Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена. Страница 9
— Каких действиях?
— Что допустимо, а что — нет.
— Что же ты считаешь недопустимым? — настороженно шепчу я.
— На самом деле у меня таких пунктов много, — заявляет мой кумир.
— Ты точно Миша Тихомиров? Звучишь сейчас, как какой-то диктатор, — язвлю я.
Его это нисколько не смущает.
— И это мы должны обсудить подробнее. Когда тебе будет удобно?
Меня так и подмывает ответить, что никогда. Но я ведь сама заинтересована в том, чтобы что-то изменилось между нами. Причем изменилось кардинально.
— Давай завтра вечером, — выговариваю я почти спокойно. Отодвигаю встречу, чтобы иметь возможность подготовиться. Стоит хорошенько подумать о том, какие условия выдвинуть со своей стороны, чтобы «не продешевить» и… создать определенную провокацию. — Тебе подходит? — уточняю идеально вежливо.
— Да, отлично, — кивает Тихомиров. — Я заберу тебя в семь.
— Хорошо, — повторяю его движение. — Теперь я могу идти? Знаешь, — важно, как бы между прочим, замечаю я, — у меня еще дела…
Договорить не успеваю. Да что там! Забываю обо всем и о необходимости дышать, когда Миша шагает ко мне, наклоняется и без каких-либо предупреждений прижимается губами к моим губам. С опозданием осознаю, что его крупная сильная ладонь в этот момент давит мне на затылок, а сама я испуганно упираюсь нервно стиснутыми кулаками прямо в его горячую и одуряюще твердую грудь.
Это не настоящий поцелуй. Он не раздвигает мои губы, не пытается их сминать и как-то захватывать. Непобедимый просто прижимается ртом к моему рту, и тем самым запускает под моей кожей в оцепеневших от напряжения мышцах жгучие молнии.
Не знаю, сколько длится это мгновение, но я, кажется, успеваю смотаться в космос. Плавно шмякаюсь обратно, когда Тихомиров отрывается и напоследок обжигает мои губы своим дыханием. От этого их так сильно щиплет, что я не в силах сдержать нервное движение языка — облизываюсь.
— Можешь идти, — отпуская на словах, взглядом держит.
Пошатнувшись, мягко отталкиваюсь, чтобы встать обратно на всю стопу. Потому как, оказывается, в процессе я сама к нему тянулась. Шумно выдыхаю и резко разворачиваюсь. Не прощаясь, ухожу. Шагаю при этом, как робот. Губы нестерпимо покалывает — я их уже кусаю. Под кожей носятся волны жара. В голове творится полнейшая сумятица.
Он будет так делать всегда?
Ну да, ведь в этом ничего запредельного нет. Но, Божечки, как же я буду это переживать? А если Миша дальше пойдет? Меня целовали раньше. Целовали по-настоящему. Я же не совсем дремучая. Просто… Что-то не так именно между нами. Между мной и Тихомировым. Он лишь прикасается, а меня насквозь прожигает током. Шарашит так, что я выстреливаю.
Это странное состояние немножко спадает, но полностью не проходит. Ни через час, ни через два. Хожу по ателье, разговариваю с мамой, Мирой и тетей Полиной, позволяю снять мерки… И думаю, думаю, думаю… Целый день Миша в мыслях. И, конечно же, рикошетом в сердце. Оно тонко-тонко, будто натянуто, бьется в груди. Беспокоится, пытается что-то сказать и непрерывно рвется к Тихомирову.
— Девять метров, ты уверена? — десятый раз переспрашивают то мама, то Мира, то дизайнер.
Только тетя Полина молча улыбается. Она принимает любые варианты и любит исполнять желания.
— Нам придется нанять целую свиту, чтобы таскать за тобой этот шлейф, — бормочет мама.
— Проблема, что ли? — пожимаю я плечами.
— Не столько в этом, сколько в твоем удобстве.
— Пусть сделают отстегивающийся, — предлагает тетя Полина.
Мама смеется и только качает головой.
— Одумайся, пока не поздно.
— Нет, — решительно отсекают я. — Сказала, девять метров — значит, будет девять.
9
Непобедимый
— Ты закончила? — смотрю на практически нетронутое мороженое.
Перед этим два блюда унесли в подобном состоянии.
— Да, — выдыхает Полина и зачем-то прячет руки под стол. — Я нервничаю и хочу, чтобы это быстрее закончилось, — выпаливает так, словно долго держала эти мысли в себе.
Я напрягаюсь. Отстраненно отмечаю, как раздувшиеся мускулы натягивают рубашку.
— Закончилось что? — уточняю выдержанно.
— Этот… — шепчет Полина и срывается. Совершив глубокий вдох, делает новую попытку: — Этот разговор. Все наши беседы будут такими неловкими?
Некоторое время я просто не знаю, что ответить. Изучаю ее лицо, смотрю в глаза — можно сказать, по привычке. Пытаюсь разгадать причины нервозности.
— Что заставляет тебя испытывать неловкость?
— Ты, — незамедлительно отзывается Полина.
— Чем именно?
— Собой, — сечет таким тоном, будто все очевидно, и это я странные вопросы задаю. — Присутствием, взглядом, какими-то требованиями…
В этот момент у меня возникает весьма непривычное чувство. Растерянность. Пытаюсь, конечно, понять, что именно делаю не так. И осознаю, что попросту не знаю, как еще можно поступить.
— Не присутствовать и не смотреть я не могу, — заключаю коротко. — Ты должна ко мне привыкнуть.
— Я привыкшая к тебе, Миша. Просто… После того, как ты сделал мне предложение, наши отношения стали совсем другими. Вроде ничего и не происходит, но я… Я будто непрерывно в напряжении нахожусь. И никак не могу к этому адаптироваться. А ты, ко всему, еще и постоянно давишь на меня.
— Я не давлю, — отражаю ровным тоном.
— Давишь, — заверяет Полина, явно находясь на эмоциях. — Еще как давишь!
Я же, действуя на инстинктах, выкатываю неоправданно жестко:
— И что теперь?
Выход ищу не в том, что я должен меняться. А в том, что ей бы следовало адаптироваться быстрее. Просто потому что с ее стороны этот процесс все еще возможен и при этом менее энергозатратен.
— Вчера, когда ты обмолвился о правилах, я подумала и приготовила свои условия, — сообщает принцесса все так же взволнованно. — Точнее, условие только одно.
— Хорошо. Озвучивай.
— Никаких правил не будет — вот мое условие.
— Не понял, — грубовато тяну я.
В самом деле, конкретно подвисаю.
— Я приняла твое предложение и твое желание сразу же завести ребенка. На этом все, — звучит Аравина сейчас весьма уверенно. Должен признать, такая позиция вызывает удивление. И, безусловно, уважение. — Больше никаких правил. Я не буду облегчать тебе задачу. Ориентируйся так же, как и я — на ходу.
Не успеваю анализировать все, что чувствую. А чувствую непривычно много. В какой-то крохотной точке за грудиной вспыхивает жар и стремительно распространяется по всему периметру. За ребрами какие-то спазмы, странная пульсация и даже зуд возникают, пока я, вроде как все так же спокойно, смотрю на Полину.
— Какую задачу?
Краснеет, прежде чем дает ответ.
— Влюбиться в меня.
От неожиданности замираю. Полностью цепенею, в надежде, что это упростит и ускорит понимание. Но вместо этого развивается стойкое ощущение, что сознание меня покинуло вначале этой беседы.
— И еще, — добивает Полина. — Я решила, что до свадьбы уеду.
Это уже вконец зашквар.
— Куда уедешь? — тем же ровным тоном уточняю я.
Взгляд увожу впервые с момента нашей беседы. Даю себе время остыть и подумать. Но в реальности это оказывается не так уж и просто.
Что, мать вашу, вообще происходит?
— Мы с Мирой давно планировали, что сразу после моего восемнадцатилетия куда-нибудь вместе поедем. Скорее всего, даже несколько стран посетим. И я вчера подумала… Откладывать нельзя. Если мы поженимся, возможно, это будет мое единственное путешествие без семьи.
Именно эти слова рождают настоящее кипучее варево в моей груди. Долго молчу, только чтобы подавить и не выдать чего-нибудь лишнего.
— Ты не можешь мне запретить, — задушенно тарахтит Полина, когда пауза чересчур затягивается. — Я имею право отдохнуть, подумать, собраться с силами, как-то настроиться… Ты сам признал, что отбираешь у меня… все, — выдыхает с нарастающей паникой. — Я должна свыкнуться, подготовиться… Я просто…