(не)шуточная беременность (СИ) - Стар Алекса. Страница 10

— Ну что Лиза? Что? Как тебя угораздило? Где твои мозги были?

— Не зна-а-аю…

— Так! А ну перестань выть и расскажи всё толком. Из воплей Руслана я мало что поняла.

— Я сама ничего не понима-а-аю…

Перешла на вой собаки Баскервилей, кусая обивку дивана. Загрызу! Подавлюсь и умру молодой. Хоть стыда меньше.

— Так! — Лиза схватила меня за плечи, повернула к себе лицом и заставила ровно сесть. — Соберись, тряпка! Давай, выкладывай, что ты натворила, чудушко моё…

— Притворилась беременной!

Лиза разжала руки, и я снова завалилась на подлокотник, больно ударившись головой. Вновь заплакала, села, поджав ноги и стала натирать рукой ноющий затылок.

— Ты что?

— Притворилась беременной!

У сестры даже дар речи пропал. Она только хлопала глазами и смотрела на меня, не зная, что сказать. Хватала ртом воздух и закипала. Я едва ли не видела, как ползёт волна жара по лицу сестры. Ещё чуть-чуть и пар из ушей пойдёт.

— Так вот о каком сюрпризе говорили родители…

— Что?! — я забыла про затылок и вытаращилась на Лизу. — Какой сюрприз?

— Такой… Рассказал твой Руслан, видимо, им о твоей беременности.

— Ой-йо… — я схватилась за голову и зажмурилась.

— Советую сразу купить билет в Австралию. Там-то они до тебя точно не доберутся. Хоть поживёшь немного.

Папа у нас был добрый, отходчивый. Искренне любил маму и нас. Мы старались отвечать тем же, а ещё пользовались его мягкостью, когда напакостничав, скрывались у него от гнева нашей мамы.

Ещё в детстве я слышала, что мама у нас «явно родом из Одессы». Тогда я не понимала, причём тут Одесса, если мама из сибирского городка? Став постарше, услышала, что за глаза маму называют тётей Цилей. Сейчас же я могла сказать точно, что таки одесская кровь в маме была. Наряду с совершенной непрошибаемостью, специфическим юмором, мама обладала целым рядом качеств, делавших её уникальной женщиной. Только она могла сначала ласково тебя хвалить, а потом завестись с полоборота и начать сыпать такими фразами, что глаза на лоб лезли. Понятно, что тяжелее всего приходилось папе. Но он научился выключать режим тёти Цили. У него были свои методики, выработанные с годами.

И вот сейчас я грозила врубить такой уровень тёти Цили, что ядерная бомба по сравнению с этим — ландыши в мае.

— Ты понимаешь, что тебе лучше самой признаться?

Где-то в глубине сознания заиграла Марсельеза, и я услышала стук замечательного французского средства от головы. Гильотины.

— Я Руслану не смогла объясниться, а ты про маму говоришь!

— Ничего, ничего… Я тебя когда-то от овсянки отмазала. И не только от неё. Лучше сказать сейчас, пока Руслан не позвонил. Он ведь может.

— Может, — шмыгнула носом. — Я сама не знаю, как так вышло. Я… Я такая дура, я знаю! Знаю! Лиз, какую кашу я заварила… У меня, кажется, мозги напрочь усохли. И ведь самое обидное, что я почти призналась Руслану, но меня кто-то опередил. Он так обиделся на меня, что уже вторые сутки дома не появляется. Мне страшно, Лиз… — вновь завыла и обняла сестру. — Я не хочу его терять! Я ж люблю его! А веду себя как дура-а-а…

Хлопнула входная дверь. Да с таким грохотом, что мы с сестрой притихли. Запахло неприятностями.

— Лизка! Кира у тебя?

Ласковый и елейный голос мамы не мог нас обмануть. Тётя Циля вышла на тропу войны. Вот сейчас я начну огребать за свою шутку от всех: от начальства, от Руслана, от свекрови, от сестры и… от мамы.

— Ты ещё можешь успеть выпрыгнуть из окна. Если повезёт, ноги не сломаешь… — Лиза шепнула мне и нервно хихикнула.

— Третий этаж!

— Тогда до Австралии ты не доберёшься. Прости, сестричка, но придётся тебе с мамой самой говорить. А я пока пойду своих детей с линии огня уводить. Но ты не грусти, я расскажу им о тебе всю правду! Они запомнят тебя героем. Но пасаран, Кира!

Я кисло улыбнулась и посмотрела на Лизу. Что поделать, шутка не удалась. И сейчас мне бумерангом прилетало за всё. И, если честно, вспоминая всё, что произошло за последние два дня, я была готова пасть жертвой мамы. Вдруг она помогла бы мне найти выход? Как всё исправить с Русланом?

А ещё подумать, кто меня сдал со всеми шкурками. И, кажется, я догадывалась, кто мог это сделать.

Что такое не везет

Когда день начинается с того, что рассыпается соль, дорогу тебе перебегает стадо чёрных кошек, а за каждым углом ты видишь особь женского пола с пустыми вёдрами, поневоле крепко призадумаешься. Вот и мне стоило бы почесать затылок и сделать выводы, но я не подозревала, что всё, я попала. Вся круговерть началась с жуткого ужасного дня, когда случилось всё, что могло случиться. За исключением мамы и её роли «тёти Цили». Это случилось чуть позже и стало апогеем моего идиотизма.

С утра Руслана я не застала, он ушёл на работу раньше, чем я проснулась. В последнее время между нами была определённая напряжённость. Я укрылась за невидимым щитом, не подпуская к себе мужа, точнее, не подпуская Руслана к моей «надутой» беременности. Не хватало ещё, чтобы он там не то нащупал!

Я пыталась ему намекнуть, проговориться, но…

Руслан был таким счастливым! И чем радостнее и довольнее он становился, тем несчастнее и грустнее делалась я. Даже на саму себя смотреть было неприятно, такое кислое выражение лица появилось у меня. Ничего не радовало. Я только и думала, что о своём обмане. Ни есть не могла, ни спать. Иногда и впрямь казалось, что в животе что-то поселилось и буйствует. Да так сильно, что стала страдать от бессонницы. Лежала ночью в кровати и прислушивалась к дыханию Руслана. Однажды встала, решительно подошла к нему. Потрясла его за плечо, открыла рот и только хотела признаться, облегчить душу, так сказать, а Руслан вдруг оживился, почесал заросшую щеку и сонно переспросил:

— Что, солёной клубники? Селёдки с ананасами?

В итоге я развела его на сосиску. Сидела на кровати, давилась сосиской и плакала.

Ну вот как сказать? Как?!

А на работе грянуло оттуда, откуда не ждали.

Сначала меня окатило радостными новостями: сразу два бухгалтера у нас намостили лыжи в декрет. Эту новость я встретила с нервным смешком. Началось… Массовое поветрие. Воздушно-капельная болезнь. И если беременность Вали была вполне понятной и, можно даже сказать, ожидаемой — ей сам Бог велел, то вот неожиданное чудо у Татьяны Владимировны поразило всех. В первую очередь её. Сорок три года, ни разу замужем не была. Вот тут не то что в ветер чудес поверишь, а и в непорочное зачатие.

Я с диким ужасом смотрела на тот самый стул. Может и впрямь потереть его за ручки и колёсики, посидеть подольше, и чудо случится и со мной? Если Татьяна Владимировна, знойная женщина, мечта поэта с руинами любви, тянущими на пятый размер и косой саженью в плечах исполнила цель икс, то я-то чем хуже?!

Ну а я стала мишенью для ехидных и подозрительных взглядов. Я должна была бороться со злом, а не примыкать к нему. Но я не то, что не сняла проклятие, я его ещё равномерным слоем размазала по всей редакции. Под ударом оказались все. Даже Ника обходила меня десятой стороной. Но с подругой поговорить я не успела: Кинг-Конг разбушевался. Да так, что и ящика бананов не хватило бы остудить его пыл.

Совсем не удивилась, что на полдороги к рабочему месту, меня остановил грозный вопль:

— Романчук, ко мне!

Дверь грохнула так, что иллюзии и мечты осыпались мелкой крошкой.

В кабинет начальника я вошла как на плаху. Чуяла, что что-то не так. День сегодня дурной.

Борис Егорович покачивался в офисном стуле и ел бананы по-македонски — с двух рук. Бледное лицо с глазами навыкате и остервенелый хруст челюстью. Явно недостаток сахара в крови.

Выдохнув и опустив голову, я готова была ко всему. Но начальник и тут удивил. Зашёл он совсем не с той стороны, с которой я ожидала.

— Романчук, я тут посмотрел статистику твоей колонки. Поглядел на ответы, даже посещаемость на сайте и в группах в соцсетях…