(не)шуточная беременность (СИ) - Стар Алекса. Страница 5

Когда меня усадили за стол с накрахмаленной белой скатертью, стало дурно. Ещё хуже стало, когда я увидела сервиз из которого предлагали испить чаю. Жалобно посмотрела на Руслана. Он ведь знал, что моя единственная чашка, оставшаяся в живых — это армейская кружка отца из алюминия. И то она была вся с вмятинами. А тут… Сервиз! Фарфоровый! С позолотой!

Руки дрожали как у запойного алкоголика. Я вежливо отказалась от чая, чем заслужила первый страйк. Второй я получила за внешний вид. Третий — за скабрёзные шуточки. Четвёртый… Уже и не помню. Кажется, я всё-таки разлила чай. Потом и чашку разбила.

Нина Михайловна никогда не кричала и не повышала голос. Только смотрела. Подобно дьяволу, заглядывая в самую душу, да так, что ты вспоминаешь прогулянный урок в шестом классе, сунутую в замочную скважину жвачку в седьмом и двойку по физике, потому что с подругой убежали смотреть цирк. А ещё неуплаченные налоги, пени по квартплате и не сданные книжки в библиотеку. И всего этого мама Руслана добивалась одним взглядом. А когда эта сухопарая высокая женщина, одетая по моде шестидесятых, начинала говорить… Ей надо было дознавателем работать. Тут всю правду выдашь, что даже Павлик Морозов будет завидовать и кусать локти.

А уж когда Нина Михайловна начинала на чём-то настаивать или спорить… Этой страшной женщине мог противостоять только Руслан. У него была какая-то суперспособность, не иначе. Ложки там гнуть силой мысли или возражать собственной маме.

С каждым приездом она выстраивала нашу жизнь по своему графику, ненавязчиво так, очень культурно. И вот мы уже не пьём кофе, а только чай. Никаких сосисок! Боже упаси! Бельё обязательно полощем руками, пользуемся синькой и крахмалом. И достаём подаренный на свадьбу сервиз, точнее его остатки. Ну любила я бить посуду, не нарочно это у меня выходило.

Но тут мир содрогнулся: Руслан поругался с мамой. Руслан! С мамой!

Подробностей этого грандиозного события я не знала, но пятой точкой чувствовала, что всё дело во мне. Я как пятнышко на белоснежной скатерти, которое ничем нельзя было вывести. И вот оно мозолит глаза, злит и раздражает. Ты его чем только не трёшь, а оно всё не исчезает. Вот и я была таким пятнышком на репутации Руслана. Его ждал взлёт карьеры, безграничные возможности — мама ведь у него доктор исторических наук. Но налетела коса на камень, и вот Руслан прозябает в каком-то музее, где работает четыре человека, рыщет с настойчивостью ищейки по полям с металлоискателем в зубах и записывается на очередные летние раскопки в Крыму. Что-то мне подсказывало, что Руслан даже был рад, что в его жизни появилась такая заноза, как я. Отличное оправдание для всех своих желаний и интересов.

Чего Руслан никогда не делал, так это не ссорился с матерью. Никогда! А тут… Меня аж от любопытства раздирало. Ещё радовало то, что мы из трёх дней с его мамой, вместе с ней проведём только один. Даже два дня в поле в палатке казались каким-то чудом!

Удивляло другое: зачем приезжать в наше захолустье, да ещё по делам? Какие у неё тут могут быть дела? Да и Руслан — молодец, оговорился о сюрпризе и тянет время. Хочет сделать всё правильно. Почти цитата.

Я подмащивала подушки под верх комбинезона и смотрела на себя в зеркало. Хорошо, что мне это грозит не в ближайшее время. Может, я как-то выкручусь, что-нибудь придумаю. Руслану, наконец, признаюсь. Не знаю только как. Одно хорошо: «Мешочек» стал прежним, и я вновь стала получать добрые отзывы. Удивительно, как шуточная беременность окрыляет, было бы интересно узнать, каково это на самом деле.

Остановилась я на маленькой овальной диванной подушке. Вышло похоже. Я даже сама себе поверила, когда в зеркало посмотрела. Мне шло быть беременной. Вся такая положительная, немного кругленькая и почти довольная.

А ещё нашла себе подушку-сидушку для того самого стула на работе. Ребята изгалялись как могли, искренне веря, что каким-то образом я могу развеять проклятие офисного «обеременительного» стула. Они украшали его ленточками, всякими бантиками, разве что с бубном не плясали. Детский сад, ей-богу! И намеревались в скором времени его и вовсе отдать в бухгалтерию. Кому-то там он казался очень удобным. Ну да, ну да… С продавленным сидением и тугой жёсткой спиной. Очень удобный! У меня уже спину начало тянуть и кости ломить. Не стул, а орудие пыток. Зато все сразу все списывали на мою беременность. Вот это и впрямь удобно.

Залюбовавшись собой, меня вдруг осенило. Я почти нашла выход. Из всей этой запутанной истории. Но тут же вспомнила, что это невозможно. Какая ирония.

Надо как-то обыграть эту шутку.

Я решила подвязать подушку тонким шарфом и полезла в комод. В нашем бардаке можно было найти всё что угодно. Вот и я нашла нечто среди старых квитанций и почтовых извещений. Сюрприз Руслана. Охнув, села на комод.

Кажется, я попала!

Parlez-vous français?

Вероника радостно потягивала глинтвейн и смотрела на меня несколько изумлённо. Потому что я, вместо того, чтобы взять чай или какао, заказала бо-о-ольшую кружку глинтвейна.

— Разве тебе можно? — подруга фыркнула и смерила меня подозрительным взглядом. — Там же вино…

Я решилась. Решилась сказать правду. Выйду как тот самый вампир и оголюсь, выставив всю правду напоказ. Мне нужен хоть кто-то, кто не только со мной бы посмеялся, но и сопли подтёр, по плечу похлопал. А нюни я распустила так, что до колен висело. Хоть на кулак наматывай.

Ника — единственный кандидат на такую ответственную должность. Плюс, если что-то пойдёт не так, она очистит историю моего браузера, выкинет коллекцию компромата и сможет перепрятать моё завещание.

— В общем, — вздохнула и затараторила, как ненормальная, даже не переводя дух. Выпаливала слова, как из пулемёта, — я испугалась гамадрила. Ну ты же знаешь, каким он может быть несдержанным. Что, неужели в Егора бананы со степлером не летали, если в вёрстке косяки были? А тут этот депутат, чтобы ему икалось! Я так перепугалась, а когда я пугаюсь, я начинаю нервничать, а когда нервничаю, у меня начинается недержание слов. Я начинаю болтать всякую ерунду, совершенно не соображаю и…

Вероника ела яблочный пирог и слушала меня с удивительным интересом. Она понимала, что далеко я зашла неспроста.

— Когда он припёр меня к стенке, я не смогла придумать ничего другого, чем прикинуться беременной…

— В смысле прикинуться? — Вероника чуть ли не закричала на все кафе. — Так ты что, не беременна?!

Возмущению подруги не было предела. И я её прекрасно понимала. Я уже чуть ли не две недели притворяюсь, достаточно достоверно. Меня даже подташнивало с утра. И тут такое! А девочка с секретом…

— Нет, — вздохнула и понуро опустила голову. Сейчас мне её Вероника живо открутит. — Не беременна.

Но Ника неожиданно захохотала как ненормальная, стукнула ладонью по столу и откинулась на спинку диванчика, краснея от удушливого смеха. Она едва ли не фыркала, хрюкала и кашляла.

Я не знала, как реагировать. У кого крыша в отпуск отправилась: у меня или у подруги? Или у нас обеих?

— Кира, тебе конец, — Ника резюмировала свой истерический припадок и посмотрела так, будто на моём лбу уже зажглась мишень. — Ты попала.

— Думаешь?

Мой сарказм прошёл мимо, точнее, пролетел. Как фанера над Парижем, легко насвистывая «Марсельезу».

— Дело даже не в обмане. Егор в пятницу торжественно уволок стул в бухгалтерию, когда ты на обеде была. На нём пересидел весь отдел…

— Боже! — ударив себя ладонью по лбу, покраснела.

— Ты устроишь беременный бум, революцию! Борис Егорович утонет в пелёнках и подгузниках. Саботируешь работу нашей редакции.

Проклятье! Там ведь главный бухгалтер, два обычных бухгалтера, экономист, кадровик, ещё и завхоз с кладовщиком. И все… женщины! Все!

— Прямо-таки все? — сипло переспросила.

— Все, — сухо подытожила Ника. — Раз ты соврала, то и стул остался прежним.

— Что я наделала…

— Но это ерунда. Мне больше хочется узнать, зачем ты всё это устроила?