Добивающий удар (СИ) - Птица Алексей. Страница 15

— Нет, я их арестую, а судить их будет революционный суд. Николая Романова, бывшего императора, я уже приказал арестовать, и он содержится в Петропавловской крепости под усиленной охраной.

— Вы арестовали Романова?

— Да, он находится под стражей вместе со своей семьёй. Его жизнь вне опасности от суда Линча возмущённой толпы. Идёт расследование, итоги которого будут доведены до всего народа. Если его вина будет доказана, то его ждёт суд. Больше ничего вам сказать не могу.

— А как вы себя чувствуете?

— Вы все видели, как я себя чувствую, но Революция в опасности и потому мои чувства не имеют никакого значения. Я решил положить свою жизнь на алтарь Великой Русской Революции, и я приложу все силы, чтобы довести дело Свободы, Равенства и Братства до логического конца.

На этом месте должны были последовать бурные овации, но их не было. Все напряжённо вдумывались в то, что Керенский сказал немного раньше, и пропустили его пафос мимо ушей. Всё же, это были не восторженные матросы и солдаты, а журналисты, со всеми вытекающими…

Керенский прервался. Хотелось пить, но минералки тут не было, да и вообще, ставить воду ещё не было принято, а надо бы.

— Какие вопросы у кого остались?

— Зачем вы убили Родзянко? — вскричал корреспондент газеты «Таймс».

— Я смотрю, господа, вы решили из меня сделать палача на манер Робеспьера? Не стоит! Я не кровавый тиран, моя цель — это продолжение бескровной революции. Я не призывал солдат убивать Родзянко. Вы можете опросить кого угодно. Я лишь указал, что имеет место заговор против революции. Дальше от меня ничего не зависело. Толпа сама нашла виновных и виноватых, я был бессилен. Мы только в самом начале пути к нашей свободе, и мы победим! Больше мне добавить нечего.

— Но как вы тогда планируете удержать власть, ведь почти весь Петросовет уничтожен революционными массами в процессе межпартийной борьбы, провокаций и взаимных покушений.

— Как? Отвечу так. Решать будет народ и его представители в Советах рабочих и солдатских депутатов на местах, а Петросовет временно расформирован. Мною даны указания всем его членам о перевыборах. В течение недели-двух Петросовет вновь возобновит свою работу, но возможно, в ином качестве. Моя партия пока слишком мала и немногочисленна, а разбитые остатки остальных партий дезориентированы из-за предательства своих вождей. Поэтому, в каком качестве и составе он продолжит работу, мне пока неизвестно.

Но я планирую начать сотрудничество с РСДРП в лице меньшевиков. Их лидер на сегодняшний день, товарищ Плеханов, глубоко почитаем и уважаем мною. Надеюсь, мы с ним сможем создать партийную коалицию и привести общими усилиями наш народ к торжеству Свободы.

— То есть, вы хотите создать новое правительство, но не вводить в него никого из других партий, кроме кадетов, прогрессистов и октябристов, — выкрикнул с места ещё один журналист, кажется, это был корреспондент «Московского листка».

— Мы проводим консультации со всеми, не волнуйтесь, новый состав правительства будет ещё более народным и даже включать в свой состав народы, до этого никогда в жизни не допускавшиеся к управлению государством.

— Это кто?

— Пока не знаем, но за два дня этот вопрос будет решён, не сомневайтесь.

— А как вы намерены справляться с министерством внутренних дел и быть при этом военным и морским министром?

— У меня отличные помощники. А к управлению военным министерством мы не можем сейчас допустить никого из старой власти, а из новых лиц доверия нет ни к кому. Ярчайший пример этому — господин Гучков и господин Милюков, которые оба сейчас сидят в тюрьме. Россия ведёт тяжёлую войну уже три года, и в этот тяжёлый час я не могу себе позволить дать нам проиграть.

— Вы будете воевать до победного конца?

— Мы будем воевать, следуя интересам нашего государства, нам нужен мир без аннексий и контрибуций. Мы будем стремиться к этому всеми силами. Страна и народ уже устали от войны, но, к сожалению, мы не можем принять это решение в одностороннем порядке, ведь мы связаны союзом с Англией и Францией. Мы не можем их бросить наедине с Тройственным союзом, это наш долг! В связи с этим, сепаратный мир невозможен, кроме того, нам не нужны Черноморские проливы. Но и безрассудно бросать в бой наших солдат было бы в высшей степени необдуманно.

Потому что победу Революции принесли на своих штыках солдаты, и теперь мы не можем не оправдать их надежд о мире. Но мы должны быть реалистами, господа…

Керенский тщательно подбирал слова, зная, что его речь записывают и быстро разберут на цитаты ведущие газеты всего мира. Глупые заявления о продолжении войны до победного конца отринут от него народные массы. А категорический отказ от продолжения войны насторожит союзников, и они могут принять экстренные меры самого различного характера и свойства.

А возможности для этого у них были. С недавних пор Керенский подозревал, что на морячков очень сильно влияют заокеанские друзья, но не САСШ. Помилуй Бог! Нет, есть такой остров, и люди там есть, очень хитрые и циничные люди, вспоминающие свою страну всегда с некой приставкой — старая и добрая… А ведь доброй эта страна не была никогда!

— Надеюсь, господа, я ответил на все ваши вопросы.

— Нет, не на все! — начали кричать отовсюду, и снова защёлкали магнитные вспышки, подсвечивая фотографирование.

— А как ваша личная жизнь? Вы развелись, и ваша семья уже уехала за границу?

— Да, действительно, я разведён. Это весьма прискорбно, но это цена, чтобы быть «Вождём революции»!

— И у вас нет сейчас никого взамен?

— Никого, кроме самой Революции. Я женат только на ней… Простите, господа, но я не готов отвечать на личные вопросы и считаю это неуместным, особенно сейчас. Ведь я не принадлежу себе, я принадлежу нашему государству. Конференция окончена, господа. Вы свободны.

В третий раз защёлкали фотоаппараты, а в блокноты усиленно записывалось всё подряд. Керенский вышел из-за стола и направился на выход, остальные потянулись вслед за ним. Так и промолчавшие всю конференцию, Шингарёв и Коновалов стали обмениваться яростными репликами.

Кто-то из журналистов остановился рядом с ними, внимательно прислушиваясь к происходящему разговору. Князь Львов тяжело встал и, отчасти хмурясь, а отчасти радуясь, покряхтел на выход. Терещенко с невозмутимым видом встал вслед за Керенским и быстро последовал за ним. Догнав Керенского этажом ниже, он остановил его и спросил.

— Александр Фёдорович, вы не могли бы объясниться? Я ведь не просил вас назначать меня обер-прокурором. Мне не нужна эта должность.

Керенский обернулся, оглянувшись вокруг, рядом никого не было, кроме охраны. Дав ей знак не пропускать никого к ним, он ответил.

— Я понимаю, но на должности министра финансов вы не справляетесь никоим образом. Кем вы тогда хотите стать в правительстве? Министром образования?

— Нет, не надо передёргивать, Александр. Я готов стать министром иностранных дел.

Керенский задумался, ему абсолютно не был нужен Терещенко, который не понятно, как и зачем попал в правительство. Но дело в том, что Керенский уже решил для себя, что это правительство продержится от силы месяц, пока он окончательно не укрепит свои позиции, и тогда нужно будет его менять кардинально, а пока, а пока можно.

В конце концов, ведь можно министра послать в Англию и даже дальше, в Америку. За время его плавания туда и обратно пройдёт месяц, и он больше не станет нужен, да, собственно, ничего и не решит.

— Хорошо, я согласен. Быть вам министром иностранных дел, если вы так хотите. Я уж, простите, не видел вам смысла оставаться министром финансов, а обер-прокурор — нейтральная должность, и она бы вам подошла, так как я не хотел бы убирать вас из правительства.

— Благодарю, — слегка наклонил голову Терещенко. — А что будет с должностью обер-прокурора?

— Что будет? Да ничего не будет, я её упраздню. Церковь, насколько я понял, хочет отделиться от государства и создать патриархат. Вот и пусть создаёт. Государство больше не будет вмешиваться в её жизнь и даже снимет с неё такие функции, как регистрация браков, умерших и родившихся. Подобный учёт надо возложить на новые государственные органы. Не знаю ещё на какие, но мы возложим, не сомневайтесь.