уже раскрыла рот, чтобы позвать наставницу и показать находку, но не успела. Перед глазами на миг все стало белым словно от яркой вспышки — я ослепла и оглохла, зависла в ошеломившей меня пустоте. В следующую секунду — я снова в оранжерее, слышу спокойный голос госпожи Пирим, а на моей ладони уже нет никакого семечка. Где же оно? Я осмотрела лоток, поискала на полу вокруг себя. Но ничего не нашла.
— Потеряла что-то, Миа? — госпожа Пирим направилась ко мне.
‘Да, девка, чего потеряла-то? — неожиданно прозвучало у меня в голове, и я подпрыгнула на месте, едва не высыпав семена из лотка. Голосок, который звучал у меня в ушах, принадлежал кому-то маленькому, писклявому и очень ехидному. — Чего дергаешься? Припадочная, что ли? Не важно, что ты потеряла — главное, меня нашла!’ — голосок звенел гордостью и самодовольством.